— Расскажи, как ты жила без меня? Маша говорила, что ты разыскивала меня.
— Да. Я не понимала, что случилось, куда ты пропал.
— А почему искать перестала? И как ты познакомилась с нашим бывшим охранником?
— Со Степаном? Все просто.
Я рассказала о наших совместных поисках, о неожиданном обмороке, визите в больницу и встрече с Анной Анатольевной.
— Мама тебе нагрубила?
— Дело не в том. Если бы Степан тогда не скрыл от меня информацию!
— Он что, знал об аварии?
— Нет. Но увидев в больнице твою маму, я попросила его узнать, к кому она приходила. Он спросил, но мне ничего не сказал.
— Сволочь! Хотя…
— Что? Ты не желал меня видеть?
— Не мог. Я тогда был парализован по шею, вращал глазами, и все. Речь позже восстановилась.
— О боже! Бо-же! За что?
Я резко села. Из желудка поднималась тошнота. Я зажала рот ладонями, чтобы не закричать в голос.
— Рита, Риточка, все в прошлом… Не надо так! Я думал, ты знаешь, — Антон уцепился за меня и тоже сел.
Он обнял меня сзади и крепко прижал к себе. Я чувствовала его тёплое дыхание на своей шее, видела бледные, в синих прожилках руки на талии, а слезы катились градом, растапливая тушь на ресницах.
— За что? Я не понимаю. Мы никому ничего плохого не сделали. Почему так несправедлива к нам судьба?
— Так, Маргарита! Прекращай истерику! — Антон поцеловал меня в шею. — теперь ни одна зараза нас не разлучит. А хочешь, я вообще перееду к тебе жить?
— Ты что! — мои слёзы мгновенно высохли. — Да твоя мать меня со свету сживет и кафе с лицом земли сравняет!
— Значит, не хочешь меня? Думаешь, стану обузой?
— Антон, не выворачивай мои слова наизнанку.
Я высвободилась из его рук и встала. Взгляд наткнулся на пакет, валявшийся на полу. Я подняла его и вытащила контейнер с тортом.
— О, ура! Давай его сюда! — Антон схватил контейнер и стал уплетать торт, приговаривая, — вкуснотища какая! Ух, ну, и мастерица ты!
Внезапно дверь распахнулась.
Мы испуганно посмотрели на вход, там стояла Анна Анатольевна с перекошенным лицом. Она пулей пронеслась по палате, оттолкнула меня и выхватила контейнер из рук сына.
Одно движение — и торт летит в мусорную корзину, а мы как заворожённые наблюдаем, как нежный крем по стенке сползает на дно.
Глава 34. Антон
Мама не успокоилась на том, что выбросила торт. Она схватила Риту за руку и стала теснить ее к двери.
— Ты что делаешь, малолетняя идиотка! Убить хочешь моего сына?
— Я… нет…, — лепетала Рита.
Ее лицо дрожало от ужаса. Тушь, расплывшаяся от недавних слез, застыла на щеках. Я от отчаяния мог только кричать.
— Ма-ма! Мама, перестань! — вопил я, но меня никто не слушал. — Что со мной случится от кусочка торта?
Мама будто сошла с ума. Она толкала Риту к двери, а та растерянно пятилась, не в силах противостоять мощи гнева, ревности, или… безумия. Короче, чего-то, не объяснимого простыми словами.
— Убирайся! Чтобы ноги твоей здесь не было!
— Простите! Простите!
— Ма-м-а-а-а…
Паника заметалась в голове.
Рита! Надо спасти Риту! Я одним движением столкнул безжизненные ноги с края кровати, опустил их вниз, рванулся и… встал.
— А-а-а, — по палате разнесся потрясённый крик.
Мои колени подогнулись, словно испугались звуковой атаки.
Я с грохотом, который, наверное, слышно было по всей клинике, свалился на пол. Затылок больно приложился о колесо кресла. Голова съехала вниз.
Две женщины упали рядом на колени.
— Антошечка, миленький, — плакала в голос Рита.
— Врача! Срочно! — металась в истерике мама, хотя достаточно было нажать кнопку вызова.
Дверь распахнулась: на пороге показались испуганные папа и Дима.
— Ох! — голова папы сразу исчезла, а Дима кинулся ко мне.
— Не трогай его, — взвизгнула мама. — Вдруг поврежден позвоночника!
— Н-е-е-е-т! — ответила Рита и схватила меня за руку.
