видела, что он меня тогда увел. Но из принципа не хочет сказать об этом.
— Слушай, давай я с ней поговорю? Ну это же дичь!
— Сэм уже говорил, — вздыхает Ася.
— У нас конфликт, Раф, не скажет она, — отмахиваюсь я. — Мне надо на нее надавить. Иначе, дело на Стоцкого не заведут. А Макса посадят.
— А если заведут, то не посадят?
— А там — дашь на дашь, — хмыкает Ася. — В лучших традициях «Швейцарии». Взаимно замнется.
— Ладно… — сдается Раф. — Постою на стороне Света, ради разнооборазия.
Скринит мне переписки в личку.
— Не читай, Албанцева. А то Шагалов и мне голову пробьет.
— За что?
— За совращение, — нажимает мне на нос.
— Ой! — закатываю глаза. — Тоже мне — герои-любовники… Одно и тоже пишите… — читаю скрин, качая головой. — Слово в слово! Скучно!
Ася, хихикая, покрывается румянцем.
— Чего?! — обескураженно морщится Раф.
— Яна! — зовет меня с другого конца коридора Алла. — Мама приехала.
— Бегу!
На секунду обнимаю в эмоциях Дагера.
— Спасибо! Ты не такой уж и говнюк!
— Охреневшие девочки… — качает он головой.
На КПП, за шлагбаумом две машины. Возле одной стоит мама, вторая папина…
Демонстративно подхожу к маме. Обнимаемся. Так и застыв, стоим. Мама пахнет мамой и новыми духами. И мне на мгновение кажется, что мне лет двенадцать. И все еще хорошо в нашей семье.
Слышу, как хлопает дверь машины отца.
— Мам… Помоги мне.
Она поднимает взгляд, сердито глядя мне за спину.
— Конечно. А что случилось?
— Ой… Длинная история!
Намеренно стоя спиной к отцу, рассказываю маме про Макса. Во всех подробностях, умалчивая только наши поцелуи.
— Он очень внимательный. Всегда рядом был. Защищал меня. Веселил. Хороший. Но дурилка картонная, накуролесил в прошлом году. Приводы там всякие глупые.
— Да там только что спина в купола не расписана! — фыркает отец. — По его приводам.
— Неправда! — дергаю кулаками вниз. — А папа… Папа его семье угрожал! Чтобы он не подходил ко мне!
— Макс нажаловался?! — сзади.
— Нет, Миша сказал.
— Кругом одни идиоты… — цокает отец.
— Иван! Как ты мог?
— Да нужны мне это Шагаловы…
— А он все равно!.. Даже после этого заботился. Просто не сам.
Сумбурно рассказываю маме про друзей. Но хочу, на самом деле, чтобы услышал отец!
Рассказываю про Стоцкого, кольца, и этот ужасный инцидент. Мне неприятно. Но я решила ничего не скрывать. Иначе, как я оправдаю Макса в папиных глазах?!
Мама молча слушает, гладя меня по плечам.
— А потом вот… Макс узнал, что Стоцкий сделал и сорвался.
— Почему ты не рассказала мне?! — рявкает в гневе отец.
Молчу, уткнувшись носом маме в плечо.
— Была бы ты с ней рядом, Оксана, этого бы всего не случилось! — находит папа привычную мишень.
— Ты был рядом, Иван! Почему, объясни мне, ребенок не смог тебе довериться и рассказать, м?! Наверное, потому что ты самодур и бесчувственный солдафон!
Начинают ругаться.
— Хватит, хватит, хватит!!! — зажимаю уши ладонями.
Замолкают.
— Мам! — смотрю ей в глаза. — Сделай что-нибудь.
Но это обращение не к маме! К папе. Она ничего не сможет. А он — да! Мама просто катализатор, и он всегда срабатывает.
— Он же в тюрьме, мам!
— В СИЗО, он. Не пыли, — рычит отец.
— Из-за меня! — игнорирую его. — А у этого, Стоцкого, который в реанимации, там отец начальник в… системе исполнения наказаний или как там?. Сделай, мамочка, что-нибудь, умоляю!
