Она вздрагивает от этих слов, словно они причинили ей физическую боль. Уголком глаза я вижу, как она отворачивается от меня и смотрит в окно. Я крепко вцепился в руль, чувствуя необходимость ухватиться за что-то… что-нибудь, что заземлит меня и не даст мне потянуться к ней.
Она не произносит ни слова до конца поездки, и мне приходится повторять себе, что так будет лучше. Теперь она будет в безопасности. У нее будет нормальная жизнь. С ней все будет хорошо.
Вопрос в том, а справлюсь ли я?
Глава 33
Пенни
Прошло три дня, и до сих пор я лежу, свернувшись калачиком, в своей постели и плачу навзрыд. Он пришел за мной, он спас меня, но потом он оставил меня здесь. Я должна быть счастлива, что все так закончилось. С точки зрения логики, это лучший сценарий. Я наконец-то свободна от Томми, и мне не нужно беспокоиться о том, что Такер или кто-нибудь еще придет за мной.
Мои родители хотят, чтобы я осталась с ними. Они даже взяли кредит, чтобы помочь мне оплатить колледж. Я должна быть счастлива, однако сердце мое болит.
Легкий стук в дверь побуждает меня приподняться на кровати.
— Пенни, можно войти? — спрашивает мягкий мамин голос через дверь.
Нет.
— Конечно, — пролепетала я, потрясенная тем, как сыро звучит мой голос. Рукавом свитера я вытираю слезы со щеки, словно это может скрыть тот факт, что я плакала весь день.
Дверь со скрипом открывается, и входит мама, одной рукой поддерживая поднос с едой.
— Я принесла тебе обед, милая.
— Спасибо, но я не голодна, — я падаю обратно на кровать, закрывая лицо рукой. Мне не нравится, как она смотрит на меня. — Пожалуйста, не жалей меня. Я в порядке.
— Ты не в порядке, Пенни, но будешь, — я слышу, как она ставит поднос на мою тумбочку. — Просто попробуй что-нибудь съесть. Хотя бы несколько кусочков.
— Хорошо, — бормочу я, уткнувшись в локоть, зная, что это ложь. Я не могу проглотить ни кусочка. Даже при мысли о еде у меня сводит желудок.
Я слушаю, как мама выходит из комнаты, тихо закрывая за собой дверь. Я все еще не сделала тест на беременность, но я знаю. Я чувствую это. Я беременна. В моей утробе растет ребенок. Ребенок Райдера. Мужчины, которого я люблю, но никогда не смогу заполучить.
Это еще одна причина, по которой я должна быть счастлива. Райдер ясно дал понять, что не хочет ребенка. Даже если бы у меня был шанс поговорить с ним, как бы я ему объяснила? Он бы возненавидел меня еще больше. Как он сказал, все, что я делаю, это разрушаю его жизнь.
Из моего горла вырывается всхлип, один из многих, кажущихся бесконечными. Не осталось ничего, кроме ужаса, страха и печали. Я плачу почти каждый день. Мои родители умоляли меня поговорить с кем-нибудь и даже записали меня на прием к психологу. Я не пошла.
Я плачу по стольким причинам, что уже сбилась со счета. Я плачу обо всем, что я потеряла. Я плачу о прошлом и о неопределенности будущего.
Больше всего я плачу о ребенке, растущем внутри меня, зная, что я никогда не смогу быть той матерью, которую он заслуживает.
Месяц спустя
Я не знаю, кто был автором поговорки о том, что время лечит все раны. Кто бы это ни был, он был неправ. Прошел уже месяц, а мое состояние по-прежнему не улучшилось. Может быть, даже ухудшилось.
Две недели назад на моем банковском счету волшебным образом появились пять тысяч. В переводе было указано «на обучение», что заставило моих родителей быть уверенными в том, что деньги поступили от какого-то гранда, который я заполняла, но я знаю лучше. Райдер отправил их, вероятно, потому что ему было жаль или он чувствовал себя виноватым. В любом случае я чувствую себя дерьмово, словно он от меня откупился.
Используя вилку, я размазываю еду по своей тарелке, создавая видимость того, что я ем. Лишь изредка я съедаю немного картофельного пюре. Я стала лучше есть, но могу осилить лишь небольшие порции за раз.