Так, теперь они уже действуют заодно! А если мать узнает, что у неё есть чудесная внучка? О боже! Как же нам с Леночкой тяжело придётся!
— Все хорошо, со мной все в порядке! — пытался успокоить я своих женщин и охранника. — Я жив-здоров. Все нормально. Только… ноги… больно.
— Где больно? Где? Миленький мой!
Рита резко задрала пижамные брюки до колен. Я видел красные пятна на коже и… чувствовал боль. Благословенную боль!
— Дамы, брысь отсюда! — в палату ворвался лысый доктор, за его спиной моталась папина голова. Его встревоженные глаза лихорадочно блестели.
Профессор, доктор наук, Борис Иванович Щеглов, тряся кудряшками, совершенно не по-джентльменски растолкал моих дам и наклонился ко мне. И тут же, словно простокваша, вылившаяся из бутылки, палата наполнилась людьми в белых халатах.
— Выведите их! Немедленно! — крикнул доктор, показывая на маму и Риту пальцем.
Я видел, как Их подхватили под руки и помогли встать на ноги. Обе плакали: мама уже пришла в себя, поэтому только всхлипывала, а Рита — навзрыд. Она протянула руки ко мне.
— Погодите. Я хочу остаться! Антоша…
— Иди, иди. Не волнуйся. Со мной все хорошо.
— Точно хорошо? — спросил врач.
— Да. С такой высоты убиться насмерть невозможно, — пошутил я и подмигнул всем.
— Как знать, как знать. Хм. Поднимите его.
Папа взял маму и Риту под руки и насильно потащил их из палаты. Я вытянул шею, пытаясь в стеклянную полоску на двери разглядеть, все ли в порядке с Ритой, и напряжённо прислушался. Из коридора доносился только голос отца, который сердито отчитывал моих женщин.
— Как вы можете устраивать в клинике свару! — ругался он, и после секундной паузы: — Ничего не хочу знать…
Дальше я не расслышал: ко мне наклонился доктор Щеглов, который о чем-то совещался с коллегами, пока Дима поднимал меня с пола и устраивал на кровати.
— Так-с, молодой человек! И что вы тут придумали? Гонки по пересечённой местности решили устроить?
— Встать захотел, — засмеялся я, — вот, теперь ноги болят.
— Болят, значит, хм, посмотрим. Это хорошо, что болят.
И началось тотальное обследование и обстукивание моего тела. А оно реагировало. Впервые за пять лет я чувствовал прикосновение молоточка, и коленки дергались, слабо, едва заметно, но дергались. Душа ликовала от восторга, сердце стучало где-то в ушах, а я твердил одно:
— Доктор, я буду ходить. Да? Скажите мне? Буду?
— И-и-и, — протянул врач, но по его просветлевшему лицу и по взглядам, которыми обменивались медики, я сразу угадал ответ.
— Не тяните, доктор. Скажите! Я же чувствую ноги.
— Надежда есть. Точно! Но поработать ещё придётся много.
— Сделаем! Я теперь готов горы свернуть.
— Ну, горы не надо. Сделаешь самостоятельно первый шаг, будем считать, что поправишься. А почему ты вдруг решил встать?
— Рита принесла торт. Я попросил. Она так вкусно готовит, пальчики оближешь! А тут мама влетела, как фурия, и вышвырнула кусок в корзину, а потом на Риту набросилась. Я хотел защитить ее от нападок мамы.
— Ну-ну, кажется, мы остатки торта ещё долго со стен соскабливать будем, — пошутил доктор и показал пальцем на чёрный кусочек, прилипший к плинтусу.
— Простите, — смутился я.
— А вообще, будь с тортиками поосторожнее. Я только что твоей маме говорил, что надо соблюдать диету. Ногам, которые пять лет не двигались, понадобится много времени, чтобы научиться держать твоё тело. И теперь представь, что ты на тортиках своей жены поправляться начнёшь.
— Нет, что вы. Я не злоупотребляю.
— Если не хочешь время реабилитации увеличить вдвое, лучше воздержись от жирного, мучного и сладкого.
— Хорошо. Все сделаю. Зуб даю! Во сколько мне завтра приехать, Борис Иванович?
— Ну, зуб мне твой не нужен, — засмеялся доктор. — А вот этот вопрос пока открыт. Думаю, придётся тебе на несколько дней составить компанию этим стенам и мне.
