Раскрываю полы сарафана и млею на несколько секунд. На ней белье одного цвета, красивый черный комплект, а, бля, знаю, что значит это для девушек.
Мне башню моментально срывает. Я целую ее везде: грудь, соски прямо через кружево, ребра, живот, бедра, колени. Меня ломает от желания, накрываю большим пальцем клитор через тонкую сетку белья и дохну от первого громкого стона. Блядь… Я люблю эту жизнь, клянусь.
Вырывает из омута ее голос, когда я целую них живота, а пальцами активно пробираюсь под поясок трусиков.
— Дамир, Дамир, стой, погоди…
— Что такое? Я напугал? Переборщил? — выпрямляюсь и смотрю в глаза, но страха в них нет. Смущение, да, но страха или неуверенности точно нет. Тогда что?
— Нет-нет, всё в порядке, там просто… Кто-то в дверь стучит, — кусает губы и кивает в сторону двери, и я наконец-то тоже слышу стук.
— Плевать, веришь?
— Верю, но мне теперь неловко, прости, — поджимает губы и закрывается, запахивает сарафан, завязывая пояс, а мне скулить хочется, чтобы забила на всё и вернула назад.
Кого там, блядь, принесло?
Целую Аню еще раз, надеясь, что она передумает, но проще стену уговорить сдвинуться с места, чем Аню передумать.
Иду к двери намереваясь послать к черту всех, кого притащило ко мне в эту минуту.
Открываю дверь и слышу за спиной дрожащий выдох Ани.
Потому что за дверью, чтоб ее, стоит Алёна…
Глава 37. Дамир
Мне пиздецки не нравится происходящее. Хотя бы потому что мне пришлось оторваться от Ани в такой момент… А еще потому что видеть Алёну нет никакого желания. Я слишком хренового о ней мнения, чтобы радоваться ее присутствию.
— Что тебе нужно? — спрашиваю сразу и ёжусь, когда вижу, как Алёна меня рассматривает. Я без футболки, а под тканью штанов виднеется каменный стояк, его наверняка слишком заметно. Она смотрит пристально, на гипс, на еще очень яркие шрамы, и стоит, не отходит. В квартиру не приглашаю, тут ей делать точно нечего.
— Я пришла поговорить, — оживает Алёна. — Впустишь?
— Нет.
Бля, нет конечно! Хотя бы по той причине, что за спиной стоит Аня, и ей как минимум неприятно происходящее, я уверен.
— Мне тут с тобой разговаривать? — хмурится и осматривает подъезд с пренебрежением. Как я вообще мог повестись на нее когда-то?
— Тебе лучше вообще не разговаривать со мной.
— А кто там? — она нагло заглядывает мне за спину. — Девушка твоя? Не верю, что с этой серой мышью ты вытворяешь всё то, что делал со мной.
Я слышу громкий выдох Ани. Она всё слышала и она злится. А у меня непроизвольно кулаки сжимаются. И хоть я не бью девушек, какими бы они ни были, кулаки всё равно чешутся. Она обидела мою девочку. За это я готов глотку перегрызть.
— Алёна, что тебе надо? Бабки кончились, таблетки? Не по адресу, — тяну на себя дверь, чтобы прекратить этот тупой диалог и пойти к Ане, как она хватает ручку и говорит громко:
— Я беременна.
— О боже… — слышу тихое и на мгновение встречаюсь глазами с испуганными Ани через зеркало, а потом она убегает на кухню, но я уверен — подслушивает.
— Залететь, когда употребляешь — не лучший вариант. Я причем?
— Так я от тебя беременна. У меня больше не было никого и мы с тобой без резинок трахались, если ты забыл. Готов стать папочкой? — несет откровенную чушь Алёна, пытаясь до меня дотронуться. Меня снова тошнит. Это до боли в горле противно, правда. Всё происходящее.
Больше всего меня волнует реакция Ани. Меньше всего я бы хотел, чтобы она слышала весь этот пиздец.
— Готов послать тебя нахер. С чего я должен верить тебе? После всего ты реально думаешь, что поверю? Проваливай.
— Ах так? — она на нервах. Сейчас я замечаю следы употребления колес. Руки дрожат, цвет лица серый, глаза потухли, погрызаны ногти. Нет больше той Алёны, на которую все мужики оборачивались. — Вот тебе доказательство! — она лезет в сумку, около минуты что-то там активно ищет, а потом швыряет в меня тестом на беременность, где отчётливо видно две ярко-фиолетовые полоски. — Убедился?
