Сталь - Катя Саммер

Время пролетает незаметно, а последние слова Егора — мимо меня. Слишком глубоко задумавшись, я не сразу понимаю, что он начинает собираться. И что это меня так сильно пугает.

Тот факт, что он уйдет.

Быстро забросив грязную посуду в раковину, я под недовольное бормотание Инны Григорьевны, которая выпроваживает меня, несусь наверх. В два шага преодолев лестницу, я влетаю в спальню Егора.

— Ты уезжаешь. — Это не вопрос, не утверждение. Скорее, крик души.

Егор стоит перед раскрытым шкафом с голым торсом и с самым невозмутимым видом оборачивается ко мне.

— Да, есть дела в городе. По работе, — добавляет он, но меня его ответ ничуть не удовлетворяет.

— В субботу?

Ну конечно у него могут быть дела в субботу! О чем ты вообще? Дура.

— Да, завтра в семь утра нужно быть в аэропорту на заседании комиссии. Если ехать отсюда, то придется вставать ночью — я не вывезу, — поясняет он, хотя не должен. Он ведь действительно совершенно точно ничего мне не должен! — Я приеду, как только освобожусь. Подумай, может, нужно к тебе домой заехать, вещи какие-то взять. Я бы хотел, чтобы ты оставалась здесь как можно дольше.

Я уже было открываю рот, чтобы возмутиться в ответ, чтобы выдать сто-пятьсот возражений, но мой порыв как-то быстро гаснет. В голове на перемотке еще раз проносятся слова его матери, глаза находят синеву его глаз, и в груди тотчас расплывается тепло.

— Я подумаю, — спокойно отвечаю ему, но уже через миг спокойствия во мне не остается.

Его забота дурманит. Его красота сводит с ума. Его запах возбуждает. А его отъезд, пусть и необходимый, пусть и ненадолго, разбивает мне сердце. Я слишком остро сегодня чувствую — здесь, погрузившись в прошлое, отдавшись на волю чувств.

Меня подбрасывает вперед будто невидимая волна или порыв ветра. Те жалкие метры между нами я даже не бегу — я их пролетаю. Чтобы столкнуться с Егором и разбиться вдребезги.

Я целую Егора. Сама. Я запускаю пальцы в его волосы, вжимаюсь телом и опутываю со всех сторон всего за какие-то секунды. Я проваливаюсь в Егора. Здесь не идет речи о нежности. Только безграничная жадность и отчаянная жажда.

Я хочу Егора и совсем не хочу его отпускать.

Он отвечает мне и будто бы позволяет вести. Лишь удерживает на месте, лишь удерживает от падения, пока я вгрызаюсь в его рот, губы, щеки и скулы снова и снова. Я себя не узнаю. Я будто дорвалась до воды, уже умирая от жажды.

Я не могу остановиться, не хочу, я не буду.

Я целую его, словно в последний раз, и от этого распадаюсь на атомы. Наши языки кружат в смертельном танце — кажется, это гребаное танго. Мое сердце бьется в конвульсиях, и Егор это чувствует — знаю. А я щупаю его, глажу, трогаю. Не могу перестать!

Когда все заканчивается, мы, тяжело дыша, смотрим друг на друга. Егор улыбается, а я сбита с толку, вывернута наизнанку и во мне будто сил не осталось — я истощена.

— Это за что? — хрипло шепчет он, все еще удерживая рядом, не позволяя спрятаться в панцирь или сбежать подальше.

— Чтобы вернулся скорее, — искренне улыбаюсь я и уже тоскую.

— Знаешь же, что я всегда возвращаюсь, — отвечает он, хотя за него все говорят глаза.

Аврора

Я совсем не привыкла к размеренной загородной жизни. Я не привыкла высыпаться и вставать после восьми утра, не привыкла плотно завтракать, тем более сидя за столом, а мама Егора заставляет меня съесть омлет, кажется, из десятка домашних яиц. Я привыкла к другому — куда-то бежать, спешить и обгонять, но здесь даже Боинг неторопливо прогуливается по лесу.

Лениво переваливаясь с лапы на лапу, он обнюхивает кусты с незнакомыми ягодами. То остановится полаять на птиц, спрятавшихся в ветвистых кронах деревьев, то просто приляжет посреди тропинки, потому что устал. И лишь тщательно пометив весь периметр, он разворачивает обратно к дому — поводок ему явно ни к чему, он лучше меня дорогу знает.

Все это, признаться честно, походит на какой-то райский уголок, где время будто бы поставили на паузу. Где тепло не из-за августовской погоды и где по-прежнему не возникает желания возвращаться в реальность и отвечать на многочисленные звонки. Но вот Жене и отцу я все-таки перезваниваю. И если друг поднимает мне настроение рассказами про взбесившуюся Жанну Борисовну и отгребшего по полной Лазаря, то отец… отец себе не изменяет.

Я пытаюсь, честно пытаюсь сдержаться и нормально, в спокойной манере поговорить с ним, но это ведь невозможно! Вместо ответов на мои вопросы о Егоре, я слышу только бесконечный укор в мою сторону. Этот человек напрочь лишен чувства вины. В своем тесном мирке он всегда прав. В его мире все ему должны. Я — так вообще с самого рождения: за универ, за крышу над головой, за воспитание. И я… я люблю его. Честно. Но! Я ничего. Этого. Не просила.

Я не просила даже производить меня на свет, но ему этого никогда не понять. Он прав — и точка. Он считает, что — дословно — с бандитом моим он правильно поступил, а у меня по спине бегут колючие мурашки от страха, что, казалось бы, самого близкого в жизни человека я никогда по-настоящему и не знала. Так ведь получается? По его мнению, Егор был мне не парой — это отец так решил, меня не спросив. Ага, зато Роман, которого он одобрял и всячески навязывал мне, оказался шикарным кандидатом в мужья. И папа до сих пор слышать ничего не хочет о его беременной малолетней подружке, которая цитирует Егор Крида на своей страничке в интернете.

Отец считает меня виноватой во всем, но впервые, наверное, мне по-настоящему плевать на его мнение. Я смертельно устала от нравоучений. Поэтому без зазрения совести обрываю не имеющую конца и края пламенную речь, просто сбросив вызов, и наслаждаюсь солнечной прогулкой в «пушистой» компании. Не думая ни о чем — как же это, оказывается, приятно бывает.

Я долго витаю где-то в облаках, а на землю возвращаюсь лишь у крыльца дома, почувствовав, как вибрирует телефон. Достав его, я немного подвисаю.

Звонят по видео.

Егор.

Я быстро взбиваю прическу, которой нет, и опускаю футболку на одно плечо. Пытаюсь