Я не знаю, насколько эта проблема с едой связана с моей беременностью, а насколько — с депрессией.
Я провела небольшое исследование в интернете о первом триместре. Я знаю, что должна пойти к врачу, но каждый раз, когда я думаю об этом, я застываю. Поход к врачу сделает все это реальностью. Не думаю, что я готова к этому.
Звонок в дверь пугает меня до такой степени, что я роняю вилку. Рука отца появляется из ниоткуда, мягко накрывая мою собственную.
— Просто звонок в дверь, я открою.
— Интересно, кто бы это мог быть? Уже почти семь, — говорит мама, словно семь вечера — это глубокая ночь.
— Я думаю, ты ошибся домом, сынок, — разносится по дому глубокий голос моего отца.
— Это адрес, по которому я должен был его доставить. Это для Пенни, — говорит кто-то.
При упоминании моего имени я вздрагиваю. С любопытством я встаю со стула и направляюсь на голоса. Парадная дверь оказывается распахнутой, когда я поворачиваю за угол. Сначала я вижу парня, с которым разговаривает мой отец.
Я никогда не видела его раньше. Он молодой, примерно моего возраста, с растрепанными светлыми волосами. Он улыбается мне, когда замечает мое приближение, но я не могу изобразить даже фальшивую улыбку. Пока мои глаза не опускаются к полу.
— Моджо! — кричу я и падаю на колени. Он тут же вырывается из рук парня, держащего его поводок, и бежит ко мне.
Я обхватываю ротвейлера, по которому так скучала. Он лижет мое лицо и скулит от возбуждения, его большое тело дрожит в моих объятиях. Я зарываюсь пальцами в его густой мех, как всегда, и впервые за месяц чувствую прилив счастья.
Уткнувшись лицом в шею Моджо, я прижимаюсь к нему, как к искорке света. Он пахнет так же, ощущается так же, и одно его присутствие делает меня счастливой.
— Итак, я полагаю, ты в правильном доме, — мой отец усмехается.
— Парень, который меня направил, сказал что больше не может заботиться о собаке и что вы его примете. У меня в машине есть куча всяких собачьих вещей. Я принесу их, если вы не против оставить его у себя.
— Да! — промурлыкала я. — Мы оставим его у себя.
Я поднимаю глаза и натыкаюсь на взгляд отца, который смотрит на меня, подняв брови.
— Мы оставим?
— Да, пожалуйста. Он хороший пес, я уверяю, — я смотрю на него с надеждой.
— Тогда ладно. Мы оставим его у себя.
Уголки моего рта приподнимаются. Я возвращаюсь к объятиям с Моджо, свернувшись калачиком на полу посреди коридора.
Мне даже не важно, как странно я сейчас выгляжу. Все, что меня волнует, это то, что еще одна часть Райдера здесь, со мной.
Два месяца спустя
Потирая растущий бугорок на животе, я наблюдаю за двумя будущими мамами, беседующими в приемной напротив меня. Они обсуждают расцветку детской и классическую музыку для успокоения новорожденных. Они выглядят такими счастливыми, так радуются тому, что у них скоро будет ребенок. Я не чувствую ни того, ни другого.
Я никому не рассказывала о беременности. Я прятала бугорок, и это первый раз, когда я действительно иду к врачу, и наблюдение за общением этих двоих — еще одна причина, по которой я избегала этого.
Присутствие здесь не только делает все реальным, но и является ярким напоминанием обо всем, что со мной не так. Я не должна грустить о том, что у меня есть ребенок.
— Пенни Дженкинс, — окликает меня певучий голос. Я поднимаю глаза и замечаю медсестру, просунувшую голову в приемную. Когда наши глаза встречаются, она широко улыбается. — Привет, Пенни. Заходи, мы тут не кусаемся.
Ответив крошечной улыбкой, я встаю и следую за ней в смотровую комнату. Она измеряет мои показатели и проверяет мой вес, прежде чем вручить мне халат, чтобы я его надела.
— Оставь его распахнутым спереди. Доктор сейчас подойдет, — говорит она и оставляет меня одну в комнате.
Я снимаю одежду и надеваю халат, как было велено. Через несколько минут в маленькую комнату раздается тихий стук, и входит миниатюрная женщина. Она выглядит так молодо, что я думаю, что это, должно быть, другая медсестра, но затем она представляется.
