я знал, что она принимает противозачаточные средства, я не хотел делать это без ее разрешения.
Я накачивал себя, чувствуя, как после оргазма спазмируются ее внутренние стенки, и ждал до последней минуты, прежде чем резко вырваться и кончить ей на спину, горячие струи ударили по ее коже, когда я зарычал.
Она безвольно опускается на матрас, и я с трудом удерживаюсь на ногах, держась одной рукой за кровать, а другой — за член, выпуская последние капли оргазма.
Затаив дыхание, я выпрямляюсь и тянусь вперед, размазывая по ее коже свою кончу.
— Габриэль, — пытается она.
— Шшш, — приказываю я, втирая это в ее кожу, словно лосьон. Я чувствую бугорки, похожие на шрамы на ее плоти. Растяжки, я думаю, от беременности, и прилагаю больше усилий, массируя ее кожу и используя свой оргазм как масло.
— Габриэль, — снова говорит она.
Я опускаюсь на нее и обхватываю рукой ее горло, оттягивая ее голову назад. Она задыхается, и я кладу пальцы ей на язык.
— Оближи их, Амелия, попробуй, что ты делаешь со мной.
Она обхватывает их губами и сосет, а я опускаю голову и вздыхаю.
— Я еще не закончил с тобой, жена, — шепчу я обещание ей в волосы. — Отнюдь нет.
Глава 27
Габриэль
Я трахаю ее до тех пор, пока солнце не зайдет за горизонт и не зальет ярким оранжевым светом волны за скалами, я трахаю ее до тех пор, пока мы оба не замираем и не задыхаемся, пот и сперма делают нашу кожу липкой и влажной. Она лежит рядом со мной и молчит, ее грудь неуклонно опускается после того, как она просто потеряла сознание от усталости, не в силах пошевелиться даже для того, чтобы принять душ. Я знал, что она еще пожалеет об этом, поэтому осторожно разбудил ее, заправляя за ухо все еще влажные от пота волосы.
На ее коже появился красивый румянец, пока она по шею утопала в простынях. Я начинаю стягивать их с нее, желая прикоснуться, почувствовать, но она внезапно просыпается и хватается за материал, расширенными глазами глядя на меня со смесью шока и ужаса.
— Что ты делаешь? — она хрипит, ее голос болит от криков и неровный после сна.
— Амелия?
Она качает головой.
— Нет, ты не можешь.
Я вскидываю брови.
— О чем ты говоришь?
— Ты не можешь меня увидеть! — она вскрикнула.
Исчезла женщина, наполненная желанием, и вместо нее появилась та, в глазах которой было слишком много страха. Костяшки пальцев побелели от хватки, которой она вцепилась в простыни, укрывающей ее полностью.
Я поднимаю руки вверх, смущенный.
— Хорошо. Хорошо, успокойся.
Она сглатывает.
Медленно, чтобы не спугнуть ее, я поднимаюсь с кровати и иду к своим ящикам, доставая оттуда рубашку с длинными рукавами и протягиваю ей.
Она осторожно берет ее и смотрит в ожидании.
— Ты хочешь, чтобы я повернулся?
Она кивает.
Я только что трахал эту женщину шестью разными способами, но поворачиваюсь, давая ей пространство. Я слышу шорох постельного белья и одежды, прежде чем она говорит.
— Хорошо.
Я поворачиваюсь и вижу, что она сидит, простыни лежат у нее на коленях, а ноготь большого пальца зажат между зубами.
— Мне очень жаль.
Я смягчаю вздох, пересекая пространство. Она не запрещает мне сесть рядом с ней или потянуться вперед, чтобы провести рукой по ее щеке. Она обнимает меня, закрывая глаза.
— Я просто хотел разбудить тебя, чтобы ты приняла душ, прежде чем мы уснем. Нам нужно помыть тебя.
— Я не могу уснуть, — она открывает глаза, поворачивает лицо к моей руке и целует мою ладонь, от этого движения у меня защемило сердце. — Мне нужно вернуться к Линкольну. Я приму душ в своей комнате.
— Тебе нечего стыдиться передо мной, Амелия, — я провожу большим пальцем по ее губам. — Ты прекрасна.
Она отстраняется.
— Я в порядке, я просто пойду.
— Амелия.
— Я в порядке, Габриэль.
— Почему ты прячешься от меня?
— Я не прячусь! — она огрызается.
***
Она закрывается от меня, но я стараюсь не давать.
Я снимаю напряжение в тренажерном зале, пока Атлас не сообщает мне, что сегодня утром они поймали двух мужчин, пробирающихся через пристань, в фирменных черных костюмах и масках тех, кто нападал на мой город в последние несколько недель.
Инцидент в казино все еще был в моей памяти, сообщение и знакомый голос были на первом плане.
Я натягиваю на голову футболку и спускаюсь за братом в подвал, где нахожу их подвешенными, а кровь моих предыдущих пленников все еще пачкает пол.
Энцо сегодня не было, но это не страшно. У меня были другие методы.
— Привет, мальчики, — улыбнулся я.
Маски были сняты, и я увидел лица двух своих людей. Недавно принятых и молодых.
Атлас стоит у меня за спиной, сложив руки. Они смотрят на него с мольбой.
Интересно.
В моей голове начали зарождаться подозрения, но я был лидером и не стал бы слепо обвинять без доказательств и свидетелей.
Я бы брал пленных, ожидая, что один из них заговорит, И хотя я вырос в семье с собственными правилами, некоторые люди не воспринимали их всерьез.
Близнецы вполне могут быть теми самыми людьми, которые делают из меня врага. И если бы это было так, я бы их убил, братья они или нет.
— Я понимаю, вы молоды, вы новички, может быть, вы еще не до конца все поняли, — я сажусь на стул, опираясь лодыжкой на колено. — Но вы же знаете, что я делаю с предателями?
— Да пошел ты.
— Я могу тебе пообещать, что с кем бы ты ни работал, они ничто по сравнению со мной.
Тот, что слева, переводит взгляд на Атласа, потом на меня.
— Мы ни с кем не работаем.
Я улыбаюсь.
— Ты думаешь, что я дурак?
Они молчат. Я наклоняюсь к столу и беру со столешницы маленький нож, надавливая самым кончиком на палец, но не настолько сильно, чтобы прорвать кожу.
— Я предлагаю вам сделку, — говорю я им. — Вы назовете мне имя, и я оставлю одного из вас в живых.
— Я не крыса, — огрызается тот, что слева, и сплевывает.
Не дав ему возможности сказать что-либо еще, я бросаюсь вперед и всаживаю нож ему в горло. Его глаза расширяются, и кровь заливает мою руку, пока я держу нож, вдавливая в него. Тот, кто висит рядом с ним, кричит, бьется об ограничители, удерживающие его в подвешенном состоянии.
Я наслаждаюсь тем, как жизнь уходит из глаз предателя, и только когда
