них хоть какое-то внимание. А потом начинаются безостановочная драма и споры. — Я кусаю и жую. — Иногда они расстаются, затем снова сходятся, затем расстаются, и у всех вокруг них развивается хлыстовая травма.
Я демонстрирую это, мотая головой из стороны в сторону.
Вонзая вилку в свой ужин, я говорю:
— Моя мама всегда говорит мне: «Когда ты знаешь, ты знаешь».
И когда дело доходит до Ноя, то я знаю. Я просто знаю. Он замечательный, заботливый парень, и независимо от того, во что хочет верить, парень вызывает у меня трепет и бабочек в животе — несколько ключевых составляющих на ранних стадиях влюбленности.
Никогда раньше я не была влюблена.
— А ты не чувствуешь никакого давления, чтобы встречаться с кем-то? — спрашивает он меня после минутного молчания.
— Нет. А ты? — Я поднимаю взгляд на него, сидящего со скрещенными ногами на полу в моей гостиной, и улыбаюсь.
Его покачивание головой короткое, решительное.
— Нет.
— Когда у тебя были последние отношения? — Это справедливый вопрос, хотя, честно говоря, я однажды прочитала статью, в которой говорилось, что задавать подобный вопрос на первом свидании против правил, и нужно избегать его как совершенно неуместный.
Но я не согласна. История его отношений имеет ко мне самое непосредственное отношение. Это может многое рассказать о человеке — является ли он стайером (прим. пер. Стайер — спортсмен-легкоатлет, бегун на длинные дистанции. Стайерские дистанции — от 3000 метров и длиннее) или ходоком.
— У меня их никогда не было.
— Никогда не было отношений?
— Нет. — Он позволяет ответу задержаться, прежде чем задать мне тот же вопрос. — А как насчёт тебя?
Пожимаю плечом.
— Эм. Были недолгие, в колледже. Не тот, кого я привела бы домой, чтобы познакомить с родителями. Просто парень, с которым было весело общаться.
Мои друзья ненавидели его, вот и всё. Экстренное сообщение: когда Клэр, Эмили или любой другой моей подруге не нравился парень, они его не одобряли или считали придурком? Становилось невозможно встречаться или просто трахаться с ним.
Пока-пока, Брэд.
Привет, одинокая жизнь.
Клэр познакомила меня с моим первым вибратором на втором курсе колледжа, и с тех пор я не беспокоюсь о членах. Конечно, я скучаю по хорошему пенису, но не сплю со всеми подряд, чтобы удовлетворить свою похоть.
Ной прочищает горло, как будто может увидеть мои мысли, включая члены, которые сейчас у меня в голове, хотя я потратила последние несколько секунд, убеждая себя, что мне на них наплевать.
Он знает.
И теперь я знаю, что он знает, и оба наших ярко-красных лица не оставляют мне другого выбора, кроме как протянуть руку и провести по его сильной линии подбородка — той, на которой преобладает светлая щетина, — позволяя большому пальцу коснуться его нижней губы.
Парень замирает. Почти неподвижный. И на секунду моё сердце перестаёт биться, я боюсь, что сделала что-то не так — как в ту ночь в «Плате», когда он сбежал и не вернулся.
«Только не уходи, Ной, пожалуйста».
— Прости, я…
Парень меняет положение, садится, протягивает пальцы, чтобы нежно обхватить моё запястье.
Притягивает меня ближе.
Когда наши губы встречаются, я не удивляюсь — у нас есть химия, и мне хотелось поцеловаться с той минуты, как он забрал меня на наше сегодняшнее свидание.
Моё тело расслабляется от облегчения и, честно говоря, от небольшого шока.
Он действительно сделал это. Ной сделал первый шаг!
Аллилуйя! Я беспокоилась, что он не заинтересован в том, чтобы прыгать на моих костях, как говорила моя бабушка. И теперь я чувствую себя старой.
Тьфу.
У меня как раз хватает времени, чтобы поставить свой контейнер с ужином на ковёр, когда парень, казалось бы, без особых усилий сажает меня к себе на колени. Я ни в коем случае не крошечная, но чувствую себя изящной, когда он поднимает меня.
Для поцелуя.
Обморок! Я умерла и попала на небеса…
Я у него на коленях, когда наши губы снова встречаются, всё, что я только что ела, забыто, запреты исчезли. Его губы тёплые и совсем не робкие.
Он держит меня — почти баюкает, — наклоняя голову, чтобы углубить поцелуй, и я поднимаю руки, чтобы завести их ему за голову, касаясь пальцами его волос на затылке.
Ему, наверное, не помешала бы стрижка, но пахнет от него фантастически, феромоны творят своё волшебство с моими женскими частями тела.
Его широкая грудь приятна на ощупь. Тёплая. Его руки на моей спине, поддерживающие меня? Лучшие. Губы, слившиеся с моими? Вкусные.
Я не могу насытиться Ноем Хардингом, милым, добрым, ребёнком-мужчиной.
Беру его лицо в ладони, пока сижу у него на коленях, свесив ноги на его скрещенные, наши языки, наконец, знакомятся.
В том, как парень целует меня, нет ничего робкого, никаких колебаний, как бывает, когда он говорит. Никакой застенчивости. Никакого смущения.
Чувствую, как мои трусики намокают.
Затем парень отодвигает меня в сторону от пакетов и контейнеров, разбросанных по полу, укладывает меня и перекатывается, чтобы нависнуть надо мной, большая рука обхватывает мою щеку так же, как я обхватила его. Смотрит на меня сверху вниз, изучая контуры моего лица своими глазами и руками.
Я не смею пошевелиться. Или заговорить.
Или дышать.
Не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Ты прекрасна, — бормочет он, больше для себя, чем для меня. — Умная. — Кончиком пальца пробегает по изгибу моей верхней губы. — Забавная. — Скользит вверх по переносице. Вдоль моей брови. — Сексуальная.
«Я сексуальная?»
— Милая.
«Нет, только не это!»
— Храбрая.
— Почему храбрая? — шепчу я, не желая разрушать чары, но мне любопытно.
— Потому что, — шепчет он в ответ, — тебе 22, а ты начинаешь свой собственный бизнес. Это требует мужества.
Ах, это.
Да. Да, так и есть.
Карие глаза Ноя становятся темнее, чем дольше он смотрит на
