– Извини, Кать.
– Да ничего…
– Ну, тогда я пошел?
– Иди…
Она не стала смотреть ему вслед, сидела низко опустив голову и разглядывая упавший под ноги желтый кленовый лист. Долго сидела. К желтому листу прибавился еще один – бледно-зеленый, по-осеннему неспелый, значит. Думать ни о чем не хотелось. И со скамейки вставать не хотелось. Надо бы на работу вернуться, но – не хотелось, и все тут. В сумке зазвонил телефон, и она автоматически сунула в ее нутро руку. Взглянув в окошко дисплея, раскрыла удивленно глаза. Надо же – Сонька о ней вспомнила! Не может быть!
– Да, Сонь! Привет!
– Привет, Катька! Ну, как ты там? Не сварилась еще в мамкином деспотизме? Живая?
– Да живая, живая, Сонь… А ты как?
– А что я? У меня, как всегда, все о’кей! Я чего звоню-то, Кать… Ты ведь сейчас наверняка дома сидишь, да? Работу еще не нашла?
– Почему? Я работаю!
– Где?
– В детдоме…
– Где?!
– В детдоме, а что?
– О господи… Я чувствую, тебя совсем родители в бараний рог согнули. Что это за работа – в детдоме? Ты вот что… Давай-ка сюда срочно приезжай! Ко мне! Прямо сейчас дуй на автостанцию и сваливай из своего Макарьевска! Считай, что это побег!
– Из Егорьевска, Сонь.
– Ой, да какая разница! Все равно там делать нечего – ни в Макарьевске, ни в Егорьевске.
– А у тебя что я буду делать? С министрами командированными спать?
– Ага, размечталась! На такие дела и без тебя желающие найдутся. Я тебе место клёвое нашла, Катьк! В министерстве у Алика, в управлении кадровой службы! У них там как раз новая волна пошла и всех стариканов поувольняли. Ну, я и замолвила за тебя словечко. Алик поначалу про тебя и слышать не хотел, все не мог ту историю с Вахо забыть, а потом ничего, расщедрился. Пусть, говорит, приезжает. Так что вместе работать будем, как две молодые и красивые специалистки. А жить будешь в общежитии, тебе комнату дадут. Отдельную. Давай, дуй сюда быстрее!
– Погоди, Сонь… Я не могу так сразу… Да и вообще… Я тут мальчику одному обещала…
– Какому мальчику? Ты мужика себе, что ли, нашла?
– Да нет! Из детдома мальчику…
– Слушай, ты, случаем, крышаком не поехала в Макарьевске своем? Я тебе работу предлагаю, а ты мне про мальчика какого-то талдычишь! Давай дуй на вокзал, прыгай в автобус! Тоже мне, мальчику она обещала, Макаренко новоявленная! Я из-за нее тут прогибаюсь, а она… Сволочь ты после этого неблагодарная, Катька! Все, жду! И давай быстрее, пока я окончательно не разобиделась! Отбой!
В ухо полились короткие гудки отбоя – такие же возмущенные, как только что отзвучавший Сонькин голос. Катя оторопела – не умела она сразу выпрыгивать из направленной на нее волны чужого возмущения. Тонула в ней сразу, будто судорогой сведенная. Вот и сейчас – чуть было не соскочила с места, получив Сонькину строгую установку «дуть на вокзал». Чего уж там – она всегда была человеком установки. С детства привыкла. Стоило маме плеснуть в ее сторону приказом, и готова была к его исполнению. Но это ж мама, а тут – Сонька! Смешно, ей-богу…
Хмыкнув, Катя повертела головой, глубоко вздохнула, прикрыла на секунду глаза. Так. Надо бы как-то с мыслями собраться. Не с Сонькиными, а со своими собственными. Хорошее, конечно, выражение кто-то придумал относительно мыслей, с которыми надо собраться. А как с ними соберешься, если после Сонькиного звонка противное нытье в организме образовалось? И не нытье даже, а самое настоящее искушение? Как говорится, и хочется, и колется, и мама не велит? Может, и впрямь к Соньке рвануть? Разрешить все проблемы разом? И в самом деле – чем таким она, «макаренка новоявленная», может помочь мальчику из детдома? У каждого своя судьба, как Лариса говорит…
– Здрасть! А вы чего тут сидите?