— Так! — нервно встряхивает она кистями. — Я знаю одного хорошего человека, он нам обязательно поможет. Однокурсник мой бывший. Каширский.
— Я своей дочери сам помогу, — психует отец. — Ей твои однокурсники не нужны, ясно?!
Сработало!
Дверь машины за моей спиной хлопает. Отец бьет по газам, делает резкий разворот и уезжает.
— Всегда дико ревновал к Каширскому, — хмыкает мама, глядя ему вслед. — Стоит только заикнуться… Ничего не меняется.
Папа он такой, да.
— Фотка-то есть мальчика твоего? — с энтузиазмом.
— Есть!
— Хвастайся!..
МАКС
Перед глазами черные и желтые точки от невыносимой боли в плече. Заломив скованные руки, два мента ведут меня куда-то… Вижу только бетонный пол.
— Больно! — хриплю я.
— Место здесь такое, пацан. Всем больно!
Щекоча немеющую кожу, из носа льется кровь.
— Товарищ майор! — неожиданно гавкает один, замирая.
Перед моими глазами две пары начищенных до блеска ботинок.
— Это кто у тебя?
— Шагалов, товарищ майор.
— Куда ты его?
— В изолятор.
— Нахрена? — вздох.
— Он трех задержанных мне уработал, засранец, — возмущенно. — Весь пол в кровищи. Зубы покрошил, кикер хренов. Теперь проблем не оберемся!
— Ты это… Руку отпусти ему.
Знакомый голос владельца второй пары ботинок приводит меня в чувства. Отец Янкин?!
— Сломаешь, я тебе потом тоже сломаю.
Неловкая пауза.
— Полковник Лемешев, — представляется он. — ОБЭП. Отпусти.
— Товарищ полковник, так, неадекватный он…
— Дай сюда! — с досадой и пренебрежением.
Отпихивает от меня того, который держит руку. Наручники на запястьях звякают. Со стоном выпрямляюсь. Перед глазами мельтешит.
— Шагалов, — тихо выругивается Иван Васильевич, разглядывая меня. — Нахрена с заключенными в драку полез?
— Они первые… — сплевываю кровь, — начали.
— «Первые»… — передразнивает меня. — Будешь теперь ногами только по приказу махать, дурак. Что с руками?
Показываю.
— Мать твою… — цокая, качает головой. — Силушки Бог дал, а мозгов нет. Что за беспредел, майор, в твоем СИЗО? Школьника зэки прессуют!
— Так кто кого прессует, то, полковник?
— Ладно… Мой это боец, из личного состава. Я его забираю. Снимай браслеты.
— Да ты чего, Иван? — машет рукой ментам этот майор, чтобы ушли. — Как я тебе его отдам?
— Он на службе. У них свой карцер и свой трибунал.
Нихрена не соображая перевожу взгляд на отца Янки.
— Какой слу?… — мямлю я.
— Иди умывайся, рядовой! — перебивая, толкает меня к туалету.
Смываю с лица кровь. Многострадальные костяшки посинели и отекли. Жутко больно! Переломал все на адреналине…
Иван Васильевич подписывает какие-то бумаги, долго спорят, обсуждают детали.
— Макс, — поворачивается ко мне. — Тебя следак допрашивал?
— Нет. Выходные. Сказали в понедельник допрос.
— Ничего не подписывал?
— Нет.
Прячу в ладони ноющее лицо. Слышу, как полковник подходит к окну. Говорит по телефону.
— Миха, менты запись с камеры забрали? Нет? Запросили? Сядь за пульт, потри ее. Как… Как… Так! Давай. Мы стираем эпизод. Избиения не было. Драка была. Да Шагалова здесь нормально разукрасили! Сейчас побои снимем. В ментовке мы…
Говоря по телефону, приносит мне от дежурного лист и ручку.
— Пиши.
— Что?
— Встречное заявление пиши.
— Но психолог же все видела.
— Не твои заботы, рядовой.
— Я не знаю, как писать, Иван Васильевич.
— Эй, капитан, продиктуй пацану.
Пытаюсь взять в пальцы ручку, но пара костей на кисти у меня сломана. И