— Я не собираюсь верить тебе и куску не самого качественного пластика. Проваливай.
— И что, бросишь ребенка? — спрашивает с вызовом. — Оставишь его в детском доме и заставишь расти в таких условиях, как и сам рос? Или ты думаешь я не знаю ничего о тебе? Я знаю всё. Как твоя мать умерла от наркоты, а папа сразу сдал в детский дом, как ты сбегал оттуда и сам сидел на нар…
— Закрой рот, Алёна! — бью кулаком в стену в миллиметре от ее головы. Мне тошно слышать это, я не хочу чтобы это слышала Аня. — Тут стой.
Закрываю двери перед ее носом и лечу на кухню. Аня стоит у плиты и продолжает делать свои эти панкейки, делая вид, что всё в порядке. Но я-то вижу, что это не так. У нее слишком напряжена спина, плечи, от нее веет самыми дерьмовыми чувствами. Ей неприятно. Я не думаю что Аня позволила бы мне касаться ее без чувств, значит у нее ко мне что-то есть. Это и радует и пиздец как напрягает одновременно, потому что то, что она сейчас услышала… Блядь! Ну почему всё так не вовремя, сука, я только почувствовал вкус нормальной жизни, как всё пошло по пизде.
— Ань, — кладу руки ей на плечи, но она выворачивается. Неприятно? Это край. — Ань, пожалуйста, послушай меня, — разворачиваю ее к себе, смотрю в глаза. Сейчас я, кажется, открытая книга перед ней, всё готов выдать, только бы она успокоилась. Взгляд прячет, не смотрит на меня, губы кусает. — Я поеду с ней в больницу, чтобы убедиться в том, что она врет, а потом вернусь к тебе и мы поговорим, ладно?
— А если не врет? — хрипло шепчет. Поднимает взгляд — в глазах слёзы. Сука, сука, сука! — Если она не врет, Дамир?
Может ли она говорить правду? В теории — да. Мы реально трахались без резинок, я как кретин слепо верил в то, что она принимает таблетки. Благо она чистая была, в этом-то я сразу убедился: все посетители зала приносят свою мед. карту врачу клуба, там и подсмотрел, с чем дело имею.
— Она врёт, — говорю уверенно и наклоняюсь, оставляя на губах короткий поцелуй.
Быстро одеваюсь и выхожу в подъезд: сидит на ступеньках, дура набитая. Беременная? На холодном бетоне? Ну-ну.
— Дами-и-ирчик, — тянет противно и встает, пошатываясь на высоких каблуках. А мне снова тошно. Я давно не испытывал этого чувства. Мне вообще в последнее время было хорошо, но, видимо, долго хорошо мне не суждено себя чувствовать.
— Поехали, — не трогаю ее и иду к лифту. Параллельно вызываю такси, потому что колеса на тачке я всё еще не заменил, да и не вывезу за руль сейчас, ни морально, ни физически.
Мне неприятно рядом с ней. Она постоянно пытается завести разговор, а я молчу и только надеюсь, чтобы Аня поверила мне и всё правильно поняла.
Странно, но меня даже не парит, что Алёна правда может быть беременна. Я просто не верю ей, вот и всё.
В такси сажусь вперед, только бы с ней не пересекаться. На середине пути Алёна начинает спрашивать, куда мы едем, а таксист странно косится, но я молчу. Я заставлю ее пройти осмотр, чего бы мне это не стоило.
— Это что, больница?! — начинает нервничать. Сразу все становится ясно, но мне нужно сраное подтверждение. — Зачем мы сюда приехали, эй? Я не пойду туда!
— Пойдешь как миленькая, — вытаскиваю ее за руку из тачки и веду по дорожке ко входу. Она пытается вырваться, но сил у нее нет: последствия колес, которые она принимает.
— Зачем мы туда идем?
— Ну как же? Убедиться, что малыш развивается без отклонений. Мы же хотим здорового ребенка, правда? — меня колотит от злости, я хочу вернуться к Ане, но бля, мне надо быстро закончить это дерьмо и не давать Алене даже надежды на какой-то шантаж или еще что-то.
— Ладно, — внезапно успокаивается. — Я схожу ко врачу и докажу тебе, что у нас будет ребенок.
Записывают на УЗИ нас быстро, и когда перед кабинетом Алёна ухмыляется, глядя на меня, я понимаю, что она что-то задумала. И поэтому вхожу в кабинет следом не церемонясь.
