- Да не нужна ты мне! – рявкнул Марек. – Сколько раз еще повторить?!
Но колючие его слова ее уже не трогали – отскакивали, не долетая, померкнув перед новой опасностью. Он не оставлял попыток встать и отправиться к Агнешке, а она из последних сил пыталась его удержать от неминуемой гибели. Нелегкая это задача. Он сильнее, больше и одержим своей жаждой, – что может сделать хрупкая, измученная девушка? Но Ярина не сдавалась – вцепившись в его руки, она прикрикнула, надеясь, что хоть это собьет его с намеченного плана:
- Повторяй, сколько хочешь, но у тебя выбора нет! Агнешка больше не придет, смирись! И ты… к ней тоже больше не подойдешь!
- Ты кто такая, чтобы это решать? Кто ты такая?!
«Твоя невеста… Твоя любимая…» Ей так хотелось закричать это, глядя в его залитые яростью глаза, но знала – бесполезно. Не услышит, не поймет и не поверит – лишь сильнее разозлится и тогда уж точно прогонит.
- Тебя убьют, Марек! – взмолилась она, еще крепче вцепившись в его руки. – Ты жив лишь потому, что сидишь здесь, лишь потому, что за тебя дед Митяй поручился! Выйдешь на улицу – тебя разорвут! Ты хоть помнишь, что натворил? Вся деревня жаждет твоей смерти! А если они не разорвут – то это сделает мой отец… Марек, успокойся, я прошу тебя!
- Как мне успокоиться? Как?! Посмотри на меня! Я лезу на стены и трахаю свою лежанку вместо бабы! Да пусть убивают – я сам готов себя убить!
- Убить себя – единственный выход? Я-то чем тебе не баба?
- Я же сказал уже, ты мне не…
- Я хуже тех, на кого ты напал? Я хуже досок, об которые ты трешься? Пусть Агнешку я тебе не заменю – но уж точно буду лучше, чем все это.
От ее напора Марек притих. Недоверчиво посмотрел на свою лежанку с щелью между досками под стареньким матрасом, на Яринку… А ведь ему сейчас любую бабу покажи, и он разрешения не спросит – нагнет и возьмет, даже если это будет не Агнешка. Но ту, что сейчас находится рядом с ним, что сама себя так настойчиво предлагает, он почему-то не хочет. Вот смотрит на нее: действительно ведь, баба – молодая, и на мордашку ничего… А вот не хочет. Недавно двух девчонок на улице встретил – ни лиц их не помнит, ни тел, – но рядом с ними сдержаться не смог. Они вопили, кусались, брыкались, как необъезженные кобылицы, а все равно, пока свое не получил, не успокоился. С последней, правда, успокоиться не дали – поймали, так и не дав расслабиться. Но ведь потянуло… А с этой что не так?
- Не знаю, - признался Марек, настороженно приглядываясь к Яринке, ища в ней причины своего равнодушия. – Я не испытываю ни малейшего влечения к тебе.
- Я знаю.
Сказала так, будто и вправду знала. По крайней мере, видел он, что его слова ничуть ее не задели. Вместо этого, пока он сомневался, придирчиво разглядывая предлагающую себя жертву, Ярина встала, отошла чуть подальше и сняла сапоги, а потом стала снимать колготки. Марек встал и подошел ближе, заинтересовавшись действом, а она всего лишь помнила, как уходила от него Агнешка, и не хотела потом идти домой в таком же виде. Заметив остановившегося рядом парня, Ярина напряглась – больше всего она боялась, что он сейчас ее прогонит. Но он не прогонял – просто стоял рядом и смотрел, как она снимает колготки и аккуратно складывает их на дощатый столик.
- Наверно, ты не хуже досок, - проговорил он, уже внимательней оглядывая ее формы, пока еще скрытые под платьем. – Но те хотя бы не ревут и не сбегают от меня. За них меня не бьют…
Конечно, и этого тоже Ярина боялась. Хоть и помнила ту единственную близость, что случилась у них летом на поляне, полную нежности, заботы и любви, но иллюзий на этот счет не питала. Этот Марек не будет с ней ласков – ей будет больно, он растопчет сейчас и тело ее, и душу. Наверно, она тоже будет плакать – только не при нем, а когда вернется домой и забьется, как Марек, в угол кровати, когда свернется калачиком, обнимет дрожащие коленки и будет с ужасом думать, какой же глупой она была, когда перед ним разделась. Но, даже зная это, она не отступила.
