Глава 40
Каролина.
Всегда было интересно, существует ли в мире такой человек, который после слов «не нервничай» моментально становится спокойным как удав и больше не поддаётся эмоциональным всплескам из-за происходящего вокруг хаоса? Потому что я, когда слышу эту фразу, всегда начинаю фонтанировать эмоциями с утроенной силой.
Сейчас, к примеру, лежа с задранной к груди кофте и с приспущенными штанами на кушетке в кабинете УЗД, я трясусь как кленовый лист на ветру. Никакие слова успокоения или поддержки не могут остановить дрожь в моем теле. Слишком серьезный ответ стоит на кону. Слишком многое меняется от того, что скажет буквально через минуту врач.
Вспотевшие ладони липнут к одноразовой пеленке, расстеленной под моей спиной.
Страшно. Словами не передать как именно. Таращусь в черно-белый экран вместе с женщиной в белом халате.
Не дышу.
Врач УЗД водит датчиком по животу, размазывая ледяной гель по коже. Вдавливает прибор то справа, то резко уводит влево. Поджимаю пальцы на ногах.
Мне ничего не удается разглядеть. На экране пусто.
Во мне пусто.
Закрываю глаза, поджимаю губы. Слеза сбегает вниз по виску, теряется где-то в волосах. Поспешно смахиваю оставленную ею соленую дорожку рукавом кофты.
У меня не получилось. Ничего не получилось.
— Вот ты где, — радостно восклицает узистка, щелкая кнопками на аппарате УЗД. — Прятался от нас, но мы тебя все равно отыскали.
Шокировано глазею в экран. Крохотная, немного сплющенная бусинка, прижавшаяся боком к стенке плотного яйца, заставляет меня всхлипнуть от радости.
— Это не сон? Ущипните меня, пожалуйста.
Врач улыбается и продолжает шевелить датчик.
— Смотри сюда, — женщина пальцем указывает на центр бусинки. — Это сердце эмбриона.
Из-за нахлынувших слез белая бусинка расплывается перед глазами. Машу руками, нагоняя на лицо искусственный ветер. Я должна как можно быстрее успокоиться. Я хочу еще раз посмотреть на новую жизнь, пустившую «корни» внутри меня.
Едва различимая точечка по центру эмбриона ритмично моргает на черно-белом мониторе. Невероятно. Разве сердце может быть таких размеров? Там же пара миллиметров всего.
Холодное слово — эмбрион. Непонятное и безликое. Оно не способно передать простому человеку всю суть происходящего.
Это не просто безликая бусинка на экране. Не просто пульсирующая точка. Это человек. Крохотный, беззащитный, живой. Новый организм, у которого уже есть усердно трудящееся сердце. Эта бусинка — ребенок.
Мой ребенок. За которого я теперь несу не абы какую ответственность.
На всех парах несусь к кабинету Ларисы Александровны. Мне не терпится поделиться с опытной женщиной своим черно-белым снимком. Она была права с самого начала. Она знала, а я ей не хотела верить.
Разговор с гинекологом о моей беременности затягивается на добрых пол часа. Она расписывает для меня не только протокольный план анализов, но и корректирует витаминную схему, и акцентирует внимание на необходимости смены питания и в целом образа жизни.
Всю жизнь в буквальном смысле придется перекроить от и до. Никаких ночных съемок, никаких диет и ограничений в питании. Сбалансированные приемы пищи с уклоном на мой железо дефицит.
Столько нюансов, столько важных данных, что голова идет кругом. Одина петрушка чего стоит. Кто бы мог подумать, что эта безобидная на первый взгляд травка может натворить столько бед?
Телефон кипит от заметок, которые я без остановки черкаю в мобильном блокноте. Кажется, если я выйду из кабинета и ничего не смогу вспомнить.
— Физические нагрузки, активная половая жизнь, дальние автомобильные поездки, авиаперелеты — строго под запретом. Минимум до второго триместра.
— А на машине почему нельзя? — выгибаю удивленно брови.
