дома, ни денег… – протяжно вздыхаю.
– Зато голова хорошо работает. Леонид Сергеевич зарегистрирует фирму и начнет работать. Я буду ему помогать первое время. Ничего, Золотко, выкрутимся.
– Спасибо тебе, Ник… Давай будить Никитушку.
Сердце переполняет радость. Ловлю себя на мысли, что ее все-таки больше… А еще надежды. У человека можно отнять все, но он будет верить в любовь и надеяться… Мое настроение передается сыночку. Никитка мужественно терпит, когда санитары грузят его на носилки. Спрашивает о погоде в Израиле и деловито сообщает, чем будет заниматься, когда вернется домой. Мне останется лишь улыбнуться в ответ… Смахнуть слезы радости и потрепать сынишку по щекам.
– Мамуль, а я никогда не летал на самолетах. Это так стлашно, да? А мы на моле поедем? Ну… Другое моле, а то, где живет папа?
– Поедем, солнышко. Папа нас пригласит и мы поедем. Ты увидишь океан, а еще папа свозит тебя в университет, где он учился. Там много-много домов, и в каждом что-то изобретают.
– Понятно. Я хосю быть, как папа. А когда сестленка лодится?
– Ты думаешь, там девочка? – удивленно вскидываю бровь. Я убью Гончарова! Когда он успел обсудить это с Никитушкой?
– Мне сон плиснился. Я и девочка гуляем на белегу моля. Но это не наше моле, а папино. Мам, я устал говолить.
– Отдохни, сыночек.
Как бы и я хотела, чтобы сон Никитушки сбылся… Хочу гулять по теплому песчаному берегу океана и быть счастливой. И я совсем не считаю, что счастливая жизнь безоблачна. Наверняка я буду плакать, радоваться, сердится, ругаться, скандалить… Но все это я хочу делать, глядя на любимых. Глядя в его глаза – большие и карие… Те, в которых утонула в первую нашу встречу.
Никита и Габи относят паспорта на регистрацию, а нас пропускают прямо на взлетную полосу. Водитель реанимобиля показывает проверяющим документы и, получив разрешение, мчится к ожидающему вылета самолету. Никитка завороженно смотрит, как медленно ползут по полосе самолеты, а после, набрав нужную скорость – взлетают, растворяясь в толще облаков.
– Мамуя! Я хосю стать водителем самолета!
– Это очень ответственная работа, сынок.
– Злата Леонидовна, скоро начнется посадка, по рации сообщили, – произносит водитель.
– Слава Богу. А как вы поднимете Никитушку? Может, они разрешат нам войти в салон раньше? Чтобы Никита не контактировал с людьми?
– Так и сделают. Остальные пассажиры поднимутся через задний вход.
– Спасибо вам… Спасибо…
– А нам-то за что? Отделение поблагодарите – они написали правильную справку.
Злата.
Никитушка завороженно наблюдает за удаляющимся городом. По-детски возмущается, удивляясь тому, какие облака твердые.
– Мамуя, я думал, облака как вата, а они… Они даже самолет цалапают.
– Да, сынок, облака из снега, – объясняет Никита, потрепав сына за челку. – Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Не тошнит? Может, водички?
Габи сидит, уткнувшись в экран смартфона. Не обращает на нас никакого внимания. Лениво вскидывает подбородок, когда Ник предлагает сыну воды. Наверное, с трудом сдерживает возмущение или… ненависть… Не знаю, можно ли испытывать ненависть к ребёнку? У меня была мысль рассказать сыну правду о Габи. Объяснить, что ее биоматериал спасет ему жизнь. Ну и… попросить сына поблагодарить Габриэлу при случае… Наверное, хитро и эгоистично с моей стороны, но мне очень хотелось посмотреть на ее эмоции в этот момент. Однако, просить не пришлось… Никитка сам догадался, что Габи его спасительница – слишком часто Алина Евгеньевна упоминала имя женщины.
– А вы меня спасете? – неожиданно спросил он, отрывая Габи от созерцания экрана.
– Что, прости? Я не расслышала, малыш.
– Это вы дадите мне клеточки? Котолые меня вылечат?
Никита переводит взгляд на меня, а я с трудом сдерживаю подбородок на месте – он норовит уползти вниз.
– Да, это я дам тебе волшебные клеточки, – улыбается Габи.
– Спасибо вам. Это мой папа вас поплосил?
– Нет, я сама предложила. Мои клеточки очень хорошо тебе подходят, лучше, чем папины и мамины.
– Да, сынок. Тетя Габи – твой спаситель, – с придыханием произносит Никита. – Будешь ей звонить, справляться о здоровье, поздравлять с днем рождения. Ты обязан ей жизнью.
– Да, – подтверждаю я, метнув взгляд на Габриэлу. Не понимаю, что она чувствует? Похоже, чудовищную боль и разочарование в жизни… Она пережила нелюбовь мужа, предательство, измену… Она даже вынесла признание в любви, что Гончаров сделал мне. Мне ее жаль… Нет, не так: я ей сочувствую.
– Спасибо вам огромное, я этого никогда не забуду, – добавляю еще раз.
– Все нормально, Злата. Мой муж пожертвовал многим ради спасения вашего сына. Так что… мы квиты.
Мда… Что и следовало ожидать. Я погружаюсь в раздумья, остаток пути наблюдая за сыном.
В аэропорту нас встречает реанимационная бригада больницы. Персонал говорит по-английски, поэтому мы без труда понимаем, что делать. Никитушку помещают на носилки и грузят в салон реанимобиля. Я сажусь рядом, а Никита с Габи остаются в аэропорту, обещая приехать к месту на такси.
– Мам, здесь так жалко! Жала как весной или летом, – Никитка любопытно поднимает головку, пытаясь рассмотреть окружающие пейзажи через окно.
– Да, сыночек, в Израиле очень теплая погода. А летом тут бывает очень жарко, гораздо теплее, чем у нас.
– Мама, а ты тетю Габи знаешь? Ты мне дашь ее номел телефона? Я буду звонить и сплашивать, как дела и…
– Папа тебе его даст, – отвечаю сдавленно. Как же все это неправильно… Врать малышу и Габи врать. Горло словно сдавливает тугое кольцо или костлявая рука совести. Даже не знаю, с чем сравнить свои ощущения – только я не могу дышать… Все это меня мучит… Я согласилась тогда, поддавшись эмоциям, а сейчас мыслю трезво.
Никитку помещают в комфортную палату специализированного центра для больных онкологическими заболеваниями. Габи размещают в соседней палате. Когда врач забирает Никитушку на осмотр и забор биоматериалов, я решаюсь постучаться в ее дверь. Сама не знаю, чего я хочу… Может, посмотреть в ее глаза? Поговорить или дать ей шанс взвесить свое решение еще раз?
Вытираю мокрые ладони о брюки и глубоко вздыхаю. Стучусь в дверь и, получив разрешение, вхожу. Никита держит в руках бумаги, собираясь уходить. Наверное, это те самые бумаги… Проклятый договор, разделивший наши жизни на до и после.
– Габи, я хочу признаться тебе… Если ты откажешься нам помогать, я пойму, но не могу жить с этим… Меня это мучит, все силы забирает. Прости…
– Злата, не надо, прошу тебя. Не сейчас. Я сам разберусь, – останавливает меня Ник. Смотрит взволнованно и прячет чертовы бумаги за спину. Можно подумать я