Утром открываю глаза, когда в постели уже никого нет. Судя по шуму на кухне, Оля уже встала и завтракает. Надо и мне подниматься.
— Доброе утро, — я обнимаю детку сзади, пока она стоит у окна с чашкой своего любимого ромашкового чая, и целую в теплую шею.
Вот такое воскресенье мне нравится. Особенно если после завтрака мы вернемся в постель.
— Доброе, — Оля оборачивается ко мне и напряженно смотрит. — Тимур. Мне надо тебе кое-что рассказать.
— Опять? — я пытаюсь шутить, но внутри все тревожно ноет.
Ну что опять за херня? Не слишком ли много разговоров за последние дни?
— Угу, — сосредоточенно говорит она. — Тимур… я… не говорила тебе, но месяц назад я заполнила заявку на учебную стажировку в Штатах. В универе, который филиал нашего.
Я хмурюсь. Мне пиздец как не нравится тот факт, что у детки от меня секреты. Не то чтобы это что-то прям страшное, но неприятно. Могла бы и сказать.
— Ну ладно, заполнила. И что?
— Вчера мне пришел ответ, — поясняет она. — Я прошла.
— И что это значит?
— Это значит, что в конце декабря надо улететь в Калифорнию. На полгода. Они оплачивают билеты, проживание, платят стипендию. И потом, если я буду хорошо учиться и сдам все экзамены, то можно будет продолжить учиться у них.
— А, теперь понял, — облегченно выдыхаю я. — Но ты же отказалась, да?
Оля на меня смотрит таким взглядом, которого я у нее не видел ни разу. Мне почему-то становится не по себе.
— Почему ты решил, — говорит она медленно и четко, будто делая ударение на каждое слово. — Что я должна отказаться?
— Ну как, — я вдруг чувствую себя растерянным. — Это же целых полгода. А мы… И ты… я не думал, что ты захочешь уехать. Так надолго.
— Знаешь, в чем основной смысл этой стажировки? — спрашивает она. И, не дождавшись ответа от меня, продолжает: — В том, чтобы остаться там. Насовсем.
У меня как будто земля уходит из-под ног. Я трясу головой и смотрю на нее неверящим взглядом.
— Ты сейчас серьезно? Зачем тебе уезжать?
— А зачем мне оставаться? — вопросом на вопрос отвечает она. — Там есть шанс доучиться. А здесь нет. У меня нет и не будет денег на оплату следующих семестров. Я и за этот тебе должна.
— Не должна, — резко перебиваю я. — Я ж, блядь, сто раз тебе об этом говорил. Чего ты опять начинаешь?
— А, не должна, — горько усмехается она. — Значит, расплатилась уже, да?
И испуганно взвизгивает, когда я разворачиваюсь и изо всех сил впечатываю кулак в дверцу кухонного шкафа. Похоже, нихера это не качественное дерево — сразу вмятина образуется и трещины идут. А костяшки пальцев кровоточат, и эта боль приводит в чувство, вытаскивая меня из захлестнувшего с головой приступа ярости.
— Ты с ума сошел?! — кричит Оля.
— А ты? — ору я на нее в ответ. — Заебало, что ты мне эти деньги постоянно припоминаешь. Или тебе так проще? Удобнее считать, что я тебя заставил? Что вынудил трахнуться со мной? Так?
Она молчит.
Она, блядь, молчит!
— Кончала ты подо мной тоже за деньги, да? — спрашиваю ядовито.
И тут же щеку обжигает резкая боль. А детка стоит, задыхаясь, и в глазах у нее блестят злые слезы.
— Как ты можешь? Как ты вообще можешь мне такое говорить?
Я потираю щеку, словно продляя боль от удара.
— А что я должен сказать, Оль? — тихо спрашиваю я. — Что? Ты меня как будто обвиняешь в чем-то. А я нихера не понимаю, в чем я, блядь, виноват. Я решил твои финансовые проблемы, ты живешь со мной, у тебя все есть. А если чего-то нет, надо просто сказать мне. Ты ж сама от всего отказываешься, я тебе предлагал и ноут новый купить, и телефон…
— Тимур, да не нужно мне это все! — отчаянно говорит она. — Ты не понимаешь что ли? Ты же сам говорил мне, что я с тобой, пока тебе не надоем.
— Да мало ли я фигни говорил, детка. Это когда было? — я пытаюсь ее обнять, но она не даётся.
