державшая меня за подбородок, скользнула в мои волосы. Он осторожно потянул меня, наклоняя мою голову в сторону, чтобы проникнуть языком глубоко в мой рот. Мои глаза на мгновение распахнулись, и мне пришлось бороться с невероятным желанием оседлать его эрекцию, которая натягивала больничные одеяла. Тот факт, что он перенес операцию всего два дня назад, едва ли имел значение. Ни для меня, ни, очевидно, для него.
Я понятия не имею, как далеко это зашло бы, не будь он подключен к кардиомонитору. Пульс Кори участился, аппарат отчаянно запищал, и медсестра прибежала, чтобы проверить его.
Она рассмеялась.
Я быстро выпрямилась, и Кори бросил подушку поверх своего паха. Мы оба тяжело дышали, наши лица покраснели, как у подростков, которых застукали за поцелуем.
– Извините, что помешала, – сказала медсестра. – Оставляю вас наедине. Не переживайте, – она подмигнула.
– Нет, эм, нет. Я ухожу. Мне нужно идти, – я пригладила волосы. – Прощай, Кори. До свидания.
Он снова выдавил свою кривую улыбку, но глаза выдавали его искрою страсти, которую мы разожгли, угасавшей в печали. Или в смирении.
– До свидания, Алекс.
Я смотрела на него, впитывая его образ в последний раз, а затем поспешила из палаты, не оглядываясь, по коридору и на парковку, на которой, к счастью, не было прессы.
– Нужно забыть, – сказала я в тишине своей машины, сжимая руль. – Об ограблении. О монстрах. И о нем.
Я мчалась на своей машине по улицам Лос-Анджелеса, стараясь держать максимальную дистанцию от Кори Бишопа. Но он был со мной, на моих губах и языке, и звук его учащенного пульса на мониторе, когда мы целовались, звучал в моей голове. Аппарат выдал его, и мое сердце билось так же учащенно.
И все еще продолжало биться.
Алекс
В субботу вечером я ужинала с родителями – к счастью, без Дрю, который остался на работе, – и терпела их бесконечные вопросы об ограблении, а затем их беспокойство по поводу того, что я живу одна в коттедже.
Мой отец был удовлетворен моим объяснением, но моя мама полагала, что солнце восходит и садится в честь Дрю, и была обеспокоена тем, что я «потеряю этого прекрасного, честного молодого человека», если не буду осторожна.
Только один безумный кошмар преследовал меня в те выходные. Сон, в котором Дракула тащил меня перед расстрельной командой, под ослепительным светом, освещающим мою одежду, забрызганную кровью. Он наклонился ко мне, его холодные, безжизненные глаза были так близко, что, кроме них, я больше ничего не видела.
– Надеюсь, он того стоил, – сказал он, приставив пистолет к моей голове. Выстрел был почти таким же громким, как и мой крик. Почти.
И хотя меньше всего мне хотелось обсуждать ограбление банка с Бандой, я покорно появилась в «Бельведере» в понедельник ровно в полдень. В конце концов, была моя очередь оплачивать счет, и будь я проклята, если проявлю хоть малейшую слабость.
Потому что я была в порядке.
– Я в порядке, – сказала я, отвечая на жалостливый взгляд Минни Питман. – Действительно. Прошла неделя, и… я в порядке.
Я почувствовала, что Лайла наблюдает за мной, и отвела глаза, когда она уточнила:
– Неделя? Прошло всего четыре дня.
– Я просто не могу поверить, что ты была вовлечена, нет, была в центре событий чего-то такого крупного, как ситуация с заложниками, – сказала Антуанетта с оттенком зависти. – Расскажи нам все об этом. Расскажи нам о том, что произошло в конце. Это правда, что главарь выбрал тебя? Что он собирался… эм, ну…
– Убить меня?
Рашида вздрогнула, а Лайла отвернулась, качая головой.
– Как ужасно, – Минни крепко стиснула свои ручки. – Потом тот молодой человек остановил его. Остановил все ограбление. Я слышала, он запрыгнул на один из столов, на котором был автомат…
– Тот, ради которого он убил грабителя, – вставила Рашида.
– Да! – глаза Минни загорелись. – А потом он просто начал стрелять. Это правда?
– Ничего подобного, – заявила я.
Мысль о Кори Бишопе, который стоит на столе и расстреливает людей, рассмешила бы даже «плохих парней».
– Но он остановил ограбление, этот твой герой? – спросила Антуанетта. – И спас тебе жизнь?
– Да, но он не Рэмбо, каким его описали в прессе. Ему было страшно, как и нам всем, и он…
Воспоминание о том ужасном моменте вернулось, и я почувствовала, как пистолет Винса прижимается к моему уху, и низкий голос Кори: «Отпусти ее, или я убью тебя».
Лайла, сидевшая слева от меня, сжала мою руку.
– Алекс? Ты в порядке? – она смерила остальных злобным взглядом. – Поговорим о чем-нибудь другом.
– Нет, все в порядке. Я в порядке, простите, – я стряхнула с себя воспоминания и подцепила вилкой салат. На вкус он был как бумага, но я выдавила из себя улыбку. – Во всяком случае, никогда не верьте сплетням.
Антуанетта помешала свой чай со льдом.
– Ах, но то, что мы видим собственными глазами, – это совсем другое дело. Я видела фотографии твоего банковского героя. В новостях о нем была небольшая заметка, – она махнула салфеткой. – Он такой лапочка. В смысле, о-о.
– Правда? – заинтересовалась Минни. – Я не видела.
– Боже, да, – вмешалась Рашида. – Он похож на одного из пожарных пин-ап. Знаешь, как в том календаре? Горячие Герои?
– Точно! – рассмеялась Антуанетта. – Сплошные мускулы. Он так красив, что аж хочется поджечь свой дом, лишь бы он пришел.
Засмеялись все, кроме Лайлы, которая качала головой, глядя на меня.
– В нем есть гораздо большее, – сказала я. – Он умный, добрый и благородный…
– Не сомневаюсь, дорогая, – Антуанетта перестала смеяться. – Мы просто не можем не оценить его более очевидные качества.
По-видимому, они ожидали, что я вежливо улыбнусь и позволю им веселиться дальше, но я промолчала.
Минни откашлялась в наступившей тишине.
– Давай поговорим о тебе! Тебя показывали по всем новостям! На парковке больницы. Они называли тебя…
– Всемирной Джеки Кеннеди, – закончила я. – Я знаю, и это глупо.
– Ну а как ты хотела? – спросила Рашида. – Это сенсационная история. Ты вся в крови своего героя.
– У него есть имя, – сказала я.
– Кори Бишоп, – уверенно сообщила Антуанетта. – Он работает строителем. Или работал. Кто-то проговорился, что у него нет ни работы, ни медицинской страховки. Сражающийся Рабочий.
– Это ты? – спросила Рашида.
Я была так потрясена, что мне потребовалось время, чтобы понять, что она обращается ко мне.
«Мы всегда так обсуждаем личную жизнь людей? Так, словно это ничего не значит?»
– Не я ли проговорилась? Нет, – я бросила салфетку на салат, мой аппетит пропал. – Я
