– Мам, прямо по-настоящему! – пискнула где-то рядом с трубкой Тонечка. – Прямо за мымя!
– Не мымя, а вымя! – смеясь, поправила правнучку Антонина Владимировна.
– Постой, ба… Скажи мне быстрее, у Таечки какая фамилия?
– А ты что, не знаешь? Эх, Натка, удивляюсь я тебе…
– Ой, да погоди ты! Говори быстрее!
– Ну, Федорова… А что такое? Случилось что-нибудь? С Таечкой?
– Да нет… Нет, все в порядке! А деревня, в которой жила Таечка до войны, называлась Федоровка?
– Ну да…
– А дочку ее Марией звали?
– Да, она говорила – Машенькой… Да зачем тебе?
– Ладно, ба! Я тебе потом все расскажу! Потом! Сейчас пока не могу, мне срочно позвонить надо! Пока!
– Куда позво… – оборвался и исчез в пространстве испуганный бабушкин голос.
– Куда, куда… На кудыкину гору… – нервно пробурчала Наташа себе под нос, трясясь руками и лихорадочно вспоминая московский код для набора.
В трубке после длинных гудков пошли такие же длинные музыкальные переливы, потом вежливый автоматический голос попросил ее «обязательно оставаться на линии», чтобы дождаться ответа. Наконец после легкого щелчка другой голос, уже с живой хрипотцой, произнес ласково и устало:
– Здравствуйте. Говорите, вас слушают…
– Здравствуйте… Дело в том, что я сейчас видела в прямом эфире… Ведь у вас прямой эфир, да?
– Да.
– Сейчас там был сюжет про Таисию Федорову… Ее разыскивают дочь и внук, Мария и Генрих…
– Да. Прошел такой сюжет. Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Что вы хотите сказать?
– Дело в том, что Таисия Федорова всегда жила в нашей семье, это моя няня… Она родом из деревни Федоровка, Смоленской области. У нее была дочка, ее звали Машенька… Это она, она там в студии сидит! И половины мизинца у няни нет, понимаете? Это она! Она!
– Да. Не волнуйтесь. Очень хорошо, что вы нам позвонили. Я сейчас попытаюсь организовать ваш звонок в прямом эфире…
– Н… Нет, я не смогу… Я и правда очень волнуюсь. Лучше вы запишите мой телефон и адрес и передайте им…
– Хорошо. Говорите. Мы обязательно все передадим.
Наташа торопливо начала перечислять в трубку все номера телефонов, какие помнила – и свой мобильный, и свой домашний, и бабушкин мобильный и домашний, и даже свой рабочий телефон назвала зачем-то. А потом перешла к адресам. Девушка на другом конце провода терпеливо повторяла за ней цифры и слова, потом еще раз прожурчала в трубку свое ласковое «благодарю – передадим – не волнуйтесь» и, наконец, отключилась.
Прижав к груди трубку, Наташа снова уставилась в телевизор, где на фоне трогательной музыки и студийных аплодисментов уже обнимались и плакали какие-то люди, и камера выхватывала дрожащие от слезного умиления зрительские лица. Потом в нее вплыло лицо ведущего, и он, опять же под музыку, произнес очень душевно:
«– Ищите друг друга. Ищите и надейтесь, а мы всегда рады вам помочь… Да, кстати! – вдруг оживился он и, вытянув шею и радостно сверкнув человечинкой в усталых глазах, проговорил кому-то в зрительный зал: – Для вас есть хорошие новости! Только что был звонок, и, я думаю, ошибки тут быть не может. В это трудно поверить, но ваша мама нашлась. Подойдите к нашему редактору, пожалуйста, он передаст вам все полученные данные. Я очень рад за вас!»
Камера выхватила напоследок заплаканное изумленное лицо Марии, ее дрожащие, сцепленные под подбородком ладони, и тут же в студии начал медленно гаснуть свет, и видно было, как Генрих торопливо спускается по проходу, застегивая на ходу пиджак.
Наташа понимающе покачала головой – давай, давай, Генрих, поторопись за моими адресами-телефонами. Ишь, какой у Таечки внучок выискался. Не кто-нибудь, а Генрих Штольц из Германии…
Вздохнув, она снова опустилась на диван, обхватила ладонями горящие щеки. Нервное возбуждение постепенно утихало, и она еще посидела под бодрую мелодию заставки программы «Время», отрешенно поглазела на строгую, всегда гладко и стильно причесанную ведущую. Потом вдруг подскочила как ужаленная – что ж она тут сиднем сидит, на прически любуется? Надо же срочно к Таечке ехать! Вызывать такси и ехать! Быстрее! Такие у нее новости для Таечки, а она тут расселась!
Вечерний город, будто понимая ее состояние, распахнулся сразу всеми зелеными светофорами, и уже через двадцать минут она стояла перед дверью их «бабьего дома», нетерпеливо шаря в сумочке в поисках ключей. Из двери напротив выглянула соседка, уставилась на нее удивленно:
– Наташенька, что это ты так поздно? Я у вашей старушки была, и покормила, и перестелила…
– Ой, тетя Нина, тут такое дело… У Таечки же дочь нашлась! Представляете?
– Да ты что?! И как? И где?
– Потом, тетя Нина, потом… Я сначала Таечке расскажу…
Уже влетев к старушке в комнату и усевшись на скамеечку возле кровати, она вдруг поняла, что не может говорить вообще. Горло перехватило на выдохе, будто груз новости, который она так легко и торопливо сюда несла, лег огромной ответственностью на плечи. Тяжек отчего-то оказался груз, на удивление тяжек…
– Чтой-то ты, Наташичка, заполошная такая… – слабеньким голоском проговорила Таечка и по привычке потянула руки к ее лицу. – Дай я тебя пошшупаю… Вон и глазки у тебя мокрые… Чегой глазки-то мокрые, Наташичка? Плачешь нето?
– Нянечка… Послушай меня, что я тебе скажу! Только ты не волнуйся, пожалуйста, ладно? Послушай меня… Не волнуйся только…
Горло предательски перехватило спазмом, и она опять то ли всхлипнула, то ли икнула от волнения, прижимая сухие старушечьи ладони к щекам. Никогда она раньше такого не делала с Таечкиными слепыми ладонями, чтобы самой их к лицу прижимать. Лишь выжидала терпеливо, когда завершится процесс «ошшупывания» ее лица. А иногда и крепко сцепив зубы выжидала.
– Только не волнуйся, нянечка, только не волнуйся… – никак не могла она выбраться из этой дурацкой фразы, будто сбилось что-то у нее в голове.
– Да што такое, Наташичка, мнучичка… Не томи, а то у меня аж сердце захолонулось!
– Таечка, твою дочку звали Машей, да?
– Ну да, Марусей, царствие ей небесное… А тебе зачем, Наташичка? Ты меня раньше и не спрашивала никогда… Погибла моя дочка, Наташичка, ишшо в войну погибла. Тогда вся деревня наша сгорела…
– Таечка, твоя дочка жива! Маруся жива, понимаешь? Я сама только что об этом узнала! Из телепередачи! Да ты ее знаешь, эту передачу, вы всегда ее с бабушкой раньше вместе смотрели! В общем, твоя Маруся всю жизнь тебя искала… Она тогда не погибла, не сгорела в доме вместе со всеми, она за тобой в лес побежала! Представляешь? Ее потом партизаны нашли… А после войны она в Германию поехала – думала, что тебя туда немцы угнали… И замуж там вышла! И жила в Германии все последние годы… Таечка! Ты меня слышишь или нет? Да что с тобой? Ты меня слышишь?
