детском развлекательном центре.
«Что скажешь, дорогая Нур?»
Совесть, предостерегающая меня голосом мачехи, спит сладким сном, а душа заходится от радости и счастья.
Этой морозной ночью нам с Германом не до сна. После детского центра совершенно не хочется расставаться.
- Может, кофе? – предлагает он, пожирая меня глазами.
- С пахлавой, - радостно соглашаюсь я. – Вот только где сейчас найдешь работающее кафе?
- Ну-у, пахлаву не обещаю, - довольно хмыкает Герман. – А вот в хороший ресторан сейчас тебя отвезу.
Мы возвращаемся в центр и, чуть не доезжая до нашего дома, движемся дальше по проспекту. Лиманский паркует внедорожник на площади около большого торгового центра. Берет меня за руку и ведет внутрь бизнес-центра, пристроенного рядом. Мы поднимаемся на самый верх, где под покатой прозрачной крышей расположилось весьма пафосное заведение. Посетителей почти нет в это время. Но глядя на собравшуюся публику, чувствую себя замарашкой. Черный свитерок и такие же брючки – отличный вариант для любого заведения, но после бесиловки в детском центре от меня, как мне кажется, за версту разит потом.
Важный официант во фраке ведет нас к столику у окна, и я аж задыхаюсь от восторга, любуясь сумасшедшим видом. Вся Москва будто на ладони.
- Кофе, - небрежно бросает Герман официанту. – И какой-нибудь десерт даме.
- Какой? – учтиво уточняет паренек во фраке.
- Что там у вас осталось? – усмехается Герман и тут же поясняет мне. – Этот ресторан считается одним из лучших в Москве.
- В мире, - встревает официант. – Мы занимаем почетное…
Лиманский морщится. Не любит, когда его перебивают. Машет рукой, предлагая официанту помолчать.
- Сюда многие приходят поглазеть. И заказывают десерт. Поэтому к концу вечера тут уже ничего не остается, - объясняет он мне. И переводит взгляд на официанта, застывшего рядом. – Давай нам панакоту, Антон. Мне нравится, как ее тут подают.
Когда паренек уходит, Герман, усевшись поудобней на мягком диване, тянет меня к себе. И сграбастав в охапку, рассказывает о городе.
- Вон, видишь ХХС? Храм Христа Спасителя, - говорит он приглушенно прямо в ухо. Приятная музыка и бархатный голос любимого делают свое дело. Я расслабляюсь в объятиях будущего мужа. Кладу голову ему на грудь и с благоговением слушаю о храме, стоявшем здесь ранее бассейне и том старом храме, взорванном в прошлом веке. Грустная история. Но я вслушиваюсь в каждое слово Лиманского, стараюсь запомнить каждую деталь.
В этот момент я отчетливо понимаю, что благодарна судьбе. Дураку Тимуру, решившему опозорить меня и сорвать свадьбу, отцу, Нур, Айрату – всем им, сделавшим существование в родном доме невыносимым.
Я смотрю на покрытый золотом купол, на мерцающие вдалеке красные Кремлевские звезды и с трудом верю, что все это происходит наяву.
- Купола в России кроют чистым золотом, - напевает Герман, следя за официантом, который важно приближается к нам с подносом. Скашиваю глаза, пытаясь увидеть чашечки и креманки. Но замечаю только две странные огромные тарелки.
«Это все нужно будет съесть, - думаю в ужасе. И мысленно смеюсь, наблюдая, как Антон ставит перед нами чашечки с кофе. А затем - две металлические миски, полные мелкорубленного льда, на котором покоятся бледно-розовая ракушка морского гребешка и кусок лайма.
- Открой, - шепчет Герман, кивая на гребешок.
И я, сгорая от любопытства, осторожно приподнимаю половинку раковины, заглядываю внутрь. И даже не пытаюсь скрыть восторг, когда на второй обнаруживаю белую жемчужную панакоту.
- Какая подача, - шепчу, зачерпывая ложкой нежнейшее блюдо. И чувствую себя если не царицей, то хотя бы сказочной принцессой. Думала ли я, сбегая из дома в синяках и с сотрясением мозга, что буквально через несколько месяцев буду сидеть в обнимку с любимым мужчиной? Пить кофе из маленькой белой чашечки, смотреть расфокусированным взглядом на панораму ночной Москвы и млеть, чувствуя себя в полной безопасности. Герман рядом, а остальное все не имеет значения.
- Нет смысла ложиться спать, - замечает Герман со знанием дела, и мы мчимся на какой-то рынок. Проходим внутрь через болтающиеся на цепочке ворота и попадаем в театр, откуда временно вывезли все декорации. Большинство лавок еще закрыто. И только кое-где продавцы выставляют свой товар.
- Ты курицу сможешь выбрать? – спрашивает меня Лиманский. И смотрит с любопытством.
- Конечно, - киваю я, наспех вспоминая все уроки Нур. В одной из лавок придирчиво рассматриваю птицу.
- С длинными ногами не бери, - шепчет весело Лиманский. – Это модели…
- Петухи, - фыркаю я, выбирая толстенькую желтоватую тушку.
- Свари суп-лапшу и пригласи меня в гости, - заявляет Герман, когда мы садимся в машину. А увидев мое растерянное лицо, добавляет поспешно. – Или давай приготовим вместе. Так супчика захотелось. С лапшой.
- Я сварю, - киваю радостно. – Приходи ко мне через пару часов.
- Ты успеешь, - нерешительно спрашивает Герман. – Лучше использовать мою кухню. Я тебе помогу. Курицу разрублю. Могу картошку почистить…
Последняя фраза сбивает меня с толку. У меня в семье куриный суп-лапшу варят без картофеля. Только кусочки филе, лапша, зелень и йогуртово-яичный соус. Выходит очень вкусно. Даже на завтрак можно есть.
- Нет, - не соглашаюсь с Германом. – Мне удобнее на Софьиной. Я уже привыкла. Приходи через час. Хочу принять душ и переодеться.
- Как-то я не подумал, - чешет затылок мой жених. – Но торопиться некуда. Ты могла бы поспать немного. Встречаемся в одиннадцать.
- Идет, - улыбаюсь я. И как только вхожу в квартиру Софьи, стремглав несусь к ноутбуку.
Читаю, а у самой глаза на лоб лезут.
- Отварить курицу… замесить тесто на лапшу…
«Нет, тут я точно не справлюсь», - вздыхаю уныло. И решаю приготовить суп, который люблю с детства. Я сотню раз видела, как его готовят Нур или повариха в доме отца.
«Вкусы у нас с Германом схожие, - думаю я, старательно вырезая филе. Ему должно понравиться.
- Ты там как? - позвонив через два часа, спрашивает Лиманский. - Пора варить бульон… Я поднимаюсь.
- А я уже все приготовила, - хвастаюсь весело. Но когда ставлю перед Германом тарелку с белым супчиком, присыпанным зеленью, у моего любимого вылезают из орбит глаза.
- Что это? – боязливо интересуется он.
Наблюдает, как я наливаю себе полную тарелку и сажусь напротив. И только когда я съедаю пару ложек,
