— Нет, она со своей мамой дома. Но я поговорю с ней завтра про комнату. Но ведь придётся повременить, ведь так?
В салоне повисла тишина. Колючая. И Иннокентий даже поежился.
— Если ты занят, я сама справлюсь. У меня есть деньги на карте. Даже за этим можешь не приезжать.
— Я приеду, Лида. В восемь я у тебя.
И он не опоздал, хотя и спал снова плохо. Одеяло вдруг начало кусаться, точно шерстяное. Иннокентий то раскрывался, то снова натягивал его на нос. Курить не курил. Вернее, выкурил всего одну сигарету. И вдруг понял, что за весь день и вечер с Настей ни разу даже не потянулся к пачке. Никотиновая зависимость сменилась новой — мышиной.
Лида не расспрашивала ни о чем. Выглядела бледной и нервно держалась всю дорогу за ручку двери.
— Тошнит? — догадался он.
Лида кивнула.
— Есть же ничего нельзя. Я еле дышу.
Он объезжал каждую выбоину. Те, что получалось, конечно.
В клинике все улыбались, но Иннокентий от посторонних взглядов чувствовал себя вшивым — а ведь надел шелковую рубашку! И явно не выглядел подле сестры нерадивым папашкой.
— Иди. Сама дождусь анализов. И остального…
Она провела ладонью по его локтю и оттолкнула.
— Лида, я никуда не спешу. Приду в офис после обеда.
Он не повышал голоса. Все тут в себе, по сторонам не глядят, не злорадствуют. Интерес к жизни других утерян.
— Иди, мне так будет легче. И я в любом случае попрошусь до утра остаться. Завтра Никита сам сможет меня забрать. Иди!
Она толкнула сильнее, и он подчинился. Ушел, не обернувшись, глотая горькие слюни. Он плохой? И даже сейчас?
Более того, он даже вечером оказался плохим: Настя наотрез отказалась сесть в его машину, отнекиваясь, что не хочет в Сосновку — слишком людно, слишком поздно, слишком холодно. Хорошо еще, он поцеловал ее сразу, вместо приветствия. Сейчас к ней было не подступиться. И что он сделал вчера не так? Что?
— Пошли тогда на собачий пустырь, — предложил он и осторожно взял Настю за руку, и та сжав ему пальцы, посмотрела прямо в глаза:
— В пятницу я дождусь тебя в центре и поедем к тебе.
Он не моргнул, хотя очень хотелось. Еще и ухо потрясти — не глюки ли?
— А как же мама?
— Она отпустила. Но теперь со мной не разговаривает.
Иннокентий сильнее сжал Настины пальцы, но поборол в себе желание прижать девушку к груди.
— Ну что ж… Перемелется…
Она сама ткнулась ему в грудь, но он тут же отстранил ее, боясь возможных слез.
— Пошли гулять! Нет, ты погляди на нее… — Эйты начала карабкаться по боку Иннокентия. — Вот как думаешь, она тебя защищает или возмущается, что я ей ничего не привез?
Он нашел открытое кафе около Сосновки и решил сделать сюрприз. Не предполагал, что поездка не состоится. Ничего. Поголодает. Но собаке-то за что мучиться?
— Может, пойдем мяса купим? Или сосиску в тесте? — предложил он, не получив от грустной Насти никакого ответа.
— Мы ее печенью и сердцем в основном кормим. Мясо она сама великолепно тырит со стола. И она сыта. А ты? Давай тебе купим?
— Я тоже сыт, — соврал он, чтобы не говорить, что на улице ничего не покупает. — Пошли гулять.
И они пошли. С собакой и друг с другом. Настя сама взяла его под руку и прижалась к предплечью. Мало практики — повисла на нем всем весом, мешала идти, но он не хотел, чтобы она отстранялась даже на миллиметр. Даже когда собака закручивала их поводком, Иннокентий раскручивался, как в танце, не отпуская от себя партнёршу. Потом подтянул Эйты поближе к ноге, чтобы показать, как положено вести себя приличным собакам. Но Эйты не была приличной — она была счастливой… дворнягой. Виляла хвостом, подпрыгивала, смотрела преданными большими глазами, трогала огромным языком свою тщедушную бородку…
— Кеша, держи ее!