— С водителем в принципе ездить можно. Но опять же, маршрут дальней поездки должен быть построен таким образом, чтобы были частые остановки, сбалансированные перекусы и обильное питье, короткие прогулки для разминки ног. Необходимо постоянно следить за онемением конечностей, за давлением и общим самочувствием. Если начнутся боли в животе или, не дай бог, кровотечение, врача среди трассы вряд ли можно найти.
— Понятно.
— С перелетами еще сложнее. Помимо меняющегося давления, еще есть риски не только плода, но и матери. Ты понимаешь надеюсь, что в случае чего, никто не будет садить самолет в ближайшем аэропорту?
Киваю, соглашаясь со словами Ларисы Александровны. Расстроенно выдыхаю.
Еще вчера я раздумывала над тем, чтобы получить все подтверждающие мою беременность справки, и лететь прямым рейсом к мужу. Плевать я хотела на его нежелание встречаться лично. Пусть знает, что, посвящая свою жизнь Мирославу, он бросает не только меня, но и нашего будущего малыша. Пусть знает, на что обрекает нас всех.
Нельзя в одиночку решать судьбу всех. Нельзя.
Два года назад я сама наступила на эти грабли. Столкнувшись с непреодолимыми трудностями, вместо честного и открытого разговора с мужем, я решила, что развод — это лучшее решение всех моих проблем.
Как прозаично.
Теперь от того же поступка, я хочу спасти супруга.
— Каролина, все хорошо? Опять живот тянет? Говори сразу, даже не думай терпеть.
— Нет, нет. Ничего такого. Просто задумалась о будущем.
— Я понимаю, что мало кто хочет бросать любимую работу, ради еще не родившегося ребенка. Но не забывай, что карьерную лестницу можно построить и через пару лет, а с беременностью… Сама понимаешь, такой фокус не провернуть. Ты еще такая молодая. Вернешь фигуру после родов и как побежишь подиумы покорять, — воодушевлённо расписывает гинеколог, стараясь меня взбодрить.
Ироничная полуулыбка растягивается на моем лице. Лариса Александровна явно не в курсе краткосрочности модельной профессии.
В современном мире пик карьеры модели, работающей с Высокой модой, приходится на двадцать три — двадцать пять лет. Дальше идет резкий спад востребованности и узнаваемости.
Дизайнеры все чаще выбирают юношей и девушек не только потому, что их тела и лица выглядят свежее и подтянутее, но и из-за того, что у молодежи меньше требований для работы. Они также зачастую не обременены семьей, не имеют детей, и готовы по первому зову срываться среди ночи и лететь на другой конец земного шара ради того, чтобы надеть одежду известного бренда и пройтись по подиуму под вспышки фотокамер.
Редко кому удается остаться на подиуме после тридцати. Это высочайшая каста. Уникумы, которых единицы. Чаще всего моделям после двадцати пяти, приходится идти в кино, на телевидение, либо же, кто более авантюрный, открывает собственный бизнес.
Мне почти двадцать четыре года. Если добавить к моему возрасту беременность и декретный отпуск, то становится ясно, что с успешной карьерой в мире высокой моды мне пора прощаться.
Остаются конечно съемки для журналов и реклама. Но опять… Без поддержания на слуху собственного имени все эти потуги — бесполезное сотрясение воздуха.
После клиники гуляю по парку, дышу свежим морозным воздухом. Смотрю на мамочек, катающих коляски по заснеженным аллеям. Представляю себя на их месте.
Улыбаюсь до того момента, пока к одной из мамочек не присоединяется счастливый папа. Молодые родители крепко обнимаются, нежно целуют друг друга, а затем вместе катят четырехколесный детский транспорт по дорожке.
Будет ли у меня так же? Сможет ли Назар уделять и нам с малышом внимание? Или он все так же будет пропадать все время возле Мирослава?
Тревога от собственных мыслей бежит холодным ознобом по телу. Трясу головой.
Врач запретила мне нервничать. А я сама себя опять накручиваю.
Достаю из кармана телефон. Удаляю Назара из черного списка. Жму кнопку вызова. Синхронизирую дыхание с длинными гудками. Шагаю в сторону большого торгового центра, чтобы пообедать в одном из здешних заведений.
