обратиться к похитителю с экрана. Этот человек принес мертвого малыша в роддом. Я подозреваю, что роженицей была неблагополучная мать. Она могла родить на улице или просто не доехать до роддома…
– Все так, Адам. Логичным было забрать живого малыша, а мертвого подсунуть Самойлову или мне, но она… Она поменяла детей. Оставила мне живого, а своего положила в кроватку Евгении Самойловой, жены Льва. Зачем? Вот в чем вопрос…
– Давай попробуем, Тери. Может, она все эти годы тоже мучается от своего поступка?
Этери.
Просыпаюсь разбитой. Чего я только не передумала за эту ночь… Представляла, как преступник, охваченный внезапным сожалением, звонит на горячую линию и признается в коварном преступлении. А потом привозит мою малышку под торжественные аплодисменты зрителей. Я прижимаю ее к груди, целую и еду в дом Льва – Тина-то оказывается не беременной! Или беременной от другого… Самойлов делает мне предложение, покупает здание под новенькую кофейню, налаживает наши отношения с его мамой и… Поток радужных фантазий из мира розовых единорогов прерывали другие мысли – чёрные и вязкие, как болото… И чем больше я гадала над мотивами преступника, тем больше убеждалась, что моя малышка мертва… Он из жалости положил в мою люльку чужую кроху. Из жалости… Услышал что-то такое, способное выстрелить в сердце любому, даже самому черствому человеку… Только Адам не слышит меня. Верит, что мы найдем мою малышку живой и здоровой. Даже если так случится, не представляю, как я смогу ее вернуть? Забрать из рук той, кто считал ее своей эти годы.
– Тери, выглядишь, словно всю ночь пахала, – вздыхает Ничка. – Может, отпуск возьмешь?
– Да какой там… Я и так все время беру отгулы – директор закрывает глаза на все… Я ведь раньше никогда не злоупотребляла, а тут… – вздыхаю, оглядывая зал с посетителями. Папка дрожит в моих руках, плечи сникают…
– Ничего страшного, потерпит. Ты столько лет работала без отпуска, Тери. Он все понимает. Готова к эфиру? – Ничка осторожно касается моего плеча.
– Нет. И дело не в вопросах ведущей, а в…
– В Самойлове, понимаю… Представляю, как тебе сейчас плохо. Хорошая моя, как же тебе помочь? Адам уже начал следить за этой… шлендрой? – фыркает Ничка, встряхивая волосами.
– Ох, Ника… Не знаю. Спрошу у него сегодня. Я так боюсь, Ник… Очень хочу узнать правду и боюсь ее. Глупо, да?
– Ничего не глупо. Многие люди живут друг с другом годами и молчат о чувствах. А тут такое серьезное дело… Ты как хочешь, а я пойду с тобой, – обнимает меня Ника.
– Спасибо, родная.
Напяливаю на себя простые джинсы и шёрстную водолазку. Расчесываю кудрявые пряди и наношу макияж. Честное слово, я бы пошла ненакрашенной, но Ничка меня заставила «почистить пёрышки».
«– Ты не должна выглядеть жалкой, Тери. Помни, что программу обязательно посмотрит Тина. И сними эту старую кофту. Надень платье с вырезом или блузку с глубоким декольте».
Но я решаюсь идти так. Предчувствие чего-то неотвратимо ужасного не покидает меня. Чувства обостряются, реагируя на малейшие эмоции окружающих меня людей. Все остальное становится незначительным и мелким – даже одежда… И дело не в программе или Самойлове… Мы разворотили осиный улей страшных тайн. И я абсолютно уверена, что они стремятся вылезти наружу…
Возле телестудии толпятся участники программы. Женщины, мужчины разного возраста и роста, однако, высокую фигуру Льва я замечаю тотчас… Жадно прикипаю к нему взглядом, а потом подхожу ближе.
– Тери… Как ты? – хрипло шепчет он. – Тери… Мне очень тяжело без тебя, родная.
Он касается моего локтя – мягко, почти незаметно, но прикосновение выбивает из меня хриплый стон. И мне тяжело… Потому что я его очень люблю… Так сильно, что хочется выть.
– Лев, пожалуйста… Мне надо пережить эту программу. Я…
– Плевать на нее, главное, мы… Возвращайся домой, прошу, милая. Адам пообещал поделиться результатами расследования. Он поручил своим людям последить за Тиной и проверить ее телефон.
– А ты не подумал, что его расследование не принесет результатов? – качаю головой, переводя взгляд на людей, суетящихся возле дверей телестудии.
– Я не теряю надежды. Почему-то я уверен, что не имею отношения к ее беременности. Я врач все-таки. А вот и Аверин, смотри.
Поворачиваюсь и взмахиваю рукой, завидев Адама в компании моего папы и незнакомого мужчины, очевидно, следователя.
– Привет, Тери. Здравствуй, Лев, – деловито произносит он, поочередно пожимая нам руки. – Знакомьтесь, это следователь, которому поручено возобновить расследование – Артём Бражников.
– Здравствуйте. Этери Валентиновна, будьте готовы ко всему. Я позвал на эфир потенциальных свидетелей – санитарок, медсестер роддома. Мы обратимся к общественности и попросим всех, кто что-то знает, позвонить на горячую линию. И свой номер телефона я тоже оставлю, – проговаривает симпатичный худощавый мужчина. Из его глаз струится заинтересованный блеск, а умное лицо озаряет обнадеживающая улыбка. Боже, хоть бы у нас все получилось!
– Все будет хорошо, дочка.
– Тери, мы победим.
– Тери…
Теперь я верю, что все получится, ведь вокруг меня столько родных и неравнодушных людей. Ведущая элегантно взмахивает кистью, подзывая нас, а я, наконец, облегченно улыбаюсь, ступая в телевизионную студию…
Этери.
Наверное, у человека нельзя отнять надежду… Сколько бы боли они ни испытал, разочарования, измен и ударов судьбы – он все равно продолжает верить… Так и я – слушаю показания свидетелей и с надеждой взираю на участников программы, ожидая, что кто-то из них скажет:
«– Я помню женщину, входившую в роддом. Она несла сверток, а в нем был мертвый ребенок».
Наивно, да? Согласна… Зачем бы они молчали столько времени? Чудо не случается… И дело по-прежнему стоит на месте…
– А к этому мужчине наведывались следователи? – поднимает руку моя спасительница и активист – Ника. – К Семену Хмельницкому, которого подозревают в краже ребенка? Его же в первую очередь надо допросить!
– Наш сотрудник ездил к нему, – сухо отвечает Бражников. – Семен находится на лечении в психиатрическом отделении. Он живет в специальном интернате для душевнобольных. Ничего внятного и стоящего внимания он не сказал, к сожалению.
– А его жена? Наверняка, она в курсе происходящего? – не унимается Ника.
– Она отказалась свидетельствовать на близкого человека. По закону она имеет на это право, – добавляет Артем.
Значит, ей что-то известно? Может, нам с Авериным стоит к ней поехать и самолично ее расспросить? Одно дело, следователь-сухарь, а другое я – несчастная мать.
– Мы собираемся еще раз к ней наведаться, – уточняет Адам, бросив на меня обнадеживающий взгляд.
Ведущая поднимается и дефилирует