Вздрогнув, Катя вытолкнулась из своих так и не собравшихся мыслей, удивленно уставилась на два джинсовых столба, застивших перед глазами все пространство. То есть, конечно, и не столбы это были вовсе, а чьи-то мощные ноги, затянутые в дешевый джинсовый суррогат. Подняв голову вверх, она тут же узнала и хозяйку ног. Наташа. Уборщица из детдома.
– Доброе утро, Наташа. А вы как здесь?
– Да вот, подружке передачку принесла… Она на сохранении здесь мается, подружка-то. От нервов на сохранение попала. Да и то, попадешь тут! Связалась с одним, а он женатый оказался! Как узнал, что Машка беременная, и в кусты! Машка – это подружка моя…
– Понятно. А скажите мне, Наташа…
– …А я ее предупреждала, между прочим! Им, кобелям, чего, им лишь бы свое дело справить. А она – любовь, любовь… Вот тебе и любовь! Куда она теперь с ребенком? Ни жилья, ни денег за душой нет. Да и выпивает она, Машка-то… Не знаю прям! А может, его к суду привлечь, этого кобеля, как думаете? Я ж не шибко грамотная, в законах не разбираюсь. Я вот думаю…
– Наташа! Стоп! Послушайте меня, пожалуйста! – с трудом вклинилась в Наташин монолог Катя, дернув ее за рукав аляповатой, расшитой камнями и бисером кофты.
– Ай? – Наташа моргнула, уставилась на свою собеседницу, забыв закрыть рот от удивления.
Похлопав ладонью по скамейке, Катя снова потянула ее за рукав кофты:
– Сядьте, Наташа. Сядьте!
– Так я чего, я и сяду… Все равно с передачкой Машке опоздала, там до десяти принимают. Боюсь только, молоко скиснет… А если и скиснет, так Машка его потом как простоквашу употребит. Ничего, не барыня. Пусть и за это спасибо скажет. К ней ведь никто не ходит, кроме меня. Ни родителей, ни другой родни нету. Говорила я ей…
– Наташа! Вы знаете, где в Ново-Матвееве живет Анна Вяткина?
– Ай?
– Где Анна Вяткина живет, вы знаете, я спрашиваю?
– Так это… Знаю, конечно. В девятиэтажке около почты.
– А поточнее? В какой девятиэтажке? Справа или слева?
– Как это – справа-слева? Не знаю я. У нас в Ново-Матвееве вообще одна девятиэтажка и есть, которая около почты. Анька аккурат в среднем подъезде живет. На шестом этаже. Как зайдешь, сразу направо. А соседка ее – моя крестная. Анькина квартира, стало быть, направо, а у крестной – налево.
– Понятно… Автобусы туда часто ходят?
– Куда?
– В Ново-Матвеево!
– А… Так нормально вроде. Можно и на автобусе, можно и на электричке доехать. На электричке быстрее получается, только она редко ходит. А вам зачем?
– Спасибо, Наташа. Всего доброго. Пойду я, – торопливо поднялась со скамейки Катя.
– Постойте! А чего ж мне с Машкой-то делать? Может, мне тому кобелю по щам надавать, а? Чтоб неповадно было? Вы ж мне так ничего грамотного и не присоветовали…
– Я думаю, ваша подружка сама со своими проблемами справится, Наташа. Вы в ее дела не лезьте. Так лучше будет. Договорились?
– Ага… Ладно…
Пока Наташа, сидя на скамейке, переваривала полученную «грамотную» установку, Катя успела покинуть место их продуктивного собеседования. Путь до вокзала был недолгим. В их городке вообще никаких «долгих» путей не было.
