Несмотря на разразившийся вокруг нее хаос, Клэр пыталась сохранять спокойствие. Фил нервничал почти так же, как будущий отец, когда ехал в университетскую больницу.
— Ты позвонила своему врачу? Она знает, что мы едем?
— Да, — заверила Клэр. Схватки утихли. Хотя спина все еще болела, она задавалась вопросом, не было ли это ложной тревогой. — Может, нам стоит вернуться домой. Схватки пропали.
— Клэр, мы уже в пути. Роулингс встретит нас. Давай просто позволим им проверить тебя.
Она начала раздувать щеки и выпускать воздух короткими очередями, когда напряжение вернулось.
— Фил, Эрик с Тони, не так ли?
Клэр знала, что ее муж не задумываясь рискнет собственной жизнью, чтобы добраться до нее. Она не хотела, чтобы он ехал по заснеженным дорогам.
— Да, Эрик забрал его. Мадлен, Френсис и Шеннон сейчас с Николь. Все в порядке. Ты беспокойся о себе.
— Я бы хотела, чтобы Тейлор была там.
— Она должна вернуться завтра. Ты на несколько дней опережаешь срок. К тому же поместье находится в безопасности. Все в безопасности.
Клэр кивнула. Она знала, что он прав. Уже давно не было никаких посылок. Когда Тейлор попросила отпуск, чтобы пойти на свадьбу, Клэр не колебалась. Ее сотрудники заслуживали личного времени не меньше, чем она и Тони. Хотя, если бы Клэр сказала, что не почувствовала облегчения, когда Фил сказал, что не пойдет с Тейлор, она бы солгала. Несмотря на то, что Клэр пыталась уверить Фила, что все будет в порядке, он отказался идти. Теперь, наблюдая, как натягиваются его кожаные перчатки, когда он сжимает руль, она поняла, что рада, что он остался.
Когда они подъехали к отделению неотложной помощи, напряжение спало. Возможно, это не единственное, что дало Клэр силы перебраться из внедорожника в ожидающую кресло-каталку: это были темные глаза, которые сразу же встретились с ее глазами.
Следующие несколько часов то замедлялись, то бежали вскачь. Некоторые пролетели как в тумане, а другие двигались со скоростью улитки. Люди приходили и уходили. Фил привез Шеннон и Николь в больницу, чтобы заверить Николь, что с ее мамой все в порядке. Николь хотела остаться, чтобы встретиться со своим младшим братиком, но с наступлением вечера Тони и Клэр пообещали ей, что она сможет вернуться утром. Эмили и Кортни оставались в родильной палате, пока все шло своим чередом. За дверью ее комнаты ждали другие. Время от времени приходили Джон и Брент, чтобы пожать ей руку и поддержать. Эпидуральная анестезия притупила боль, но, что более важно, не уменьшила ее понимания. В отличие от родов Николь, Клэр осознавала все, что ее окружало. Только когда доктор объявил, что пришло время, чтобы в комнате было только два человека, Клэр вздохнула с облегчением. Впервые в своей жизни она собиралась испытать радость родов.
— Милая, — сказала Эмили, обнимая сестру, — мы с Кортни говорили об этом. Мы обе уходим.
Глаза Клэр расширились.
— Одна из вас может остаться.
Эмили покачала головой.
— Мы любим тебя, и мы рядом. — Она посмотрела мимо Клэр на Тони. — Это то, что вы должны разделить вдвоём. Пожалуйста, дайте нам знать как можно скорее.
Тони кивнул Эмили и обнял Кортни.
— Я так и сделаю, — сказал он. — Я выйду, как только смогу.
Когда Тони подошел к своему месту у плеча Клэр и крепко сжал ее руку, она посмотрела в зеркало у изножья кровати. Каждый раз, когда медсестра говорила ей тужиться, она тужилась. Каждый раз, когда доктор говорил дышать, она дышала. Следование инструкциям никогда не было проблемой, особенно когда выигрыш был на горизонте.
Как долго продолжались роды? Клэр не могла вспомнить. Позже она вспомнит давление и некоторую суматоху. Она вспомнила успокаивающие прикосновения темноглазого мужчины рядом с ней и слова врача. Она также помнила, что Тони никогда не просили решить, кто выживет. В этом никогда не было необходимости. Ранним утром седьмого февраля Натаниэль Шерман Роулингс официально вошел в их жизнь.
