Он не закончил, но Кейт просияла: она догадалась, что имел в виду Джо.
— Быть может, ты остановишься у нас? Мы будем очень рады, — тотчас предложил Кларк, бросив быстрый взгляд на жену.
Но Элизабет не возражала: лицо Кейт сияло такой глубокой и чистой радостью, что она была просто не в силах ее б разочаровать.
— Да, поживите у нас, Джо, — сказала она.
Кейт едва не разрыдалась от счастья. Со слезами на глазах она поблагодарила мать, от которой меньше всего ожидала подобного великодушия. На самом деле Элизабет отнюдь не изменила своего мнения, просто она знала, что бороться со стихией глупо. Если тебя несет бурный поток, разумнее всего не барахтаться, а плыть по течению, экономя силы и высматривая на берегу подходящее местечко, где можно выкарабкаться на сушу.
Было и еще одно соображение, которое, правда, пришло ей на ум несколько позднее. Они с Кларком могли, разумеется, пустить в ход свой родительский авторитет и настоять на том, чтобы Джо остановился не у них, а где-нибудь в гостинице. Но если бы он не вернулся с войны, Кейт до конца жизни винила бы их в том, что они не дали им в последний раз насладиться обществом друг друга. Таким образом, в данной ситуации самым разумным было проявить великодушие и закрыть глаза на очевидное нарушение приличий. Впрочем, в военное время многие старые правила стали не такими строгими или были забыты вовсе, и Элизабет надеялась, что никто не осудит их, если они дадут кров мужчине, который даже не помолвлен с их дочерью. Разумеется, оставалась опасность, что Кейт может совершить глупость, однако для этого ей вовсе не обязательно было находиться дома. К тому же Элизабет собиралась специально поговорить с ней об этом.
Другое дело — Джо… Он вполне зрелый тридцатилетний мужчина, у которого наверняка есть свои мысли и желания, вовсе не обязательно совпадающие с интересами Кейт. Однако, покуда он сдерживал себя, Элизабет не возражала против его пребывания в их доме. Напротив, она была даже рада его видеть… Ну, а будет ли Джо и дальше сдерживаться, целиком зависело от Кейт.
Остаток вечера пролетел незаметно. Вскоре после наступления полуночи Джо оставил их — ему предстояло вернуться на такси в Бостон, чтобы там сесть на поезд до Вашингтона. На прощание Джо крепко поцеловал Кейт и пообещал, что через три дня они снова увидятся. Кейт очень не хотелось возвращаться в колледж, пока Джо будет в Бостоне, но родители сказали, что занятия лучше не пропускать, и она скрепя сердце подчинилась. Хорошо еще, что Элизабет разрешила Кейт жить дома и оттуда каждый день ездить на занятия. Это была единственная уступка, которую сделали ей родители, но Кейт все равно была бесконечно им благодарна.
— Я сам буду возить ее в колледж и следить, чтобы она не прогуливала, — пообещал Джо Кларку, и Кейт неожиданно почувствовала себя так, будто у нее не один отец, а два.
Она и раньше замечала, что Джо относится к ней почти по-отечески покровительственно, и первое время ей это даже нравилось. Сейчас, однако, подобное отношение с его стороны несколько ее покоробило — не того она от него ждала. Но Джо очень скоро рассеял все ее сомнения. Прежде чем сесть в такси, которое должно было доставить его в Бостон, он снова обнял Кейт, поцеловал и сказал, что сильно скучал без нее и что очень ее любит.
Именно этих слов Кейт ждала все девять месяцев, что они не виделись. Она надеялась, что Джо напишет их в одном из писем, но он, очевидно, не считал возможным доверять свои чувства бумаге. Теперь же он произнес эти слова вслух, прочнее уверенно, твердо, и Кейт несколько раз повторила их про себя, стараясь лучше запомнить его интонацию. Она знала, что это воспоминание будет одним из самых дорогих в ее жизни.
— Я тоже люблю тебя, Джо, — сказала она в ответ. — Мне очень тебя не хватало. И я ужасно беспокоилась, как ты там.
Не надо так волноваться. Я уверен, что мы оба благополучно переживем эту войну, сколько бы она ни длилась. А ютом… — добавил он задумчиво, — вот увидишь, как счастливы мы будем! Кейт подумала, что эти слова лишь отдаленно напоминают обещание, какого ждала от Джо Элизабет, но самой ей уже ничего не было нужно. Достаточно просто быть рядом ним — все остальное не имело значения. Из Вашингтона Джо вернулся раньше, чем рассчитывал, гром в среду он позвонил Кейт с вокзала и уже через час был дверей ее дома с небольшим чемоданчиком в руке. Элизабет Показала ему гостевую комнату, помогла устроиться, и с этого Дня Джо зажил с ними, словно был полноправным членом их семьи. Он был безукоризненно вежлив, обладал прекрасными Манерами и обнаружил такое глубокое знание светских обычаев, какое в нем было трудно предположить. Но самое главное, он относился к Кейт подчеркнуто по-рыцарски, что особенно нравилось ее родителям. Даже Элизабет не могла не Признать, что ничего подобного она не ожидала. Единственное, чего Джо не сделал, — это не попросил у них руки Кейт, и это обстоятельство продолжало смущать Элизабет. Несколько раз она делилась своими сомнениями с мужем, чтобы в конце концов Кларк как-нибудь деликатно коснулся этой темы в разговоре с Джо.
В тот день он специально вернулся из офиса раньше обычного и застал Джо в гостиной, где он рисовал на листках бумаги эскизы каких-то узлов и агрегатов. Еще раньше Джо обмолвился, что разрабатывает самолет новой конструкции Пока шла война, построить даже опытную модель было, разумеется, невозможно, но он был уверен, что когда-нибудь этот «самолет его мечты» непременно поднимется в воздух. Пока же Джо продолжал обдумывать конструкцию, вносил какие-то изменения и заполнял целые блокноты самыми разнообразными поправками и комментариями.
Увидев Джо за этой работой, Кларк, естественно, заговорил с ним о сравнительных характеристиках американских и немецких истребителей. Упомянули они и о Чарльзе Линдберге, который, как и Джо, хотел записаться добровольцем в военно-воздушные силы, но против этого решительно выступил президент Рузвельт. Теперь Чарльз помогал Генри Форду в организации производства тяжелых бомбардировщиков на одном из его заводов. Все признавали, что таким образом Линдберг мог принести своей стране куда больше пользы, чем если бы летал над Ла-Маншем, сбивая самолеты люфтваффе, однако, несмотря на это, газеты порой жестоко критиковали его. Они не в силах были простить Линдбергу прогерманских политических взглядов, которых он придерживался до войны. Впрочем, в последнее время знаменитый летчик показал себя примерным патриотом и сумел в значительной степени реабилитироваться в глазах общества. Кларк, во всяком случае, совершенно искренне недоумевал, как еще недавно Линдберг мог быть столь недальновидным и наивным, что позволил себе увлечься идеями гитлеризма.
