– Конечно, нет. – Винсент ободряюще улыбнулся. – У нас в самом разгаре стройка капитального большого дома для старика Пинфолда и его миссис. Во всяком случае не забивай свою маленькую головку такими вещами, это мое дело, ведь в доме я мужчина. – Он послал ей воздушный поцелуй и улыбнулся озорной улыбкой. – Пока, любимая. Скоро увидимся.
– Значит, ты все-таки купила диван. Наконец-то, – сказала Гвен, входя из столовой-кухни в маленькую гостиную.
– Да, – ответила Одра, идя вслед за подругой и хмурясь у нее за спиной.
Проследовав к этому предмету меблировки, стоявшему в центре комнаты напротив камина, Гвен уселась на него. Она скрестила ноги и облокотилась на подушки, устраиваясь поудобнее.
Одра задержалась перед ней, внимательно глядя ей в лицо. Оно было, как всегда, благожелательным и невинным. Одра поняла, что в замечании Гвен не было ничего обидного и недоброго, хотя интонация, с которой она произнесла «наконец-то», показалась ей несколько язвительной, как будто она считала, что они не могли позволить себе купить этот диван раньше.
– Он у нас уже две недели, – сообщила Одра, как всегда, спокойно. – Мы искали именно такой довольно давно, еще до того, как поженились.
– В самом деле? – сказала Гвен и, повернувшись, стала внимательно разглядывать спинку дивана, при этом послышался звон трех ниток ее дешевых бус. Она понюхала обивку. – М-м-м. Кожа. И притом очень хорошая, Одра. Должна сознаться, я люблю все натуральное. Терпеть не могу заменителей.
Скрывая улыбку, Одра подошла к камину. Ее рассмешило это замечание Гвен, так противоречившее ее пристрастию к дешевым украшениям. Она была поистине ходячей рекламой побрякушек от «Вулворта», но сегодня она превзошла самое себя. Она была увешена странным образом подобранными фальшивыми бриллиантами и цветной бижутерией; ни одно из украшений не сочеталось с другими, и вся она сверкала как не по сезону наряженная рождественская елка. «Но это моя Гвенни», – подумала Одра с искренней теплотой, и в ней проснулась глубокая привязанность к подруге. Гвенни не будет похожа на себя без этих ее бус, браслетов и висячих серег; они – ее отличительный признак, и вряд ли Одре захотелось бы изменить ее, даже если бы она могла.
Все еще улыбаясь, Одра потянулась за спичечным коробком на каминной полке.
– Похоже, стало немного зябко, – сказала она, склонившись перед каминной решеткой и чиркая спичкой. Она поднесла горящую спичку к клочку бумаги и деревянным щепкам и продолжила:
– Ты уверена, что не хочешь набросить мой кардиган, Гвен?
– Нет, спасибо, душенька, мне тепло. Тем более что ты разжигаешь камин. – Гвен провела рукой по подолу своего ярко-красного шелкового платья и объяснила:
– Полагаю, мне стоило бы надеть что-нибудь потеплее, но оно совсем новое, и я хотела, чтобы ты увидела его. Ну, как, нравится, Одра?
– Очень красивое платье и идет тебе, – искренне сказала Одра. Она встала и с одобрением посмотрела на новый наряд подруги.
Гвен, довольная собой, потрогала свои белокурые волосы.
– А что ты думаешь о моей горячей завивке?
– Мне нравится, и я думаю, что на той неделе тоже сделаю такую. Не выпить ли нам чаю? Или, может быть, ты хочешь что-нибудь покрепче?
– Я бы не отказалась от бокала шерри.
– Пожалуй, я составлю тебе компанию. – Одра пошла к буфету, стоящему в углу комнаты, достала бутылку «Амонтильядо» и два бокала и отнесла их на столик из красного дерева у дальней стены.
Повернув голову и глядя на Одру поверх спинки дивана, Гвен заметила:
– Пока мы говорим друг другу комплименты, я хочу сказать вот еще что. Ты сделала эту комнату очень милой. Картины твоего отца замечательные, особенно вон та, над камином, а мебель твоей мамы прекрасно смотрится. Ты можешь гордиться своим домом, душенька.
Одра счастливо улыбалась.
– Спасибо, Гвен, я так рада, что тебе здесь нравится. Комната, конечно, маленькая, но это делает ее уютной и удобной, правда?
Гвен кивнула и еще раз обвела взглядом гостиную.
– Как, ты сказала, называется этот удивительный зеленый цвет на обоях?
Одра засмеялась.
– О-де-Ниль.
– Какое странное название. – Гвен состроила гримасу.
– По-французски это значит вода Нила, и сейчас это очень популярный цвет… модный, я хочу сказать.
– Правда? Подумать только. Ну, ты всегда следила за модой в одежде, душенька. Я постоянно говорю маме, что ты настоящий знаток во всем, что касается стиля, тканей и всего такого. Надеюсь, ты знаешь, как высоко я ценю твой совет. Да, у тебя самый лучший вкус из всех, кого я знаю. – Гвен взяла протянутый Одрой бокал. – Спасибо, душенька.
Они чокнулись, и Одра, подойдя к камину, села на один из чипендейловских стульев, принадлежавших ее матери.
– Я рада, что ты так думаешь – что у меня есть вкус.
Гвен улыбнулась.
– А где же Винсент?
– Он пошел помочь своему брату заполнить какие-то бумаги. Но он вернется вовремя, чтобы отужинать с нами.
Гвен сделала глоток шерри, боясь сболтнуть лишнее.
У нее сложилось впечатление, что Винсент всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы отправиться в дом матери, но она не посмела сказать этого Одре. После их резкого разговора о Винсенте в июле Гвен тщательно избегала делать какие-либо критические замечания о нем. В тот жаркий летний день, когда она пила чай в кафе «Бетти» в Лидсе, она поняла, что стоит перед весьма реальной опасностью потерять дружбу Одры, и это и огорчило, и испугало ее.
Одра очень много значила для Гвен, и поэтому сейчас ей все время приходилось придерживать свой язык. Но в глубине души она считала, что Винсент Краудер был недостаточно хорош для ее подруги, и ничто не могло заставить ее изменить это мнение. Что-то было в нем такое, что не нравилось Гвен Торнтон, хотя, если бы ее спросили, она не смогла бы четко определить, что именно. Он представлялся ей эмоционально опасным, инстинкт подсказывал ей, что когда-нибудь он сделает Одру очень несчастной.
Она опять удивилась про себя, чего ради он постоянно бегает к своей матери. Если только он в самом деле бегает туда. Лучше больше об этом не думать. Она была очень рада тому, что его не оказалось дома. В этот вечер ей хотелось побыть с Одрой наедине. Ей нужно было сказать ей что-то очень важное, и сделать это лучше было без Винсента. Временами он бывал чересчур самоуверен, считал свои суждения единственно правильными и высказывал их, когда его об этом никто не просил.
Озадаченная наступившим молчанием, Одра наклонилась вперед, глядя перед собой в сгустившихся сумерках. Сегодня стемнело как-то особенно рано, и свет шел от горевшего камина.
