Делает шаг назад, забыв про чемодан, отброшенный мною к окну. Словно и нет меня больше в ее жизни.
Не хочу отпускать!
Не могу! Без нее не смогу?
Похоже. Черт…
Хотел ведь, как узнал, что трется около братца, поразвлечься, и выкинуть. Деньгами поманить, показав, что такая-же, как Марианна с Эдиком. Потом… понял, что не такая, другая совсем. Вообще не как все! И просто по течению плыл, знал, что все закончится, но…
Нет!
Прижал ее спиной к себе, обнял за талию боясь, что вырываться начнет. Не начала, не сопротивляется даже. Хороший знак? Или…
Или. Развернул к себе, устроил на коленях, обнял. Глядит на меня своими глазами невозможными, которые нутро мое переворачивают. Смотрит так, будто решила уже все. Вдохнул ее запах — цветы и мята. Ей бы венки плести на ромашковом поле, да на женихов гадать — этой девушке из народных сказаний.
— Марина, — говорю осторожно, боясь разрушить все. Если уже не разрушил. — Если ты про духи, то не было у меня ничего и ни с кем, кроме тебя. Это Вероника, и видео это ее рук дело. Она наказана уже. Клянусь тебе, что расшибусь, но видео это из всех источников вычищу. Всех найду, у кого хранится, и извиниться перед тобой заставлю. И всех, кто тебя обидел! На коленях будут ползать, землю жрать. И Веронику… хочешь, ее сейчас же привезут? Видишь, решена проблема.
— Не решена, — отвечает, хоть взгляд ее и яснеет. — Спасибо, конечно, но… ты ведь ради себя это все делаешь, да? Я-то и не нужна тебе сама по себе. Знаю, вы — мужчины — не любите таких разговоров, но ты о моих чувствах даже не вспомнил! Знал про это видео, догадывался, что показали мне, и не потревожился даже. Не позвонил!
— Я приехал за тобой! — отвечаю. — Разве это не важнее?
— Все важно, нет приоритетов. И ты словно в настольную игру играешь: меня унизили, ты узнал, и наказал. Я собираюсь уйти — держишь. Действие — противодействие, никаких эмоций, сплошная логика. Плевать мне на Веронику, и на угрозы ее дурацкие, и даже на это унижение, но вот с равнодушием твоим я не могу смириться!
С равнодушием? Это я-то равнодушен?
Нет. Или был таким?
Трясет всего от осознания, что уйдет сейчас, если не скажу слов правильных. Только бы сформулировать!
— Марина, — сглатываю тугой комок, мешающий говорить те слова, которые я не планировал произносить никому. И этой девушке тем более. — Ты мне небезразлична. Я не понял, что ты настолько чувствительна. Планировал дать всем то, что заслужили, и тогда уже показать тебе общую картину: что все обидчики наказаны. Понимал, что тебе неприятно, но не думал, что настолько. Если бы… если бы я о себе думал, о своем положении, то я бы не просил тебя со мной остаться, понимаешь? Но я прошу: останься! Пожалуйста, останься, ты мне нужна!
Не дышу, жду ее ответ. Руки, сжимающие тоненькую талию Светлячка, начинают подрагивать, как у запойного алкоголика. А она молчит.
И смотрит на меня.
Марина
Сильные руки Андрея плотно прижимают меня к себе, обнимают, удерживают. Спиной ощущаю, как бьется сердце Андрея — глухо и быстро. Забрался ладонями под майку, гладит, ласкает, сбивает с мыслей прикосновениями своими. Вот только…
Я не совсем ему безразлична.
Не это я услышать хотела. Это не «Я люблю тебя!».
Но ведь я нужна ему, как он сказал? Да, нужна. Чувствую это по еле сдерживаемому волнению, по движениям его рук, вжимающих меня в его тело, по дыханию.
Нужна.
И это уже не так мало!
А я его люблю. Люблю так сильно, что сердце заходится. И сказать ему хочется, но он ведь не ответит тем же, да и видно по мне, что я чувствую. А если Андрей не ответит мне на мое признание — дальше лишь в петлю.
Может, полюбит меня еще? Я ведь тоже не сразу, не с первого взгляда. По Олегу вон сохла, хотя…
Нет. Олег — что-то более взрослое, чем мои былые школьные любови, но он был для меня просто образом. Тем, кого я в воображении своем рисовала, представляя сказку — милый парень и хорошая девушка встречаются, влюбляются и женятся. И счастье до гробовой доски.