— Я никто, — жестко говорит она. — Понимаешь? Никто. У меня нет ничего своего, у меня нет никакой уверенности в том, что будет завтра. Да, сейчас я живу с тобой, но ты ведь меня и правда можешь выкинуть на улицу в любой момент.
— Оль, не говори херни. Я же пообещал, что позабочусь о тебе. Даже если мы вдруг разойдемся.
— Это слова, — с усилием говорит она. — Просто слова.
— Стоп, — я замираю. — Ты… ты мне не веришь? Ты серьезно мне не веришь?
Она неловко пожимает плечами и отводит взгляд. А меня будто под дых ударили.
Охуеть. Она мне не верит…
После всего, что было у нас, она мне не верит. Это как вообще?
— Забавно, детка, получается, — с трудом выталкиваю я из себя слова. — То есть, по-твоему, я мудак. Трепло, которое не умеет держать своего слова и на которое нельзя положиться, так?
— Тимур, я не это имела в виду, — испуганно бормочет она. — Я про другое…
— Мне что, расписку тебе, блядь, написать? — рявкаю я — Или к нотариусу пойдем? Нет, это же все не то, ты ж такому не веришь. Окей, давай заплачу сразу за все твои оставшиеся семестры. Сколько их там еще? Четыре? Пять? Тогда, блядь, ты будешь чувствовать уверенность в завтрашнем дне? Это подойдет?
А сам в этот момент какой-то отстраненной частью сознания думаю, что такую сумму единовременно я найду, только если продам свою любимую машину. Можно еще конечно у отца взаймы взять, но нет. Лучше продам Феррари. Хер с ней, с тачкой. Есть вещи поважнее.
— Да не надо ничего платить, Тимур. Я вообще не про это, — тихо говорит Оля. — А ты все никак не поймешь. Я не прошу меня уговаривать или убеждать. Я уже все решила. Я поеду на эту стажировку. И сделаю все, чтобы там остаться.
— Какого хрена, детка?! — я хватаю ее за запястья и притягиваю к себе. Сжимаю сильно и сам этого не осознаю, пока она не ойкает от боли. Отпускаю руки, но тут же обнимаю ее за талию и вжимаю в свою грудь.
Оля так естественно ощущается в моих объятьях, словно создана для того, чтобы быть со мной. Только со мной. Как я должен ее отпустить? Зачем я должен ее отпускать?
— Оставайся тут, детка. Со мной. Не надо тебе туда ехать.
— Хватит за меня решать! — шипит она и вырывается из моих рук, словно дикая кошка. — Я устала быть приложением к тебе. Устала быть никем. Просто девочкой, с которой ты спишь. Просто девочкой, которая ждет тебя целыми днями в кровати.
Я смотрю на нее охеревшими глазами.
Блядь, да что она несет?! Она никогда не была для меня «просто какой-то девочкой». Она сама этого разве не видит? Она не видит, что я для нее на все готов? Что это ради нее я вкалываю как проклятый у отца, на работе, которая мне не нравится? Чтобы были деньги заплатить ей дальше за учебу, чтобы можно было ей потом тоже купить машину, чтобы свозить ее туда, куда ей захочется…
— Оля…
— Я должна была сделать это раньше, — шепчет она будто сама себе. — Намного раньше. Но все надеялась…
— Оля!
— Пойду соберу вещи. Я так больше не могу, прости.
— Но почему, блядь?
— Я уже все тебе сказала.
Она разворачивается и уходит в спальню. Там хлопают дверцы шкафов, а я стою у окна и курю прямо в квартире. Никогда так не делал. Курю одну, потом сразу вторую, потом третью…
На пятой меня начинает тошнить. Я сплёвываю в раковину горькую слюну и пью воду. Прямо так, из крана, не обращая внимания на то, что она льется мне на футболку.
Я хочу пойти сейчас в спальню, выкинуть к херам в окно ее сумку, а саму детку привязать к кровати и никуда не отпускать… Кажется, я уже на грани, чтобы реально так пойти и сделать.
Поэтому стою, вцепившись в край подоконника, и смотрю вниз. На серое-серое утро с мелкой противной снежной крупой. Ноябрь. Ненавижу, сука, ноябрь.
Ненавижу, ненавижу, ненавижу…
— Я собралась, — слышу у себя за спиной тихий Олин голос. — Тимур. Ты…
— Разве нам было плохо вместе? — резко спрашиваю я и оборачиваюсь, глядя в упор на ее бледное решительное лицо. — Тебе со мной было плохо? Скажи честно.
Она мотает головой и вдруг начинает плакать. Сильно, навзрыд.
