– Моя, – выдыхает исступлённо и обводит мои дрожащие губы языком. – Моя девочка. Моя.
Не размыкая объятий, перекатывается на спину и утягивает за собой, прижимает голову к груди, где заполошно набатом стучит сердце, и легонько массирует затылок.
– Вот так теперь всегда будет. Вот так и никак иначе, – произносит в макушку.
Чуть поворачиваю голову и вместо ответа касаюсь губами его влажной чуть солоноватой кожи, даря поцелуй. Прикрываю глаза и блаженно улыбаюсь.
У меня нет сил пошевелить рукой или ногой. Да и желания тоже нет. Потому что сейчас так, как надо, как правильно. Идеально.
Глава 29
Как только я предпринимаю попытку сползти с большого горячего тела, нежные еще минуту назад руки напрягаются, обвивают меня стальными кольцами и крепко удерживают на месте.
– Может, возьмешь на сегодня отгул? Не хочу тебя отпускать, – голос Сулеймана до сих пор звучит хрипло, завораживает и пуховой кисточкой проходится вдоль позвоночника.
Задыхаюсь, когда одна его ладонь собственнически сдвигается на попу, скользит по внутренней стороне бедра, невесомо поглаживает и высекает искры, почти касаясь сокровенного местечка.
Прикусываю губу, чтобы не застонать, и напрягаюсь, когда желание выгнуться и потереться о ту часть Султанова, что вновь налилась и затвердела, становится невыносимым. Мне безумно нравится всё, что он делает, я хочу этих ласк, плавлюсь в его руках. Тело реагирует, отзываясь на нежность, на запах, на голос. И такая потребность пугает.
– Я не могу, – шепчу куда-то в область шеи, задевая смуглую кожу губами, и старательно прячу глаза.
Сейчас, когда дурман сексуального наваждения немного схлынул, на поверхность вновь вылезают стыд, сомнения и страх. Кажется, что все произошедшее между нами было лишь сном, а через пару мгновений наступит отрезвление.
– Машуль, посмотри на меня, – Сулейман не дает возможности погрязнуть в самокопании и саморазрушении, уверенно обхватывает пальцами подбородок и приподнимает мою голову, – эй, ничего не изменилось. Ты по-прежнему – моя девочка. И я тебя по-прежнему никуда не отпущу. Мы вместе. Поняла?
Обхватывает за затылок и, резко перекатившись, подминает под собой. Нависает, буравя взглядом, пока я согласно не киваю, а в следующее мгновение набрасывается на мои губы, жалит их безудержным напором, рычит, покусывая и атакуя языком.
Не могу не ответить. Целую в ответ, отвечаю с жаром, выгибаюсь, стараюсь впаяться в него как можно сильнее, врасти, стать одним целым. Мозг плывет, страхи растворяются, потому что тягаться с напором прущего, как танк, мужчины смешно.
– Моя. Поняла? – спрашивает, зафиксировав голову и не позволяя отвернуться. – Повтори.
Господи, ну разве возможно ему противостоять, когда он так смотрит, глаза в глаза, в самую душу. Внимательно, серьезно, не моргая, на раз считывая мои сомнения.
– Твоя, – выдыхаю, в свете дня внимательно разглядывая припухшие губы, короткую бородку, крупный нос, четкие дуги широких бровей, две родинки на щеке. – Твоя, – повторяю, заставляя себя в это поверить.
– Хорошо, умница, – растягивает на губах улыбку, а потом хитро подмигивает, – но, чтобы не забывала, будем каждый день это закреплять. Не нравятся мне твои паузы «на подумать».
– Что? Да ты… Сулик, – фыркаю, заливаясь краской волнения, и несильно хлопаю открытой ладошкой по широкой груди, понимая, что он попросту надо мной смеется.
– У-у-у, – по-доброму зубоскалит мой личный кошмар, – у кого-то совсем слабенький удар. Непорядок, Машуль. Придется заняться твоими кулачками. Пойдешь ко мне на тренировку?
– Я? – вопрос настолько удивляет и отвлекает, что я забываю о волнении и смущении, когда он, совершенно голый, поднимается с кровати и достает из комода шорты и футболку.
– Конечно. Научу тебя, как правильно в нос бить, если кто обидит, когда я буду не рядом, – говорит серьезно и протягивает мне верхнюю часть своего комплекта одежды, неторопливо надевая нижнюю. – Держи, это вместо халата. Она чистая.
