голодная сучка.
Кровь приливает к щекам, и я начинаю сопротивляться с дикостью кошки.
– Мне не спалось. Не могу быть здесь! Я шла в гостевой домик!
Замолкаю под прицелом змеиных глаз.
– Входная дверь в другой стороне.
Он жалит каждым словом и заставляет смущаться, краснеть от своих же мыслей. Я ведь вообще пришла на странные звуки, думая…
Меня обдает жаром. В этом точно я не признаюсь.
– Отпустите. Меня. Мне неприятны ваши прикосновения!
Во мне говорят обида и стыд. За свои мысли, за желания, которые просыпаются. Хочется оттолкнуть и себе пару затрещин отвесить, чтобы перестала так остро реагировать.
Прищуривается. Что-то сейчас между нами происходит, я опять чувствую дикую мужскую энергетику Димитрия, словно поднимает голову та самая змея, решив все же поохотиться.
– Неприятны, значит?
Приподнимает бровь, а я еще больше смущаюсь. Этот мужчина, он как двуликий Янус, никогда не понять, как монетка повернется и что выпадет.
Он бьет словами, играет ими, как с острием ножа, и сейчас мне слышится легкая ирония под пеленой дикого холода.
Поднимаю взгляд, встречаюсь с яркими нереальными глазами и почему-то опять скребется мысль, что будь его воля, он бы сейчас мне шею свернул.
Почему мне кажется, что мое существование вызывает у него недовольство?!
Словно я кость поперек его мощной глотки. Злюсь и теряю контроль. Он действует на меня как спичка, поднесенная к фитилю.
– Неприятны!
Хватка на спине становится жестокой, завтра на коже появятся синяки, а я смотрю в стремительно темнеющие малахиты и кажется, что это последнее, что я увижу перед неминуемой смертью.
На миг прикрывает глаза, будто пытается взять верх над эмоциями.
– Беги. Отсюда. Быстро.
Цедит слова. Разжимает руки.
Я срываюсь с места и несусь прочь так быстро, что выпусти кто самих Церберов из ада, не догнали бы…
А мне все думается, что от Димитрия не убежать…
Не спастись…
Обратный отсчет запущен…
Я влетела в дом, захлопнула за собой дверь, поднялась в одну из спален на втором этаже, как отключилась, не помню.
Проснулась рано, разбитая, и уснуть уже не смогла.
Димитрий вымучил меня морально и душевно. Не сумев заснуть, я спустилась в кухню и, осмотревшись, просто решила заняться готовкой.
Кто как отключается, я вот предпочитаю приготовить что-нибудь вкусненькое. Открыв холодильник и прошерстив продукты, выбор пал на приготовление борща.
Немного Катька не от мира сего, но лучше занять руки, чем думать о боссе и том, как он на меня действует.
Отгоняю мысли, сильнее сжав нож, начинаю кромсать ни в чем не повинную капусту.
– Кать, у тебя все в порядке?
Голос брата бьет в спину, и я оглядываюсь на высокого парня в растянутой одежде, с порезанными на коленках джинсами и в объёмном худи.
Он откидывает длинную темную челку со лба и смотрит исподлобья.
Федор давно стал так смотреть на окружающий мир, готовый отбивать удар, и я теперь начинаю его понимать. Когда в душе боль и обида, ты защищаешься. А лучшая защита всегда нападение…
– Нормально все, Федь. Куда опять намылился с утра пораньше?
Окидывает меня внимательным серым взглядом.
– У меня дела, Кнопка.
– Не принимаю такой ответ. Куда идешь? Где будешь? Когда вернешься?
Добавляю в голос металл, пытаюсь достучаться.
– Да, Кнопка, у тебя точно все в порядке. У меня были некоторые сомнения по твоему шефу, да, кажись, мужик нормальный. Жестокий засранец с понятиями. Насильно к бабе не полезет. Шкуру живьем сдерет просто, если что не по его будет.
Ржет братец как конь, а у меня на мгновение челюсть отвисает. Федор груб в высказываниях, но мне в его словах скрытый смысл слышится, и я быстро спрашиваю:
– Откуда у тебя столько информации, откуда ты все это знаешь?
– Сервер взломал. Некоторые файлы прошерстил. Заглянул в систему наблюдения. Доступ к камерам. Многое просмотреть успел. Мы живем в Пентагоне, я тебе скажу, такие охранки… Охренеть.
Отвечает будничным тоном и, сбросив рюкзак под ноги, заваливается на стул, берет кусок нарезанного хлеба и цепляет сыр ножом, принимается жевать с аппетитом, поглядывает на меня и на лице хитрющее выражение.
– Федя, ты понимаешь, что это преступление? Понимаешь, что у магната охрана и ты не знаешь этих людей и что они могут сделать, если ты узнаешь то, чего знать не должен?!
– Ясен пень, у него все на уровне, мне пришлось конкретно повозиться, чтобы пробить защиту, там такое стояло…
– Федя! Услышь меня! Так нельзя, понимаешь?! – голос дрожит, и я проговариваю слова полушепотом, опасаясь, что нас услышат.
Гениальный мозг моего брата двигается в сторону преступлений. И я не могу остановить его свободное падение в бездну.
Не нравится моя отповедь. Красивые скулы натягиваются, желваки начинают ходуном ходить.
– Димитрий страшный человек, жестокий и решительный! Не провоцируй его!
– Он тебе нравится, Елецкая, скажи честно?!
Вдруг спрашивает брат, смотрит на меня исподлобья.
– Сдурел?! Он мой начальник!
– А что мешает перепихнуться? Ты слишком дерганая. Вижу же, что между вами искрит.
– Заткнись, Федор, вот сейчас молчи, иначе мы с тобой договоримся!
Брат резко поднимается, бросает на меня еще один нечитаемый взгляд.
– Будь с ним осторожнее, Елецкая, и держись подальше. Такие системы безопасности имеют люди, которым есть что скрывать.
– Куда ты и когда вернешься?!
Кричу в широкую спину.
– На занятия. Я теперь пай-мальчик. Потом, может, с ребятами зависну, короче, все пучком, систер, я просто хотел понять, к кому попал и что ждать. Проба боем. Не грузись так. На этом все.
Шлепаю нож на доску в отчаянии, что мне делать с Федькой?!
Телефон звонит. Отвечаю:
– Алло.
– Мисс Елецкая, вы пропустили завтрак. С вами все в порядке? Вы здоровы?
Прикрываю глаза.
– Все хорошо, Седрик. Я здорова, просто адаптируюсь сложно. Прошу меня простить.
– Не мне вас прощать, мисс Елецкая, – слышу отстраненный голос мажордома. – Вообще-то изначально я вам обрисовал ситуацию. Вы завтракаете и ужинаете с мистером Кацем. Все вопросы относительно отгулов также решаете с ним.
– Впредь подобного не повторится, Седрик.
Отвечаю как можно более спокойно и отключаю телефон.
Принимаюсь за несчастную капусту, изрезаю ее для борща с такой силой, словно хочу выместить на ней всю злость.
Когда режу лук, слезы текут ручьем, конечно же, это из-за паров!
Никак не из-за странного чувства, что давит на виски
