вновь допустил ту же ошибку, пропустив самое важное время в жизни уже второго своего ребенка. Хотя в случае с Василисой это и было ненамеренно.
В случае же с Богданом… Наверное, я никогда не смогу простить себе того, как вел себя при его рождении. Я не был готов становиться отцом в двадцать шесть. Как и жениться. Особенно на Лене. Я ведь прекрасно знал, какая она. Она могла обдурить мою бабушку, но не меня. Какая нормальная женщина, находясь на восьмом месяце беременности, станет пить и садиться в таком состоянии за руль? И как испытывать сочувствие к такой женщине? Всё, что ей было нужно, это состояние моей семьи и имя. Моя бабушка, как оказалось, с детства вбивала ей в голову эту дурь, которую она подхватила и стала одержима ей.
Но не только они были виноваты в моем безразличии к собственному ребенку. Я не замечал Богдана и предпочитал не думать о нем в первые месяцы его жизни, уйдя в полный отрыв. Много позже я понял, что значит для меня этот маленький человечек. Что он часть меня, от которой я, как бы ни пытался, не смогу откреститься.
– Надеюсь, сегодня мы сможем выспаться, – прошептала Маруся, ложась со своей стороны и выключая свет. – Тебе удобно?
– Да, мне приятно, что она тянется ко мне, – прошептал я, поглаживая уснувшую дочь по спинке.
Маруся не стала отвечать, так же как и я, погрузившись в свои мысли. Уверен, они были такими же невеселыми, как и мои, уж кому, как не мне, знать, каково это – жить во лжи.
***
– Я соскучился по бабушке! – взволнованно подпрыгивал сын, не отрываясь от окна машины всю дорогу из аэропорта.
– Сейчас доедем, – усмехнулся я над его нетерпением. Бодя был бабушкиным сыном. Жизни своей не представлял без нее, и, в отличие от моего строгого воспитания, с ним она была совершенно другой.
Ксюша с Османом поехали на своей машине, а мы на своей, расставшись в аэропорту. Отдых подошел к концу, и пора было навести порядок в своей жизни, закрыв все нерешенные вопросы.
Если на острове я так и не решился на разговор, то сейчас Марусе не удастся его избежать, как и множества вопросов, на которые я хотел получить ответы.
Девушка молчала всю дорогу, словно чувствуя мой внутренний настрой и избегая острых углов. Ее напряжение можно было резать ножом.
– Что здесь делает машина скорой помощи? – раздался ее голосок, когда мы уже подъехали к парадной.
Взволнованный ее вопросом, я поспешил выйти из машины и помочь ей с Васей, но водитель дал мне знак, что разберется, и я, извинившись, поспешил внутрь. Мысль о том, что с бабушкой что-то случилось… Нет! Она здоровее, чем большинство молодых!
– Валентин! – закричал я с порога, в спешке снимая с себя пальто и стягивая мокрую от снега обувь. Но дворецкий не спешил на зов. – Какого черта?! – выругался я, спеша в гостиную.
– Вот так, Леночка. Главное, что ты теперь дома, а остальное наладится. Ты, главное, не переживай. Речь со временем вернется, как и способность ходить, главное, что позвоночник не сломан…
– Господи… – выдохнул я, в полнейшем шоке уставившись на свою коматозную… жену.
Обе женщины – и бабушка, и Лена – вскинули на меня головы, вот только жена сделала это очень медленно. Оторопело глядя на нее, я не мог пошевелиться.
Стоял в ступоре, как болван, не зная, что делать и как реагировать. Паника накрыла с головой, удушливая волна страха затопила до предела. Сейчас прямо на глазах всё рушилось.
Стоит только Марусе зайти в эту комнату…
Быстро захлопнув дверь, я сцепил зубы и двинулся к бабушке, чтобы потребовать объяснений, но она уже с торжественной улыбкой спешила мне навстречу.
– Глеб! Посмотри, какой сюрприз! Я дождаться тебя не могла, чтобы обрадовать. Садись, садись, – потащила она меня вперед, насильно усаживая рядом с Леной, которая, очевидно, стоически держалась. Только вряд ли она могла активно действовать, пролежав шесть лет неподвижно.
– Я не понимаю, – осторожно начал я, обращаясь к бабушке, с женой говорить я был не в силах, да и, судя по всему, она и не могла пока владеть речью, только сидела вся бледная и смотрела на меня с непонятным выражением.
– Что ты не понимаешь? Настал тот час, которого мы все так долго ждали! Ну же, Глеб, не будь мумией, обними жену.
Мумией мне казалась как раз Лена, но сказать я про это не мог, не смел говорить такие кощунственные слова, я же не монстр.
– Бабушка! – добавил я в голоса металл, держась из последних сил. Столько лет играть спектакль, жить двойной жизнью, и вот она снова требует от меня изображать то, чего нет! Неужели не надоело обманываться?
Но и грубить уважаемой мной родственнице я не мог, как и вести себя жестко с больным человеком, поэтому поглядел на Лену и спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
Лена слабо улыбнулась, это всё, что она могла делать.
– Она нормально! Скоро будет бегать! – тараторила бабушка, ухаживая за своей любимицей. – Бог услышал мои молитвы. Все мои надежды сбываются. Я так долго этого ждала. Мы все ждали, да, дорогой мой? – обратилась она ко мне, гладя старой морщинистой рукой по моей, сухая кожа была очень холодной. Видимо, бабушка нервничала.
– Конечно, – тихо сказал я, поглядывая на дверь.
Бабушка точно догадалась, чего я жду, и по ее глазам я увидел, как она недовольна.
– Иначе и быть не могло, – продолжала бабушка тешить свою голубую мечту видеть нас с Леной счастливой парой. – Леночка скоро поправится. Врачи дали нам рекомендации. Ей нужно много гулять. Я хочу, чтобы ты возил ее на коляске в парк, чтобы она дышала свежим воздухом.
На каждое слово бабушки Лена реагировала то кивком, то слабой улыбкой, то светящимися глазами. Видеть ее такой было очень странно. Но всё же, как ни крути, полноценным человеком она не была, что рождало трудности.
И они сразу же появились, как только бабушка позвала дворецкого и приказала отвезти Леночку отдыхать.
– Ты не можешь