- Я пришла к тебе по своей воле, Марек, - обернулась Ярина, – и если я смогу хоть чуточку облегчить твое состояние, то я готова. Я не заплачу и не убегу, - пообещала она и грустно улыбнулась: – И от меня хотя б заноз не будет.
Чуть замешкавшись – все-таки не каждый день раздевается она перед мужчиной, – Ярина повернулась к Мареку спиной и неуверенно, чуть подрагивающими от волнения пальцами взялась за подол платья. Понимала, как глупо, неприлично это сейчас выглядит, понимала, как падает она и в глазах Марека, и в своих собственных, да и вообще наверняка совершает ошибку, о которой придется жалеть, но все же неловко стянула с себя платье – отбросила его к колготкам и, прикрыв грудь руками, обернулась. Сжалась вся, покраснела, не справившись со стыдом… Глаза на Марека поднять не сумела. Стояла перед ним в одних трусиках и поджимала пальцы на ногах, готовая провалиться от стыда сквозь этот грязный, из старых неотесанных досок пол.
Когда Марек сделал шаг к ней и оказался так близко, что ощутила она кожей тяжелое дыхание хищника, – она не шелохнулась. Ждала, когда воспользуется ею, и надеялась, что когда чары приворота спадут, он об этом ее позоре не вспомнит. Если, конечно, счастливый этот день вообще настанет… Но Марек не спешил, и этим заставлял ее нервничать еще больше.
- Марек, не мучай меня, мне сейчас нелегко так стоять перед тобой, – с трудом подняла она на Марека глаза, и вот тогда увидела, почему он не торопится принимать свою жертву.
Он в тот момент вообще забыл и про нее, и про свою жажду.
Внимание его привлек кулон. Уютно расположившись на Яринкиной груди, крохотный дельфин на серебряной цепочке посматривал на Марека глазом-фианитом – в свете одинокой пыльной лампы, чуть дрожа от прерывистого дыхания девушки, он искрился, переливался и подмигивал. Где-то Марек уже видел этот кулон… Это воспоминание кружило голову, отзываясь непонятной тошнотой – той, что накрывает, когда что-то важное ускользает из сознания, когда пытаешься схватить его, а оно растворяется, исчезает, и ты силишься, но не можешь вспомнить ни детали. На долю секунды Мареку показалось, что он видит этот кулон в своей руке – он держит цепочку, а дельфин, поблескивая в лунном свете, качается на ней.
- Ты помнишь его? – вспыхнула надежда в Яринкиных глазах.
Призрачная картинка тут же исчезла, оставив после себя лишь странное послевкусие. Так и не сумев разгадать свои ощущения, Марек растерянно посмотрел на девушку, а потом, видимо, вспомнив, зачем она стоит тут раздетая, машинально развернул ее и толкнул к ближайшей стене – раз уж так она щедра, то, что ж, воспользуется этим.
Он намеревался взять ее сзади, по привычке, как брал Агнешку, – удобная поза, особенно когда не хочешь видеть гримасы боли на лице. А эту девчонку разглядывать ему и подавно не нужно. Однако Яринка была вовсе не прочь видеть его лицо, и она увернулась, развернулась к нему… Мареку это, конечно, не понравилось, и он попытался развернуть ее опять, но она предупредительно выставила вперед руки, моля этого не делать. Выставила руки – и открыла его взору свою грудь, аккуратную, небольшую, с темными, затвердевшими от смущения сосочками… Марек застыл. Теперь еще одна картинка вспышкой пронеслась в его сознании. В ней он отчетливо видел эту грудь: как по ней скользят его пальцы и отодвигают насквозь промокшую белую тонкую ткань то ли блузки, то ли платья, высвобождают этот темный сосок… Как по ней бегут тонкие извилистые струйки дождя, искрясь в ярком солнце… Как кожа на ней от холода, воды и этих пальцев покрывается мурашками – прям как сейчас, когда Яринка стоит перед ним, волнуется и ждет насилия. Он отчетливо слышит шум ливня и чей-то шепот…
- Ты что-то вспомнил? – взволнованно спросила Ярина, и картинка от ее голоса тут же опять исчезла, оставив Марека в еще большей растерянности, заставляя его еще больше злиться от непонимания, что за чертовщина с ним происходит.
- Что я должен вспомнить? – раздраженно выкрикнул он.
