мы оба ищем, что сказать. Это не неловкое молчание, но всё равно тишина — новизна всего происходящего, которая наполняет меня волнением и предвкушением.
Я приглашаю его внутрь, когда мы паркуемся, и Ной берёт еду на вынос с заднего сиденья, где мы её оставили. Судя по размеру сумок, Беверли положила туда ещё много чего другого.
Не могу дождаться, чтобы покопаться внутри.
Ной большой. Заполняет всё моё кухонное пространство после того, как мы устраиваемся, наши ботинки у входной двери, его ноги в тёмно-синих носках контрастируют с остальным его телом. Такой высокий и внушительный.
Я немного дрожу, отворачиваясь от него, чтобы взять несколько тарелок, затем:
— Может, нам просто разогреть контейнеры? Нам вообще нужны тарелки?
— Хорошее решение. Давай просто поедим из коробок.
Так мы и делаем.
Сидя на полу в моей крохотной гостиной, мы с Ноем набрасываемся на еду, как дикари, через час после того, как она впервые появилась на нашем столе. Тогда мы были слишком отвлечены, чтобы есть.
— Это всегда так? — спрашиваю я, разрезая свиное рёбрышко, лежащее на подушке из ризотто.
Он приподнимает одно плечо, пережёвывая свой стейк. Глотает.
— Ну, иногда. Это зависит от того, где я нахожусь. Я менее заметен, скажем, в торговом центре или, например, в кафе на днях. Очки и кепка помогают.
— Понятно. — Я делаю паузу, размышляя. — На что это похоже?
— Что именно?
— Ну, знаешь. — Я беззаботно машу рукой в воздухе. — Когда все знают, кто ты, но ты их не знаешь, — уточняю я.
— Не буду врать, это странно. Очень трудно привыкнуть. — Он использует нож, чтобы проткнуть кусок мяса, который зависает на полпути к его рту. — Люди знают всё обо мне, например, день моего рождения или имена моих родителей и где я вырос. А я вообще не знаю, кто они такие. Немного жутковато, но… не критично. Пока что.
— А что ты подразумеваешь под «критично»?
— Сталкеры.
Я чувствую, как мои глаза расширяются.
— Сталкеры? Типа… которые вламываются к тебе домой?
— Да, такое случается. Суперфаны злятся и сходят с ума, обвиняя нас в проигрыше. Это самое худшее.
— Значит, никто никогда не стоял на твоей лужайке и не кричал в твои окна?
— Нет. — Ной смеётся. — Но я живу в закрытом посёлке, и вокруг моего дома есть забор, так что…
А, понятно.
Не квартира, не кондоминиум. Никакой арендованной дыры.
— У тебя есть соседи по комнате?
— Боже, нет.
Тон, которым он это говорит, заставляет меня рассмеяться, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать широкую улыбку.
— Полагаю, тебе не нужно делить арендную плату, а?
Не могу поверить, что у меня действительно хватает наглости намекать на тот факт, что у него есть деньги. Иногда я такая странная.
Его улыбка печальна.
— Ты встречалась с некоторыми из моих друзей. Можешь представить себе жизнь с Баззом Уоллесом? — Он симулирует дрожь, пробегающую по его телу. — Я бы убил его спустя неделю.
— Он настолько плох?
— Настолько плох? Это… — Он бросает на меня ошеломлённый взгляд, игривый. — Он, блядь, хуже всех. Прости. — Останавливается. — Я не так уж часто ругаюсь.
— Он один из твоих лучших друзей?
Ной склоняет голову набок, обдумывая ответ на этот вопрос.
— Э-эм… Я не знаю. Он делает довольно хреновые вещи.
— Что за хреновые вещи? — Я не против выругаться, поскольку он сделал это дважды в течение тридцати секунд.
— Например, вел себя как засранец, когда притворялся мной. Он приходит, съедает всю мою еду и никогда ничего не покупает. Позволяет себе войти — однажды я застал его у себя на заднем дворе с тремя случайными женщинами. У тебя есть дом, чувак — не используй мой как свою секс-темницу.
— Секс-темницу?
— Ладно, может быть, я слегка драматизирую, но ему ненужно никого приводить, не сказав мне. Это грубо. Мой дом — это не дом братства.
— Ты состоял в студенческом братстве в колледже?
— Боже, нет. У меня не было на это времени. Я попал на драфт на последнем курсе, а чтобы получить право в нём участвовать, нужно готовиться за несколько месяцев. Так что у меня не было никакой личной жизни.
— Ты не с кем не встречался? — И вот, я выуживаю информацию о его личной жизни.
— Э-эм… нет.
— Потому что у тебя не было времени?
Овощи на его вилке так и висят в воздухе, на полпути ко рту.
— Ну, можно и так сказать.
— Что это за ответ такой! Я тоже не ходила на свидания в колледже, в основном потому, что я не из тех девушек, к которым пристают парни.
Вот. Я сказала это.
— Что, чёрт возьми, это значит?
— Я не знаю! Я не одевалась сексуально и не ходила куда-нибудь напиваться. Парням не нравится девушка по соседству. Им нужна девушка, которая хочет трахаться.
— Эти парни — идиоты. Ты великолепна. Кто бы ни хотел встречаться с тобой?
Ной не смотрит на меня, он уставился в контейнер с едой на вынос, как будто это самая очаровательная вещь в комнате, но внутри у меня всё равно тает от его слов. В них нет ничего умиротворяющего или заискивающего, и он стыдливо прячет лицо, когда говорит это. Так мило и обаятельно.
Ной Хардинг — большой добряк.
— Многие не хотели встречаться со мной.
— Похоже, ты не расстроена из-за этого.
Я медленно качаю головой.
— Нет. Я всегда думала, что правильный парень однажды появится.
— Всё так просто, да?
— Нет, я этого не говорила. Просто имею в виду, что… — Делаю паузу, чтобы подумать об этом, прежде чем выразить словами. — Я молода — мы молоды. Все — и под всеми я подразумеваю моих подруг — давят на себя, чтобы найти кого-то, завязать отношения, и они готовы довольствоваться первым придурком, который обратит на
