Когда я накрыл их, моя супруга заявила, что я неотесанная деревенщина, что игры подобного рода не могут вызывать в мужчине иных чувств, кроме возбуждения, и открыто предложила присоединиться к ним. Ее партнерша не испытывала радости от такой перспективы, удивляюсь, как "махровая" лесбиянка могла успешно зарабатывать на этом поприще. Путана-лесбиянка, наверное, это отголосок выбранной профессии, иметь любовника-мужчину все равно, что брать работу на дом.
Я объяснил, может слишком грубо и эмоционально, что для меня это не приемлемо, как в прочем должно быть и для моей жены. Вот в чем выразились наши основные "непримиримые противоречия". Мы развелись. Теперь тебе понятно, почему мне не хочется кричать на всех углах об обстоятельствах моего развода?
– Где она теперь? – я долго ждала, что бы задать этот вопрос.
– Она умерла.
– Как…? – обомлела я, хоть и ожидала подобного.
– Вернее погибла. Я узнал об этом недавно, от ее сестры. Она решила, что мне это необходимо знать. Ее зарезали вместе с Эльзой "при вооруженном нападении с целью ограбления" – так сказано в протоколе. Кто-то посчитал их слишком богатыми.
Криминальная среда. Вот собственно и все. Есть вопросы?
– Мне жаль, – только и могла сказать я.
– Меня или ее? – спросил Андрей.
– Вас, – ответила я.
– Нас давно уже не было. Не о чем жалеть. Если вопросов нет, я прошу тебя не вспоминать об этой истории, – резко сказал Андрей.
– Хорошо… – я была насторожена переменою в голосе Андрея и подняла глаза взглянуть ему в лицо.
В кухне был полумрак, Андрей сидел спиной к слабому вечернему свету, проникающему в окно. Я отстранилась от кухонной стены, на которую опиралась все время печального рассказа Андрея. Мое движение было принято им за попытку пожалеть его, выказать соболезнование, и он отдернулся от меня, как ужаленный.
– Ты, смею надеяться, заметила, что я не отличаюсь сентиментальностью, и все эти сопли с сахаром не производят на меня должного действия, так, что не теряй даром времени.
– Воспользуюсь твоим советом, – я была обижена его неожиданным выпадом на мое проявление внимания. Он ощетинился, и к нему невозможно было пробиться ни словом, ни ласкою. Может, он все еще помнит, как я разрушила его "защиту" в парижском отеле?
– Надеюсь, не выгонишь меня в ночь? – спросила я, в тщетной попытке разглядеть выражение его лица из-за сгущающейся темноты.
– Я не собираюсь выгонять тебя ни ночью, ни днем. Я решительно хочу, что бы мы были вместе, несмотря на твое заявление о том, что ты передумала.
Он, что шутит?!! Отчаявшись разглядеть подобие издевательской улыбки на его лице, я рванулась дотянуться рукою до включателя на противоположной стене. Попытка была пресечена длинными ногами Андрея, в которых я запуталась, и окончательно потеряла равновесие. Ударившись бедром о его колено, я пристроила свое лицо в складках его рубашки, перепачкав помадою его шею, воротник и часть рукава.
– Викторова, я вижу – ты рада, но видит Бог, даже не мог рассчитывать на такое горячее изъявление любви и благодарности!
Он крепко держал меня, прижав к своей груди одной рукой, другой гладил меня по волосам на затылке. Мой нос и рот были зажаты в районе его подмышки, и я развлекалась тем, что напрасно бубнила проклятия в его адрес и пыталась выдернуть голову. Он держал меня и тихо шептал "ну, что ты, я верю, верю", до тех пор, пока я не успокоилась, и начала посапывать, вдыхая приятный мятный запах его дезодоранта. Когда решил, что я окончательно успокоилась, он спросил:
– Не будешь драться?
Я трясла головой и пробубнила, что драться не буду.
– И ругаться, тоже не будешь?
В ответ я изрыгнула: "Хам!" и почувствовала, как окрепла, ослабевшая было хватка.
Я поторопилась:
– Не буду, не буду, клянусь.
– Люблю твои клятвы! Уж если поклялась, то могила! – хохотнул Андрей, отпустил меня из заточения, но не со своих колен. Он поправил пряди моих волос прилипших к покрасневшему лицу, нашел соскочившие тапочки и надел на мои ноги, перепутав, правый с левым, причем помпоны накренились в разные стороны и стали походить на клоунские. Мы рассмеялись.
– Кстати о клятвах… – он был настроен расставить все точки над i. – Я не шутил, когда сказал, что будет свадьба, можешь готовить список, в чем мы поклянемся друг другу перед богом. Лично высеку каждую букву на граните и установлю в нашей спальне, так что особое внимание обрати на клятвы в любви и верности. Ну, уж если преступишь,…водружу на твоей могилке, вместо памятника.
– Это, как я понимаю, твое предложение руки и сердца? Мрачновато. Да и перспектива оказаться придавленной гранитною плитою с нарушенными клятвами… – и встрепенувшись, спросила. – А судьи кто? Кто будет решать, преступил ли ответчик клятвы? Не ты ли божественный?
– Я, – заявил с хитрой улыбкой он. – Пощады не будет.
– А вдруг ты, солнцеподобный, нарушишь собственную клятву, подписанную кровью?
Андрей забарабанил пальцами по столешнице, на лбу пролегла морщина, он явно прокручивал варианты, при которых подобное было бы возможно. Наконец, стукнув ладонью по лакированной плоскости, категорично заявил:
– Этого просто не может быть!
– В жизни все возможно, – сказала я. – Предлагаю, оставить все как есть. Мы будем жить вместе, без свадеб и клятв, мне вполне нравиться дизайн нашей спальни и без надгробных памятников.
– Уходишь от ответственности, – Андрей резко оборвал мои "предложения". – Оставляешь себе лазейку, мол, клятв не давала, я тебе никто и ты мне никто…
Хватит! И даже не спорь и не выдумывай оправданий! Или мы друг для друга все… или ничего! Выбирай!
– Прошу тебя, прислушайся ко мне, не руби с плеча, Андрюшенька… – я вложила в эти слова все убеждение, на которое была способна в этот момент.
Андрей протянул мне правую руку, левую положил на сердце.
– Берешь? – спросил он.
Он смотрел мне прямо в глаза и ждал. Я икнула, судорожно глотнула воздух, словно перед тем, как нырнуть, мысленно попрощалась со своей свободой и взяла его руку.
Я почувствовала, как он облегченно вдохнул, на все это время он затаил дыхание, чтобы ни пропустить и малейшее сомнение в моих глазах. Распрямил плечи, будто скинул тяжелый груз. Я взяла его левую руку, до сих пор прижатую к области сердца:
– И эту я забираю тоже, мне она необходима.
Улыбка Андрея затмила все мои вздохи по свободной жизни. Нужна ли она мне, эта свобода? В конце концов, когда он будет уверен, что я никуда от него не денусь, он не будет ершиться, и маленький глоток свежего воздуха я сумею себе выцыганить.
Как говорит моя заклятая подруга Аллочка: "Ночная кукушка всех перекукует".
