— Глубже, — прорычал я.
Опустив глаза и рот, она взяла меня чуть глубже и застонала. Это было так приятно, что я потерял терпение и запустил руку в ее волосы. Наверное, я потянул слишком сильно, потому что она вздохнула и отстранилась от меня.
Я ослабил хватку и нахмурился. Не зря это занятие было запрещено во время моего брака. — Прости. — Не стоит, — задыхаясь, она снова посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнула злая искорка. — Я говорила тебе, что мне нравится, когда ты груб. Я серьезно.
Мой член запульсировал в ее руке, и я снова сжал кулак в ее волосах. — В таком случае…
Она издала звук, нечто среднее между смехом и стоном, и снова накрыла меня своим ртом. На этот раз она взяла меня до самого горла, и я в экстатическом неверии смотрел, как ее губы и язык двигаются вверх и вниз по моему члену. Но вскоре смотреть стало недостаточно — беспокойное, жгучее напряжение, нарастающее в моем теле, требовало, чтобы я двигался. Положив руки ей на голову, я откинулся назад и начал входить в нее — быстрыми, жесткими толчками, которые заставляли ее принимать меня глубже. Она задыхалась, хрипела и с трудом дышала, но не отталкивала меня. Ее руки переместились на мои бедра, и она впилась пальцами в мою плоть, а я трахал ее горячий ротик все быстрее и быстрее, моя кровь становилась все горячее и горячее, пока внезапно оргазм не вспыхнул во мне, и я излился в нее, даже не предупредив.
Хороший парень, возможно, отстранился бы вместо того, чтобы притянуть ее ближе, но в тот момент я хотел быть самым большим засранцем на планете, лишь бы кончить от удара моего члена в ее горле. Это было эгоистично, но это был чистый экстаз. Не только оргазм, но и осознание того, что она хотела всего меня. Принимала всего меня. Даже жаждала всего меня. Я забыл, где мы находимся, какой сегодня день, что я должен был делать — возможно, я даже забыл свое собственное гребаное имя.
Когда я наконец отпустил ее голову и она села, глядя на меня так, словно только что выиграла миллион долларов, у меня закружилась голова, сердце заколотилось, и я едва мог дышать. Я никогда не чувствовал подобного раньше.
Я смотрел на нее сидящую на полу у своих ног и думал: либо я скоро умру, и это был последний прощальный подарок жизни для меня, либо я влюблен в нее.
И я не был уверен, что из этого хуже.
Глава 24
Фрэнни
— Господи, — прошептал он, выглядя почти испуганным. — Это было так чертовски горячо.
Я улыбнулась и вытерла нижнюю губу тыльной стороной ладони.
Вдруг он потянулся вниз, схватил меня под мышки и водрузил на стол перед собой. — Ты в порядке?
— Более чем в порядке. Мне понравилось. Сейчас я вся такая горячая и возбужденная.
У него на секунду отвисла челюсть. — Ты хочешь сказать, что это возбудило тебя?
Я пожала плечами и застенчиво улыбнулась ему. — Да. Мне нравится слышать тебя. И чувствовать тебя. И возможность уделить тебе все свое внимание, не отвлекаясь ни на что. Обычно, когда ты кончаешь, я тоже кончаю, и я слишком увлечена, чтобы сосредоточиться на тебе.
— Мне нравится, когда ты увлечена, — сказал он, потянувшись к пуговице на моих брюках. — Так что теперь, думаю, моя очередь уделить тебе все свое внимание, не отвлекаясь ни на что.
— Мак, нет! Ты должен наверстывать по работе" э. Я попыталась оттолкнуть его руки, но вместо этого он опрокинул меня назад за плечи, так что я оказался на спине, свесив ноги со стола.
— К черту работу. Он снял с меня туфли и схватил мои брюки, стянув их до конца вместе с нижним бельем.
Я приподнялся на локтях. — Уже поздно. Разве миссис Ингерсолл не ждет тебя?
— К черту миссис Ингерсолл. Он опустился на колени и закинул мои ноги себе на плечи. — Но… как же… дети… И тут я уже не могла продолжить, потому что его язык вытворял такое, что лишал меня способности связно излагать мысли.