– Спасибо, – быстро натягиваю на себя мягкую хлопковую ткань, радуясь, что попа вполне прикрыта.
Щеголять, как мужчина, голой, я не горазда от слова «совсем». И трусы бы найти не мешает, а то совсем развратницей выгляжу.
– Ладно, беги первая в ванную, тренировки потом обсудим, – замечая мою скованность, указывает Султанов на дверь, притаившуюся слева от входа, – зубная щетка в шкафчике слева и расческа там же. Я в гостевой душ схожу.
Киваю и, одергивая футболку, семеню в нужном направлении, а вслед уже летит очередная фраза, которая снова удивляет.
– Тебе овсянку приготовить или яичницу с колбасой и сыром?
– Я… – оборачиваюсь и сглатываю колючий ком, что резко возникает в горле.
Нереально.
Ну не бывает такого. Даже головой качаю, а потом спохватываюсь, потому что за мной внимательно наблюдают.
– Яичницу, пожалуйста. Но я быстро, – бросаю взгляд в сторону санузла, – а потом приду и тебе помогу. Ладно?
– Конечно, – улыбка Султанова бесподобна.
Я же скрываюсь за дверью и на минутку прислоняюсь к двери затылком. Нужно собраться и перестать постоянно сравнивать настоящее и прошлое. Его и… не его. Просто выдохнуть и поверить, что все теперь иначе.
Дав себе мысленно пинка, отлепляюсь от опоры и иду умываться. Нечего прохлаждаться. Время летит так, что скоро надо будет бежать на автобус, а я резину тяну.
Новая зубная щетка не удивляет, потому что это логично, а вот упакованная расческа – да. Сулейман явно готовился к моему появлению, потому что и тапки, и средства гигиены… ну какой мужчина станет так напрягаться и покупать ненужное просто так? Никакой, уверена.
Через десять минут я, умытая и причесанная, вхожу на кухню, где уже во всю кипит работа. Чайник включен, на сковороде шкварчит бекон, а мужчина с влажными после душа волосами аккуратно режет помидоры.
На несколько секунд залипаю, наблюдая, как красивые увитые венами руки грациозно и легко управляются ножом, и сглатываю, когда мысли утекают в совершенно неправильном сейчас направлении.
– Машуль, милая, прекращай провоцировать, иначе я забуду про завтрак и насильно уволоку тебя назад в постель, – ворчит Султанов грозно.
Оказывается, он давно меня услышал, только не подавал вида. Напрягаюсь, но, поймав сверкнувшие хитринки в карих глазах, расслабляюсь. Понимаю, что он просто шутит, и более уверенно предлагаю свою помощь.
Кажется, вкуснее этого завтрака я ничего никогда не ела, признаюсь себе минут через пятнадцать, допивая чай с круассанами, и реально кайфую, когда мы вместе убираем со стола.
– Я тебя отвезу, – спокойно сообщает мне мужчина.
И не успеваю поблагодарить, как его отвлекает входящий вызов на телефон.
– Прости, это важно, – целует в щеку и тут же принимает звонок, не выходя из кухни.
Это тоже озадачивает. Кравцов при мне редко разговаривал с кем-то, если только со своей мамой, а так предпочитал уходить либо в кухню, либо в комнату, смотря где до этого находились. Иногда даже в ванной прятался. А Сулейман…
Машка, хватит!
Обрываю саму себя. Просто хватит сравнивать. Это нечестно по отношению к нему.
Перевожу взгляд на спину мужчины и замечаю, что он сильно напряжен, а та рука, которой он опирается на подоконник, сжата в кулак и вся побелела.
– Что-то случилось? – интересуюсь, стоит Султанову сбросить вызов.
По его кратким «да», «понял», «уже выезжаю» совершенно ничего непонятно, кроме того, что он куда собирается мчаться. И в то же время боюсь сунуться во что-то запретное, что меня не касается, и получить по носу.
– У Нютки рецидив, мне нужно срочно в Москву. Скорее всего потребуется переливание крови, – произносит он, глядя куда-то мимо меня, будто сам не верит, что шепчут его губы.
Сердце сбивается с ритма и на секунду замирает, чтобы пуститься в пляс. Господи, сколько же пакостей выпадает на долю этой малышки. Прикусываю губу, стараясь сдержать неуместные слезы.
