Она снова обняла его.
— Я так счастлива! Я знаю, ты полюбишь Гектора, когда увидишь его.
Карлотта сонно зевала, потягиваясь и глядя, как горничная отодвигает занавес, чтобы впустить утренние лучи солнца.
— Который час, Элси? — спросила она.
— Девять часов, миледи, — ответила Элси. — Я подумала, что после путешествия вы захотите поспать подольше.
— Я все еще чувствую усталость, — пожаловалась Карлотта.
Приведя в порядок комнату, Элси подошла к столу, куда она поставила поднос с завтраком в фарфоровой и серебряной посуде. Карлотта села в постели, положив себе за спину две подушки.
— Я проголодалась, — сказала она, — и пожалуй, с удовольствием позавтракаю.
— Очень хорошо, миледи, — ответила Элси. — И в доме есть еще кое-кто голодный. Кухарка говорит, что он завтракал с большим аппетитом.
— Кто это? — спросила Карлотта.
— Маленький мальчик, миледи. Кухарка говорит, что никогда не видела, чтобы ребенок так много и с таким удовольствием ел. Они побывали в доме у лавочника и взяли у него одежду. Ребенок выглядит теперь совсем по-другому. Вы с трудом узнаете его. Он действительно оказался очень красивым, когда его прилично одели.
— Я повидаю его, когда встану, — сказала Карлотта.
— Он очень нравится сэру Норману, — продолжала Элси, надевая чехол на кресло. — Утром он первым делом пошел к нему в комнату, а сейчас они вышли и играют на лужайке. Приятно смотреть на него. Мы все так думаем.
— Достаточно, Элси, — оборвала ее рассказ Карлотта. — Я позвоню, когда ты понадобишься.
— Слушаюсь, — обиженным тоном сказала Элси, покидая комнату с видом оскорбленного достоинства.
Горничная ушла, и Карлотта даже не вспомнила о завтраке. Она пристально смотрела в одну точку, нахмурив брови, и была далека от того, что окружало ее. Затем она сбросила одеяло, встала с постели и в одной тонкой шелковой ночной сорочке подошла к окну. Тихонько выглянув за занавеску, она увидела ребенка в красном шерстяном пуловере, разъезжающего на велосипеде по лужайке. Норман поддерживал его на сиденье и поворачивал руль.
— Ну не смешно ли? — громко сказала она, но не вернулась в постель.
Она стояла и смотрела.
Билли неуверенно сидел на велосипеде, и Норману понадобилась вся его ловкость, чтобы управлять, поворачивая руль, одной рукой, а другой поддерживать мальчика. Через некоторое время Билли слез с велосипеда, и они стояли, смеясь, а солнце освещало их лица. «Норман выглядит молодым и красивым», — сказала себе Карлотта.
Вдруг ревность захлестнула ее. Ревность к ребенку, который занял все мысли ее мужа и сумел стереть с его лица выражение непреклонности и суровости, столь привычное для нее за последние недели.
Было что-то такое в саду, заполненном цветами, в ярких лужайках, в каменных террасах, да и в самом доме с его атмосферой уюта и мира, что Карлотта больше, чем когда-либо, затосковала по надежности и нежности. Она хотела этого, когда выходила замуж за Нормана, но оттолкнула его своими истерическими словами, сказанными необдуманно и безжалостно.
Она уже понимала, что ее приезд в Пэддокс не так уж важен. Она была здесь только гостьей, которая случайно вошла в жизнь Нормана и, по всей вероятности, скоро оставит его. По дороге из Канн она думала о разводе, но что-то остановило ее, когда она уже собралась сказать: «Мы совершили ошибку. Как нам выбраться из этой ситуации?»
«Я его ненавижу», — говорила себе Карлотта, но злость исчезла из ее голоса, так же, как и из ее чувств. Она не хотела больше причинять ему боль, не хотела больше ранить его, как она сделала это вчера. Она чувствовала себя усталой и подавленной.
Карлотта вернулась в постель, но на этот раз она закрыла уши, чтобы не слышать слабый звук голосов, проникавших в открытое окно — низкий, глубокий голос мужа и звонкий, возбужденный щебет ребенка.
До вчерашнего вечера Карлотта не имела представления о том, Что Норман любит детей, что он понимает их. Она знала, что он любит Скай, но она встретила ее уже взрослой и забыла, что Норман женился на Эвелин, когда девочка была еще школьницей. Их разговор никогда не обращался к детям, Карлотта очень мало думала о них.
Туманно, в далеком будущем она представляла, что и у нее будет ребенок, но думала об этом, как о новой машине, о новой вещи, что появится в хозяйстве.
Наблюдая за Норманом и Билли, она увидела совершенно другую сторону характера мужа. Он был нежен, мягок с ребенком, старательно отвечал на его вопросы, чтобы тот не почувствовал себя одиноким и не испугался большого дома, совершено не похожего на дом, к которому он привык.
Билли вел себя мужественно. Он ко всему относился серьезно, с большим интересом. С Карлоттой он был немного застенчив, не так разговорчив, как с Норманом.
— Это моя жена, Билли, — объяснил Норман, знакомя их.
— Она миссис Мелтон? — спросил Билли, обращаясь к Норману.
— Правильно, но мы обычно называем ее леди Мелтон. Ей это нравится, — добавил он с лукавой улыбкой.
— Леди Мелтон, — повторил Билли. — Это красиво, и она тоже красивая.
— Очень красивая, — быстро сказал Норман.
Карлотта, не желая того, покраснела.
Норман отослал мальчика в сад и рассказал ей о трагедии и обстоятельствах, предшествовавших появлению Билли в Пэддоксе.
— Утром доктор Мэтьюс заберет его в приют, — сказал он. — Мне стало жаль бедного мальчика, разом лишившегося отца и матери, и я решил привезти его сюда.
— Но разве обязательно отправлять его в приют, у него, вероятно, есть какие-нибудь родственники, — сказала Карлотта.
— Доктор наведет справки, — ответил Норман, — но я верю, что детям хорошо в приюте. Это прекрасный дом и там всегда порядок.
— Вероятно, в наши дни в таких домах неплохо, — безразлично сказала Карлотта.
— Он, конечно, будет тосковать по родному дому, — добавил Норман. — Это, должно быть, похоже на то, как постоянно находиться в школе и даже не ждать каникул.
Он говорил задумчиво. Карлотта внимательно посмотрела на него. Его размышления о таких вещах совершенно не соответствовали ее представлениям о характере Нормана.
— А ты мог бы его усыновить? — спросила она.
— Мог бы, — ответил он.
Ничего больше не сказав, он снова пошел в сад к ребенку.
Билли лег спать до обеда, и поэтому их первый совместный обед в Пэддоксе прошел в молчании. Стол красного дерева в большой столовой был уставлен серебряными кубками и вазами с цветами. Дворецкий и два лакея прислуживали им. Норман в обстановке своего дома внушал Карлотте страх. Во главе семейного стола он выглядел гораздо более величественным, не похожим на того человека, который был так внимателен к ней в ресторанах или в затененных нишах ночных клубов. Она смотрела на него оценивающим взглядом. Ему очень шел двубортный пиджак и седина в волосах, зачесанных назад с высокого умного лба.