После нескольких длинных, медленных поглаживаний по моему центру и нескольких секунд мягких, кружащихся кругов над моим клитором, он поднял голову. — Я сейчас не думаю о детях. И не хочу. Я провожу весь день каждый день, делая что-то для них, и буду делать это до конца жизни. Но сейчас речь идет о том, чего я хочу. А я хочу- зарыться лицом в твою киску и заставить тебя кончить моим языком. А потом я бы хотел трахнуть тебя на моем столе. Тебе это подходит?
— Да, — сказала я, мое тело уже было мокрым и жаждало его.
— Хорошо. После этого я снова стану ответственным человеком. Он вернулся к тому, что делал до этого, но на этот раз он ввел в меня еще и один длинный палец.
— Станешь? спросила я слабо, мои глаза загорелись при виде его темных волос между моих бедер.
— Может быть. Он поднял голову и ввел в меня два пальца, я чувствовало его дыхание, оно было горячим и быстрым на моей покалывающей коже. — Я не слишком хорош в выполнении обещаний.
* * *
Убедившись, что все чисто, он проводил меня до квартиры — через черный ход, чтобы не идти через холл. Моя мать все еще была на работе, и он не хотел сталкиваться с ней.
Говорю тебе, она не против, — сказала я, когда мы поднимались по лестнице. — Она спросила меня на выходных, есть ли что-то между нами.
— И что ты ответила?
— Я сказала, что мы не торопимся ради детей, но что мы стараемся узнать друг друга лучше. Она сказала, что это умно.
Он засунул руки в карманы. — Моя мама отреагировала немного по-другому.
Я остановилась на полпути вверх по лестнице. — Ты сказал ей?
— Нет, но когда она позвонила в воскресенье вечером, она вроде как начала что-то подозревать, основываясь на том, как много девочки говорили о тебе. Потом она задала кучу вопросов, и мои ответы, должно быть, сделали это еще более очевидным.
Двигаясь медленно, я возобновила подъем по ступенькам. — Так что она сказала?
— Просто кучу вещей, которые я итак уже знал
— Например?
Он пожал плечами, когда мы добрались до лестницы. — В основном, что мне нужно быть осторожным.
Я чувствовала, что он еще многого не сказал, но не хотела давить. По выражению его лица было ясно, что этот разговор его не обрадовал. — Ну, я определенно думаю, что ты осторожен. Затем я поморщилась. — Хотя Уинни застала нас в шкафу. А Милли могла видеть нас на кухне.
Он нахмурился еще больше. — Да.
— Возможно, мы стали немного беспечными. Мы можем больше стараться.
— Я бы хотел, чтобы мы не беспокоились об этом. Но тот разговор с ней не давал мне покоя всю неделю. Она заставила меня чувствовать вину — ну, еще большую вину — за то, что мы делаем.
— У мам это хорошо получается. Они точно знают, как надавить на нас.
— Это нечестно по отношению к тебе. Он покачал головой. — Какого хрена ты делаешь со мной? У тебя столько всего даешь мне, а мне нечего дать тебе.
Он выглядел таким расстроенным, что я обняла его. — Эй. Это неправда. Мы с самого начала знали, что это будет непросто, но у нас все получается.
— Моя бывшая тоже звонила в воскресенье.
Я напряглась. — Правда?
— Да. Она тоже знает о нас.
— Ты сказал ей? Удивленная, я отпустила его и отступила назад. Он покачал головой.
— Нет. Она спросила меня, основываясь на том, как много Милли писала о тебе. Я не отрицал этого.
— Не отрицал? Я не была уверена, радоваться мне или нет. Это казалось шагом в правильном направлении, но он выглядел расстроенным из-за этого.
— Нет. Но, может быть, мне следовало бы. Я не знаю. Он потер лицо обеими руками.
Я тяжело сглотнула. — Ну… что она сказала?
— Много гадостей обо мне, на которые мне плевать, но потом она пригрозила больше никогда не навещать детей. Я бы не возражал, но она найдет способ все переиначить, чтобы это была моя вина, что у детей нет отношений с их матерью.
— О, Мак. Я сцепила пальцы на своей талии. Очевидно, это тяготило его уже несколько дней. — Мне жаль. Почему ты мне не сказал?
Он пожал плечами. — Потому что это не твоя проблема. Я не хочу, чтобы ты имела дело с моей враждебно настроенной бывшей женой. Черт, я сам не хочу иметь с ней дело. Но мне приходится. И я всегда буду вынужден, потому что она мама моих детей. Этого никогда не изменить. Как и ее.