Клэр не знала, вошла ли Николь с таким же громким криком, но тот, что услышала она от сына, согрел ее сердце и душу.
— Да, Клэр и Энтони, ваш сын объявляет о своем присутствии, — провозгласила доктор, поднимая их сына в воздух.
Когда Клэр взглянула на мужа, она увидела влагу на его щеках, которую она почувствовала в собственных глазах. Он наклонился и прошептал: — Я люблю тебя.
Она не могла выговорить ни слова, пока медсестра не положила Натаниэля ей на грудь и не накрыла их обоих одеялом.
— Привет, Натаниэль, — проворковала она. — Я твоя мама.
Тони погладил маленькую головку, покрытую темными волосами.
— Привет, сынок, я твой папа.
Именно тогда глаза их сына открылись, и Клэр с Тони потерялись в изумрудном море. Тепло окутало их пузырь, когда Тони обнял свою семью.
— У него твои глаза.
Некоторое время они застыли в моменте, не готовые поделиться этим с теми, кто за дверью. Это был один из тех редких случаев, к которым можно возвращаться, длящийся секунду, но сохранившийся навечно, изменившую жизнь вечность, скрепившую прошлое с будущим.
ГЛАВА 15
Середина февраля 2018
Клэр
— Для мира ты можешь быть всего лишь одним человеком, но для одного человека ты можешь быть миром.
Мать Тереза
Не открывая глаз Клэр прислушалась к голосу мужа. Модуляция напомнила ей колыбельную, но его слова не были словами песни или сказки. Его слова были словами отца, разговаривающего со своим сыном: слова любви и поддержки, а также обещания, которые можно было подтвердить только временем. Так же, как это было, когда Николь была младенцем, кормление в середине ночи было одним из самых любимых периодов дня Клэр. Тони просыпался от плача сына и менял подгузник Нейта, принося на руки Клэр свежего, сладко пахнущего малыша. Для двухнедельного ребенка Нейт был заядлым едоком. Несомненно, еда была его любимым занятием. Как только начинал, он использовал всю свою энергию, чтобы проглотить все, что Клэр могла предложить. Когда он был доволен, его маленькие глазки закрывались, а длинные ресницы мирно покоились на его растущих щечках.
Именно тогда Тони забирал его в детскую и сидел с ним, укачивая его. Клэр не всегда знала, сколько времени они провели вместе. Большую часть ночей она засыпала, слушая глубокий баритон, разносящийся в тихом ночном воздухе. Это было особое время для Тони и Нейта, и она не хотела вмешиваться. Когда они с Тони говорили о другом ребенке, Тони признался, что те часы, которые он провел с Николь в раю посреди ночи, помогли ему сохранить рассудок в Янктоне. Он сказал, что лежал на своей койке ночь за ночью и заново проживал те часы в своей голове. Мягкость ее крошечных ручек и запах детской присыпки дразнили его чувства, пока он не засыпал. Он знал, что это ненастоящее, но иллюзия была лучше, чем то, что предлагала его реальная жизнь в то время. Он не мог удержать свой разум от того, чтобы не отправиться в маленькую детскую, когда его глаза закрывались.
Разница между их пузырем на острове и тем, которым они теперь наслаждались, заключалась в прибавлении спящего ребенка рядом с Клэр. Вопреки рекомендациям детского психолога, после рождения брата Николь попала в кровать Тони и Клэр. Это происходило не каждую ночь, но это случалось. Удивительно, но мир и безопасность, которые их дочь нашла между родителями, позволили ей спокойно спать даже во время бодрствования и кормления Нейта.
Именно Мадлен подтвердила, что поведение Николь было нормальным. В конце концов, комната Нейта была пристроена к комнате Тони и Клэр; как могла Николь не чувствовать себя обделенной через коридор в своей отдельной спальне? Мадлен также заверила Клэр, что со временем их дочь снова будет радоваться своему собственному пространству. На данный момент Николь нужно было знать, что она была частью того, что разделял ее брат. Когда Клэр рассказала другим о новом устройстве сна Николь, она была шокирована и удивлена, узнав, что у них были схожие истории. Майкл провел большую часть первых месяцев жизни Бет в постели Джона и Эмили, как и Калеб много лет назад, когда родилась его сестра Мэрин. Даже у Мередит были похожие истории с двумя ее детьми. Хотя Клэр была уверена в их решении позволить Николь эту роскошь, но слышать, что другие сделали то же самое, принесло ей успокоение.