А Андрея я люблю? Не самообман ли это, вызванный первой близостью?
Нет.
Люблю.
И останусь, ведь и выбора никакого у меня нет.
Коротко вздохнула, повернулась к Андрею, чтобы ответить, но он меня остановил. Коротким поцелуем остановил.
— Ты ведь останешься? — шепчет между короткими поцелуями. — Я не могу сейчас остаться один. Тем более, без тебя. Останься, останься… просто говори мне, чего не хватает — сделаю все, только…
— Останусь, — успеваю ответить я, прежде чем его короткие поцелуи перерастают в более глубокий, жадный поцелуй. Ласкает меня как никогда нежно, врывается своим языком в мой рот, завоевывая и подчиняя. Как всегда, подчиняя меня, ведь невозможно сопротивляться, когда бесконечно любимый и желанный мужчина так близко, и горит тем же огнем.
Одежду срывает, отбрасывает с яростью, подминает под себя, и врывается в меня. Заполняет собой, двигается жадно, будто у нас год ничего не было, а ведь мы только утром…
— Еще! — прошу со всхлипом, тянусь к Андрею своими руками, прося сама не знаю, о чем.
Чтобы не останавливался.
Чтобы остановился.
Чтобы…
Крепко держит за ладони, заводит мои руки за голову, удерживает своими, мешая двигаться… эгоист! Приподнимаю бедра навстречу резким толчкам его члена, чтобы еще полнее ощущать его в себе. Грудь ноет, выгибаюсь навстречу Андрею, трусь набухшими сосками об его грудь…
Дай же мне это чувство, дай!
Мы, кажется, совсем потеряли человеческие облики. И в пространстве потерялись, словно лишь мы с ним и есть на этой планете — Андрей и я.
Отпускает мои ладони, снова целует, мешая свое бешеное дыхание с моим. Еще сильнее вбивается в меня, врубается.
— Смотри на меня! — говорит, когда глаза прикрываю в ожидании пика. — Смотри на меня…
Взгляд дикий, голодный. Пугает меня до дрожи, но и еще больше возбуждает, хотя куда уж больше…
— Андрей, пожалуйста, — чуть ли не плачу, стоны срываются с губ.
— Сейчас… — шепчет, просовывает руки под мои бедра, и еще сильнее насаживает меня на себя. Долбит с нечеловеческой скоростью, заставляет смотреть на себя. Мы оба в поту, мы словно одно целое — так плотно прижимаемся к друг другу в ожидании наслаждения, которое…
Наступает, и уносит за собой разум.
Сил нет подняться, Андрей затащил меня на себя, и мы лежим. Прижалась к его груди, слушаю биение сердца. Легонько глажу мужчину по влажной от пота груди, и усмехаюсь.
Воистину, секс — лучшее лекарство. И мозги прочищает неплохо!
— Андрей, а почему ты сказал, что ты именно сейчас один не хочешь оставаться? — спрашиваю.
— Я имел в виду…
— Я поняла, слышала, что ты сказал. И все-таки, почему именно сейчас ты не хочешь в одиночестве оставаться?
Молчит, прикрыл глаза и молчит.
Ненадолго его откровенности хватило!
— Через месяц годовщина смерти отца, — говорит Андрей вдруг. — Отца убили, а через два с половиной месяца мать убила себя сама. Для меня это всегда тяжелое время. С ума схожу, когда один.
Да, Олег говорил что-то такое. Тянусь к Андрею, чтобы хоть как-то постараться ему помочь. Хоть на минуту, на мгновение. Чувствую, что боль его не отпускает… может, если расскажет, станет легче?
— Твой брат мне говорил, что ты был очень близок с родителями, — говорю осторожно.
Захочет — начнет говорить, нет — не обижусь. Сама не люблю болезненное вспоминать и заново переживать.
— Я постоянно был при папе, а Олег с мамой. Он не помнит уже, но так и было, — делится Андрей, и взгляд его затуманивается воспоминаниями. — Мы часто в походы ходили, на сплавы, рыбалку. Отец меня и с оружием научил обращаться, и в лесу выживать, и готовить даже. Говорил, что настоящий мужчина должен уметь все. Он был хорошим человеком, гораздо лучше, чем я.
