— Прощай, детка, — сонно пробормотал он, прислушиваясь, как надрывается оставленный им на первом этаже сотовый телефон. — Мы больше не увидимся.
На следующее утро, когда Палома принесла ему в спальню поднос с завтраком, Куп намекнул ей насчет Шарлен.
— Если девушка позвонит, — сказал он, — будь добра, скажи ей, что меня нет, понимаешь? Даже если я дома, скажи, что я уехал на съемки.
Палома, прищурившись, молча разглядывала его. За последнее время Куп научился видеть ее глаза даже сквозь солнечные очки, хотя в этом и не было особой необходимости. Лицо выдавало все, что она думала, а в каждом жесте сквозили неодобрение, презрение, сдерживаемая ярость. В разговоре с друзьями Палома называла Купа не иначе, как «этот грязный старикашка».
— Вы ее больше не любите? — спросила она наконец. Палома давно не разговаривала с ним на ломаном английском, но у нее в запасе было бесчисленное множество других трюков, с помощью которых она могла вывести его из состояния душевного равновесия. У Купа даже складывалось впечатление, что Палома проделывает это из спортивного интереса, просто для того, чтобы лишний раз его позлить.
— Дело не в этом, — терпеливо ответил он. — Просто наш маленький роман закончился. Понимаешь?
Это было унизительно. Ни Лиз, ни кому-то из его старых горничных Купу не приходилось объяснять, что он сделал и почему, но Палома, похоже, была исполнена решимости сражаться на стороне всех девушек, которых, как она считала, он «обидел». В ее лице весь слабый пол обрел решительную и бескомпромиссную защитницу.
— Роман?.. — презрительно уточнила Палома. — Вы хотите сказать, что больше с ней не спите?
Куп поморщился.
— Именно это я и хочу сказать, Палома. Так что, пожалуйста, не соединяй меня с ней и не зови меня к телефону. — Сказать яснее Куп просто не мог. Он не сомневался, что на сей раз Палома поняла его правильно, но меньше чем через полчаса она доложила, что ему звонят.
— Кто звонит? — рассеянно переспросил Куп. Он только что прикончил яйца «в мешочек», так густо посыпанные перцем, что во рту у него все горело, и читал новый сценарий, присланный одной из студий с утренней почтой, надеясь, что в нем найдется для него подходящая роль.
— Я не знаю. Похоже, чья-то секретарша, — пожала плечами Палома, и Куп взял трубку.
Это была Шарлей. Она истерически рыдала и утверждала, что они должны немедленно встретиться. Она даже сказала, что, если они не увидятся, у нее будет нервный срыв, и Купу потребовался почти час, чтобы ее успокоить. Одновременно он пытался втолковать Шарлей, что их отношения зашли в тупик и что им обоим будет только полезно, если некоторое время они не будут встречаться. Куп не сказал ей, что всю свою жизнь он старался избегать подобных осложнений и что видеться с ней снова он не собирается.
Когда он наконец счел возможным положить трубку, Шарлен все еще плакала, хотя и не так бурно, но тут Куп ничего не мог поделать.
Закончив разговор, он — как был, в пижаме — отправился разыскивать Палому.
Разъяренный Куп нашел ее в гостиной, где она пылесосила ковер. На ней были новенькие ярко-красные пушистые тапочки и неизменные солнечные очки в ядовито-малиновой оправе. Как и следовало ожидать, они были украшены крупными фальшивыми бриллиантами. За шумом пылесоса Палома не слышала ни слова из того, что он ей говорил, и в конце концов Куп в бешенстве выдернул шнур из розетки. Пылесос в последний раз взвыл и затих, и Палома удивленно воззрилась на Купа, который стоял перед ней, уперев руки в бока, и зло смотрел на нее.
— Что случилось? — осведомилась Палома самым невинным тоном.
— Что ты себе позволяешь? — проорал Куп. — И не говори мне, что ты не знала, кто звонит! — Он очень редко выходил из себя, но Паломе одной из немногих удавалось разбудить в нем худшие свойства его характера. Сейчас Купу больше всего хотелось задушить ее, а заодно и Эйба, который уволил всех нормальных слуг и оставил его один на один с этой сальвадорской очковой гадюкой. Все теплые чувства, которые он начинал испытывать к Паломе, теперь исчезли. Она была для него врагом, и Куп не намерен был ее щадить.
— Нет, я не знала. А кто это был? Рита Вейверли? — Палома смотрела трансляцию «Золотого глобуса» с друзьями и не уставала рассказывать им, какая Куп на самом деле задница.
— Это была Шарлей, и ты прекрасно это знала, — отрезал Куп, сдерживаясь из последних сил. — Ты плохо поступила, Палома, этот разговор расстроил ее, да и меня тоже. Мне бы не хотелось, чтобы мой день начинался со звонков истеричных девчонок, которых необходимо утешать. Предупреждаю тебя: если Шарлей здесь появится и ты впустишь ее в дом, я вышвырну вас обеих, а потом позвоню в полицию и скажу, что вы вломились ко мне без приглашения.
— Не стоит так нервничать, мистер Уинслоу, — сказала Палома, смерив его презрительным взглядом.
— Я не нервничаю, Палома. Я очень сердит, я разъярен, я в бешенстве! Ведь я же ясно тебе сказал: я не желаю разговаривать с этой Шарлей!
— Извините, я забыла. А может, просто не поняла, что это она. Хорошо, я больше вообще не буду подходить к телефону. — Палома явно хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. Кроме того, она была не прочь освободиться от одной из своих обязанностей по дому.
— Нет, ты будешь подходить к телефону, — с нажимом сказал Куп, — И если Шарлей снова позвонит, ты скажешь ей, что меня нет дома. Ясно?
Палома кивнула и, снова включив пылесос, с вызовом посмотрела на него. Вызов и презрение получались у нее лучше всего.
— Вот и хорошо. Спасибо, — пробормотал Куп и шумно затопал по лестнице. Он снова попробовал сосредоточиться на сценарии, но это ему никак не удавалось. Шарлей обманула его ожидания и оказалась надоедливой и глупой истеричкой, такой же, как и многие другие, а Куп терпеть не мог женщин, которые не понимали, когда им указывали на дверь. Когда роман подходит к концу, считал Куп, женщина должна уйти быстро и легко, но Шарлей, по-видимому, еще на что-то рассчитывала.
Все еще кипя от гнева, Куп побрился, принял душ и начал одеваться. Сегодня он обедал в «Спаго» с одним режиссером, с которым работал много лет назад. Куп первым позвонил ему, прослышав, что тот собирается снимать новый фильм. Кто знает, рассуждал он, быть может, в этой картине найдется для него роль.
Эти соображения окончательно вытеснили из его мыслей Шарлей и все другие дела. Но по пути в ресторан Куп вдруг вспомнил, что Алекс ему так и не перезвонила, и решил еще раз связаться с ней. Он снова позвонил ей на пейджер и оставил номер своего сотового телефона, уверенный, что ответа придется ждать довольно долго.
К его огромному удивлению, Алекс перезвонила ему почти сразу. Не успел Куп положить аппарат на сиденье машины, как тот зазвонил.
