– Я забыла спросить, как идет процесс, – пробормотала Лейни, лениво выводя узоры на груди Дика и навивая на пальцы упругие завитки.
Они долго лежали, обессиленные любовной схваткой, но наконец встали и пошли проведать близнецов, крепко спящих, невзирая на незнакомое окружение. Когда Дик заметил, что до двухчасового кормления осталось совсем недолго, Лейни объяснила, что теперь они спят всю ночь.
Они вернулись в постель, и Дик нагромоздил подушки у изголовья, так, чтобы можно было полусидеть. Лейни лежала между его ногами. Груди упирались в ребра.
– Сегодня после полудня вынесли приговор.
– И ты, конечно, выиграл.
Его улыбка вышла кривоватой и немного смущенной.
– Не совсем. Его признали виновным в том, что запускал руки в карман компании. Но он отделался огромным штрафом и условным сроком на пять лет. Я, разумеется, опротестовал решение, но втайне был доволен.
– А он действительно был виновен?
На этот раз улыбка была восхитительно сатанинской.
– Еще бы!
Она рассмеялась и прижалась к нему.
– Ты неисправим.
– Но ты любишь меня? – допытывался он.
В ее глазах теперь плескалась любовь. Не грусть, которая всегда их затуманивала.
– Да. Я люблю тебя.
– Я сбиваю с толку свидетеля наводящими вопросами.
Она поползла по его телу и прижалась к губам губами.
– Я люблю тебя. Всем сердцем. И поклялась бы в этом под присягой.
Она поцеловала его, и он, восхищенный ее раскованностью, стал гладить ее спину и попку. И был вознагражден мурлыканьем пробудившегося желания. Но сначала ему нужно было кое-что сказать ей. Поэтому он отстранился и поднял руки на более нейтральную территорию: ее плечи.
– Завтра ты познакомишься с моей семьей.
– Так скоро? – испугалась она.
– Обед по случаю дня рождения матери. Семейная традиция: собирается весь клан, – с деланой беспечностью объяснял он.
– Ты можешь поехать без нас.
Ее страдания были подлинными, и Дик это знал.
– В этом случае мама больше в жизни не станет со мной разговаривать. Она считает, что я запланировал твой приезд с детьми в качестве подарка лично ей. И поскольку я завяз в процессе и не купил ничего другого, ты спасла мою шкуру.
Но вид у нее по-прежнему был встревоженным. Тогда он обнял ее и прижался губами ко лбу.
– Лейни, я так горд, что ты моя жена. Я хочу делить тебя с родными, а их – с тобой. Им не терпится тебя увидеть. Тебя напичкают едой, утопят в вине, осыплют поцелуями, задушат в объятиях. Поверь, тебе слова не дадут вымолвить, а потом начнутся племенные войны за то, кому подержать близнецов первым.
Ее глаза затуманились слезами, но она улыбалась. Лейни не знала той счастливой суматохи, которая всегда творится на больших семейных собраниях, но считала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Я боюсь. Но звучит это здорово. Просто чудесно!
– Это ты чудесная!
Он поцеловал ее, уверяя своим пылом, как и обещаниями, что это тоже правда. Ее реакция тронула и возбудила его, но он хотел, чтобы все углы новой жизни были выметены начисто.
– Я искал дом, – начал он.
Она покачала головой, щекоча распущенными волосами его массирующие руки. Теперь, независимо от ее желания, каждое движение было чувственным. Сексуальным. А ведь раньше она была окружена коконом неуверенности и неудачливости. Но Дик терпеливо учил ее любви, и она сбросила стеснявший ее кокон, чтобы стать женщиной, способной отдавать и принимать великую страсть. Обрела уверенность в его любви к ней.
– Это необязательно, Дик, совершенно необязательно. Я возражала против жизни здесь, но не из-за расположения дома, – лукаво улыбнулась она. – Кроме того, у меня здесь друзья, всего несколькими этажами выше. Помнишь Салли и Джеффа? Полагаю, следовало бы позвонить им и сказать, что я вышла замуж и теперь живу здесь.
– Я тоже хочу ближе познакомиться с ними, но не звони прямо сейчас.
Последовал долгий неспешный поцелуй, такой же страстный, как все его ласки.
Отстранившись, он стал играть с прядями волос, обрамлявших ее лицо.
– Кстати, о домах. Я знаю, что ты не любишь небоскребы из-за лифтов. И не хочу, чтобы мои дети выросли без большого двора, в котором можно резвиться без помех. Поэтому нашел дом, который, надеюсь, ты одобришь.
– Если ты знаешь, что делаешь, и уверен в этом…
Она снова стала целовать его торс, а уж руки ни минуты не оставались в покое.
– Уверен. Это холостяцкая квартира. Нам будет здесь тесно.
Услышав его слова, она необычайно обрадовалась и стала тереться о его живот носом, подбородком и губами. Нежно покусывала, гладила, целовала.
– Нужно что-то поскорее решать. Сейчас у нас три дома.
– Что ты хочешь делать с тем, что в Саннивейле? Если пожелаешь, я его куплю.
Ради нее он был готов на все.
– Ты должна знать, что всегда есть куда возвратиться.
Лейни прижалась щекой к его бедру и стала гладить мускулистые колонны ног.
– Но я не собираюсь возвращаться, – тихо заверила она.
– Лейни! – простонал он, когда она легонько коснулась его языка своим. Он уложил ее себе на грудь и заглянул в глаза.
– Сказать не могу, как я счастлив это слышать.
– Сказать не могу, как я счастлива. Просто счастлива.
Они поцеловались, и это было клятвой, связавшей их сильнее, чем брачное свидетельство или произнесенный вслух обет.
– Утром, когда я удирала, никогда бы не подумала, что вернусь и буду лежать здесь с тобой, – призналась она и игриво потерлась животом о его живот. Его глаза сверкнули, но он продолжал нежно гладить ее спину. Раздвинул бедра, стал ласкать, пока ее глаза не потемнели от страсти. На ее горле, под его губами, пульсировала жилка.
– Я думала, ты забудешь меня, как только уйду. Что заставило тебя отправиться на поиски?
Он задохнулся, когда она медленно вобрала его во влажную тайну своего тела.
– Я знал, что нашел женщину, с которой хочу делить жизнь, – признался он, сжимая ее бедра. Она стала извиваться над ним.
– Другой мне не надо. Никого. Я хотел быть с тобой и должен был тебя найти.
Должен был. Господи, Лейни… милая…
Его тело напряглось и выгнулось, наполняя ее. Дик подался вперед, взял ее грудь и поднес к губам. Голова Лейни бессильно откинулась, когда он сомкнул губы на ее соске. Каждый выпад все ближе подводил ее к пику блаженства.
И вот он настал и окутал их золотистым теплом. Каждая частичка тела пульсировала наслаждением завершения. Их души слились в пламени такой силы, что оно будет гореть вечно.
– Дик, ты спишь?
– Угу.
– Знаешь, какой сегодня день?
