закидываю руки ему на шею и поднимаю голову. Не нужно что-то говорить, Глеб прекрасно понимает, чего мне не хватало и неторопливо целует.
Это медленный и тягучий поцелуй, как долгий глоток хорошего вина. Мне хочется еще, и я прижимаюсь плотнее, трусь напряженными сосками о его грудь. И даже не чувствую, что между нами два слоя одежды. Это неважно. Я ловлю губами его губы, отдаюсь неторопливым и нежным движениям, поглаживаю плечи, стаскивая с них распахнутую куртку, скольжу ладонями вниз, чтобы пробраться под майку и коснуться теплого, гладкого тела. Пробегаю пальчиками по рельефному прессу и чувствую, как углубляется наш сумасшедший поцелуй.
Дыхание сбивается, становится тяжёлым, рваным, а мне хочется еще больше влажных касаний языка, тихих стонов в губы, легких укусов и все это может дать Глеб. Хочется сегодня сойти с ума с ним. А может быть свести с ума его, ведь есть что-то чарующее в совместном волнующем безумии двух изголодавших друг по другу людей.
Он тянет меня за собой куда-то в центр зала, и я послушно, словно во сне, двигаюсь за ним. Прихожу в себя, только когда передо мной оказывается рояль, опираюсь руками о гладкую закрытую крышку, а Глеб прижимается сзади, целует в шею, и шепчет.
— Я, как только попал сюда, то понял, что должен трахнуть тебя у рояля… ты идеально смотришься тут.
— То есть прощения ты просил именно для этого? — дразню его и выгибаюсь в пояснице, чтобы потереться ягодицами в плотно обтягивающий джинсах о его изрядно набухшее достоинство. Я чувствую его возбуждение даже через жесткий материал.
— Ты решила свести меня с ума? — выдыхает он и прикусывает чувствительную кожу на шее чуть ниже роста волос.
— Да, — выдыхаю я. — Мне очень хочется свести тебя с ума, сделать так, чтобы ты не мог думать ни о ком другом.
— Я и так не могу думать ни о ком, кроме тебя, — признается Глеб. Его руки нежно скользят по моей спине, задирают майку и пробегают по позвоночнику. Я хочу развернуться, но он не позволяет, укладывает грудью на рояль и произносит.
— Ты охрененна, несмотря на одежду. Можно, я не буду сегодня нежным?
Я киваю, потому что сама не хочу нежности. Я слишком долго этого ждала, и сейчас между ногами горячо и влажно, а джинсы раздражают. Глеб приникает ко мне сзади, уверенно расстегивает пуговицу и скользит ладонью вниз под трусики, где упоительно влажно и уже готово для него.
— Ты такая… — хрипло выдыхает он, продолжая неторопливые движения, отзывающиеся сладкими спазмами. — Моя. Слышишь? Ты на сто процентов моя.
Стону сквозь сжатые зубы, подаюсь ему навстречу и чуть шире расставляю ноги, чтобы его пальцы могли проникнуть глубже и подарить еще больше такие улетных эмоций. Хриплое мужское дыхание за спиной заставляет саму дышать быстрее, в унисон, оно заводит и поднимает на новые волны напряжения.
Когда Глеб немного отстраняется, я почти готова хныкать, но за спиной звякает пряжка ремня и через секунду уверенные теплые руки медленно стаскивают по ягодицам мои узкие джинсы, оставив их болтаться где-то в районе колена.
— Я готов бесконечно просить прощения, если потом ты будешь вознаграждать меня таким видом.
Пальцы тянут за узкую полосочку моих стрингов где-то в районе ягодиц, и тонкий шелк впивается во влажные чувствительные складки, трется о клитор, и я снова подаюсь навстречу новым ощущениями. Ладони сжимают ягодицы, и слегка разводят, чувствую томное напряжение в промежности, и нарастающее наслаждение. Оно накатывает все сильнее, становится нестерпимым и когда с хриплым шепотом: «Не могу больше сдерживаться», — Глеб резко погружается в меня на всю длину, я могу только стонать от наслаждения. Он такой большой горячий и крепкий, что перехватывает дыхание. Наверно, если бы сама я была менее возбужденная и влажная, то было бы больно, но сейчас я чувствую, что создана для него. Для порочных движений. Он вбивается в меня по самые яйца, чуть замирает и плавно выскальзывает почти на всю длину, чтобы через секунду снова погрузиться с влажным, порочным хлопком. Одна рука пробирается под майку, отодвигает кружевную чашечку бюстика и чувствительно прихватывает сосок. Волна наслаждения прокатывается по всему телу, и я уже не сдерживаю крик.
Движения становятся все быстрее, хаотичнее и я уже даже не пытаюсь подстроиться под его ритм, просто выгибаюсь навстречу толчкам, позволяя брать себя так, как хочется ему. Каждое движение — это немного болезненный и упоительно приятный взрыв наслаждения. Пальцы опускаются на клитор, чуть нажимают и начинают поглаживать, медленно кружа, чуть прищипывая, совсем не так, как он сам вбивается в меня. Это создает новые ощущения, совершенно нереальные, до искр перед глазами, до понимания, что никогда у меня еще не было так. Никто не мог держать меня на краю оргазма так изощрённо долго. Ускоряются движения, сбивается дыхание. Чувствую, что сам Глеб уже на краю, его пальцы настойчивее массируют мой клитор, подводя к черте, он толкается глубже, резче, подталкивая нас к оргазму, я трусь о его пальцы, наращивая ритм, уже взлетая и забывая упасть, кончая в его руках. Умелые пальцы на клиторе и восхитительное давление сзади. Кажется, я кричу, он ускоряется и со стоном роняет голову мне на плечо замирая. Отстраняется и толкается еще раз, не останавливая скользкие пальцы, которые возносят меня на очередную вершину.
Дыхание вырывается со всхлипом, и я обмякаю, чувствуя, что не в силах даже пошевелиться. Никогда мне еще не было так хорошо. Ноги ватные, а клитор до сих пор отзывается болезненной пульсацией, и я вздрагиваю даже от малейшего, самого легкого касания пальцев.
— Тебе удалось… — хрипло шепчет Глеб, не спеша отстраняться.
— Что именно? — уточняю я, понимая, что вообще не способна соображать. Мне слишком хорошо. Так хорошо, что, кажется, я усну прямо тут у рояля.
— У тебя получилось свести меня с ума.
— Мы так и будем тут стоять?
— А у тебя есть предложения получше? — усмехается он.
— Даже не знаю… — Я фыркаю. — Ты же понимаешь, что теперь я даже смотреть на этот рояль спокойно не смогу.
— Думаешь, смогу я? — усмехается он, отодвигается и надевает джинсы, я брезгливо поправляю трусики и натягиваю свои штаны.
— Мне нужно в душ и, как можно
