густой дым, за ним проблески пламени. Степаха растерянно машет на него полотенцем.
Подхватывая его на руки, открываю заслонку. Которую закрыл, когда прогорели дрова.
- Ты чего делаешь, бандит?!
- Он потух... - растопыривать пальцы Степа, встряхивая кистями, типа "чо непонятного?".
Юля открывает окно.
Надышался дымом...
- А ну-ка дуй наверх! - отправляю его на лестницу.
Там легче дышать.
Проветриваем с Юлей кухню.
- Откуда у него спички, Чадов?!
- Мы учились разжигать камин! - ловлю себя на том, что повторяю за Степахой этот жест "чо непонятного?"
- Ну ты молодец! - с сарказмом.
Неожиданно замирает.
- О, боже! - увеличиваются ее глаза.
- Что?.. - настороженно замираю я.
- Там шокер! Шокер, Чадов!
- Шокер?! - не сразу догоняю я.
- Выпал из кармана пальто! - срывается с места на лестницу.
Обгоняя ее, залетаю в спальню.
- Степ?! - рявкаю я.
Разворачиваясь, испуганно сжимает кисть, в которой зажат шокер. И рефлекторно прижимает "игрушку" к груди.
- Стой! - дергаюсь вперед, вырывая у него из рук, и нечаянно касаюсь внезапно затрещавшего разрядом электрода.
Бах!
Меня отшвыривает к косяку, бьюсь затылком, по телу бьёт болезненная судорога. Оседаю...
Глава 31 - Я все прощу…
- Чадов... Чадов... - панически умоляю его я, прижимая ладонями к полу.
По телу лёгкая судорога. Ловлю нижнюю челюсть, вжимая ее вверх, чтобы он не откусил себе язык. Его тело вздрогнув ещё раз, замирает и расслабляется. От лица резко отливает кровь, он становится белым.
Скорую!
- Где телефон?!
Обшариваю его карманы, в поисках своего телефона, который он отобрал, но там ничего нет! Ни моего, ни его...
Прижимаюсь губами к его побледневшим, пытаясь почувствовать тепло и дыхание.
- Борис...
Не приходит в себя!
- Чадов, я тебе всё прощу, клянусь, только будь живым! - шепотом умоляю его.
Шлепаю по щекам.
- Ну , давай... Ты же крепкий у меня... Ну пожалуйста, мой хороший...
И я не видела, куда пришелся удар. А заряд выставлен на максимум!
Пальцы мои трясутся, пытаясь нащупать пульс на его шее. Но мои кисти так пульсируют, что я не могу понять - кто из нас "стучит".
- Мама... укакойся, - заглядывает сзади Стёпа. - Укакойся!
- Тихо! - шикаю на него, прислушиваюсь ладонями к груди.
Ощущаю, как бьётся сердце.
Всхлипнув, с облегчением утыкаюсь лицом в мощную грудь Чадова.
Живой...
- Ма-а-ам... надо дыхание делать. Дуй ему в рот.
Мне сделайте, кто-нибудь. У меня самой чуть не остановилось.
Ресницы Чадова подрагивают и сердечный панический спазм в моей груди отпускает.
- Юлька... - бормочет Борис спутанно.
Вздрагиваю, бережно прижимая ладонь к его холодной щеке.
- Ну ты ж медик... Реанимацию рот в рот кто делать будет?.. Даже Степаха, вон, подсказывает...
Слёзы от облегчения льются ручьями.
Поднимаю его кисть, один в один как у Стёпы, только крупная, крепкая. Там ожог от электрода, словно укусила огромная змея.
Прижимая к лицу, реву, целуя в ладонь на эмоциях.
- Мля... вот это ты, Степаха... разрядил обстановку... - хрипит Чадов.
Дёргается, пытаясь встать. Но обессиленно ложится обратно.
- Реа… ниматолог... В батю весь…
Я не одергиваю. Пусть что угодно говорит... Главное, что он живой.
Я очень его люблю! - остро чувствую в груди это болезненное невыносимое чувство.
- Мм... - стонет он. - Руку не чувствую...
- Тише... Тише... Лежи! Я Скорую вызову.
- Нахрена?
- Пусть кардиограмму сделают. И вообще тебя наблюдать теперь надо минимум сутки. Где мой телефон?!
- Неа... - упрямо. - Не отдам. Наблюдай сама, Юль. Фонендоскоп возьми... Внизу... В тумбе под кактусом. Аптечка там.
Я не спорю с ним, он упрямый как баран! И все равно упрется. А первую помощь надо оказать.
- Не вставай!
- Шутишь?
- Стёпа! Посмотри за Чудом своим! - командую я.
Прихватив от греха шокер. Спускаюсь вниз. Выключив, прячу его повыше . Прихватив аптечку и фонендоскоп спешу обратно.
- Стёпа?!
Выходит из ванной с мокрым полотенцем. Когда у меня болит голова, он так заботится обо мне, делая компрессы.
Кладёт полотенце на обожженную ладонь.
Сосредоточенно слушаю фонендоскопом сердце.
- Доктор, помогите... - шутит вяло Чадов. - Я буду жить?
- Буду "надеяться изо всех сил"....
- А хорошо буду жить? С тобой?
Не отвечая на провокации хмурюсь, закрывая ладонью его рот. И снова слушаю сердцебиение.
- Нарушение сердечного ритма.
- Ну само собой... Меня любимая женщина не целует. "Я самый больной в мире человек!"
Ощупываю его тело. Давлю на грудные мышцы.
- Чувствуешь?
- Ниже...
Ребра, живот...
- Ещё ниже... Надо проверить генератор потомства. А то как мне тебе предложение делать?
- Чадов... - вздохнув, замираю.
Стёпа отбирает у меня фонендоскоп и слушает Бориса во все места.
Ищу в аптечке что-нибудь подходящее.
- Что ж у тебя для сердца ни одного препарата?
- Моя сердечная болезнь таблетками не лечится, - хрипит он. - Она одной бестолковой барышней лечится. Приложите ее к ране, пожалуйста...
Прислонившись к стене, сижу рядом, сжимая его здоровую руку.
- Я всё слышал... Что ты там говорила.
- Я испугалась за тебя. Не надо пожалуйста…
Закрывает глаза.
- Холодно...
Поспешно укрываю его одеялом, которое лежит рядом.
- У-у-у... - играет Стёпа с фонендоскопом, приближая и отдаляя акустическую головку от губ.
- Степаха, иди, я тебе как самолёт взлетает покажу.
Показывает ему несколько старых звуковых игр с фонендоскопом.
А я выпадаю во фрустрацию от происходящего. Что Роберт ждёт там, что я обещала... и что не смогу уехать сейчас! Нельзя же Чадова оставлять.
Степень моей тревоги и напряжения, вдруг перещелкивает. Мне становится все равно. Нужно быть там, где важнее, вот и все... Я Чадова тут не оставлю.
Смирившись, ложусь на ворсистый ковер рядом, разглядывая его профиль. Ладонь держу на его сердце.
- Вот так вот... Пока не сдохнешь... Ни одного признания от тебя не добьешься.
- Верни телефон, пожалуйста.
- Неа, - отрицательно мычит.
- А тебя током ударило? - прикладывает ему ко лбу фонендоскоп Стёпа.
- Ага.
- А зачем такая штука?
- Для самообороны. Ты там чего слушаешь, Степаха?
- Мозги...
- Нет их там, - вздыхаю я.
- А где у тебя мозги? - озадаченно поднимает головку фонендоскопа Стёпа.
- В позвоночнике у Бориса Егоровича