Он не сразу среагировал на Настин крик. Поводок в тот момент он отпустил до предела, решив проверить, насколько хорошо Эйты усвоила первый урок собачьей походки от бедра. Этих двух метров хватило, чтобы Эйты встретилась с дратхааром. Эту породу Иннокентий смог признать, потому что знакомые охотники держали легавых. Он рванул на себя поводок через секунду после того, как собаки сцепились друг с другом. Им наперерез неслась еще одна. Скорость, как у гонщика, но Иннокентий успел выставить ногу, и удар пришёлся второй легавой в грудь. Собаки орали, клацали зубами… Люди вокруг тоже кричали, но Иннокентий не слышал слов. Поводок запутался в лапах Эйты и лишь опрокинул бедную на спину. Нога Иннокентия зависла в воздухе — он не знал, куда опустить ее. Потому нагнулся и схватился за ошейник. Боли от встречи с клыками он не почувствовал и не смог сообразить, которая из собак его оцарапала, после того, как увидел на белом шелковом манжете кровь. Подумал сначала даже, что кровь не его.
— Кеша! — это кричала Настя.
Он не обернулся — увидев палку, которая опустилась на спину одного из дратхааров, Иннокентий сильнее рванул поводок на себя, таща по земле Эйты, которая только через пару секунд сумела вывернуться и встать на все четыре лапы. Мужик с палкой орал на какую-то бабу. По двум поводкам в ее руках, Иннокентий смог догадаться, что это хозяйка собак. К ним еще бежал мальчишка, которого тащила за поводок овчарка. Видимо, сын мужика с палкой.
— Кеша, твоя рука…
Он потряс окровавленной кистью и улыбнулся Насте:
— Царапина…
— Она всегда их отпускает. Они к детям несутся, а она орёт, что собаки у нее дружелюбные, чтобы не боялись.
— Как рука, парень? — шагнул к ним мужик уже без палки, держа у ноги овчарку. — Эта тварь русского языка не понимает! Думаешь, можно заявить?
Иннокентий снова покрутил рукой и покачал головой.
— Не буду. Настя, пошли! — он продолжал держать поводок здоровой рукой.
— Ты не будешь, а они потом ребёнка загрызут какого-нибудь! — не унимался мужик.
— Они ж на собаку кинулись, — буркнул Иннокентий. — Настюш, иди спроси, прививки хоть есть?
— Так она тебе и скажет, что нет! — хмыкнул мужик с овчаркой.
Женщина уже пристегнула собак, но те продолжали рваться на поле боя, и Настя остановилась поодаль, чтобы спросить про прививку от бешенства. Женщина стрелял глазами в сторону Иннокентия, зажимавшего пальцем кровоточащую рану — платки теперь никто не носит, а в некоторых случаях они б очень пригодились.
— Все у них в порядке. Могу паспорта принести, — голос у женщины дрожал. Укушенный выглядел слишком солидно. — Может, вообще это ваша кусила…
— Может, и наша, — услышал ее слова Иннокентий. — Настя, пошли! У меня должен быть бинт в аптечке.
Они двинулись к дому. Женщина с легавыми пошла за ними следом, но на приличном расстоянии. Однако, увидев внедорожник, тут же смылась. А мужик, чертыхаясь, ушел от них еще раньше.
Иннокентий открыл багажник и попросил Настю взять аптечку из правого кармашка. Собака встала передними лапами на задний бампер и все порывалась зализать рану. Пришлось поднять руку выше, и кровь затекла в белый рукав.
— Насть, где право?
Настя от волнения сунулась влево, а слева была сеточка, из которой торчали две упаковки презервативов. Настя замерла. Иннокентий тоже, почувствовав на лбу ледяной пот. Подумает — соврал вчера, или того хуже — сегодня купил, перед встречей. А она как назло отказалась ехать с ним в Сосновку. Какая же сегодня непруха! И вчера, и позавчера тоже. А завтра будет полный… пушной зверек.
— Настя, у меня кровь идет. Аптечку достань.
Она обернулась, нервно заправляя волосы за уши.
— Пойдем ко мне. Нормально перекисью промоем. И завяжем…
— А как же мама?
Иннокентий спросил совсем тихо, а она закричала в ответ:
— А что мама?! Когда у тебя кровь…
Он сжал губы — угу, добавь еще: и презервативы в машине. Настенька, да как же так вышло, что, даже разменяв третий десяток, ты осталась таким ребенком? — хотел сказать, да промолчал.
— Ну, пошли, раз так.
Мама Насти открыла дверь и обомлела. Непонятно от чего больше — от самого факта появления на пороге гостя или от вида его окровавленной руки. Настя сразу затараторила про немецких легавых, тетку и про то, что Кеша отбил у них Эйты, которая уже тянула его в коридор за поводок, по-прежнему намотанный на руку.
