***
В квартире было светло и пахло молоком. Но навстречу мне никто не вышел. Я нарочито громко положила на тумбу ключи. Подождала. Единственной, кто появился в коридоре, оказалась Дымка.
Миша сидел за столом у себя в кабинете и изучал что-то на экране ноутбука.
– Зачем ты ездил к Антону? – спросила, войдя.
Азаров щёлкнул мышкой, набрал что-то на клавиатуре, щёлкнул ещё раз и поднял голову.
– Нужно было с ним кое-что обсудить, – ответил он и опять уставился в монитор. Опять принялся за работу. Или чёрт знает, что он там делал! Я была слишком сердита, чтобы меня это заботило.
– И как, обсудил?
– Да.
На сей раз он даже оторваться от компьютера не соизволил.
Подошла, рывком отобрала у него мышку и с яростью швырнула об пол.
– Хватит, Азаров! Я видела, как ты с ним разговаривал. Отличный диалог! Что всё это значит? С чего ты вдруг решил кулаками махать?
Его отстранённость и сдержанность доводили до трясучки. Меня колотило, а он сидел и молчал. Как будто я ему цирковая собачка!
– Зачем ты с ним дрался?! – Ударила ладонью по столу. Бумаги полетели в сторону. Я смахнула оставшиеся.
– Успокойся и перестань истерить.
– Я истерю! – Меня затрясло сильнее. Взяв первый попавшийся лист, я разорвала его надвое. За ним ещё один.
– Есения…
– Если ты не будешь мне отвечать, я всё тут разгромлю, Азаров. Мне надоело, что ты относишься ко мне, как непонятно к кому! Игнорировать ты меня не будешь, понял?!
Видимо, понял. По крайней мере, он встал и, обогнув стол, взял меня за локти.
– Если ты не прекратишь…
– Не прекращу!
Я резко высвободилась.
– Не нравятся тебе мои истерики?! Мне тоже много чего не нравится! И больше всего то, что ты определиться не можешь!! Что это значит?! Какого дьявола ты лезешь в мою жизнь?!
– Твоя жизнь принадлежит мне.
– Что?
Я чуть не поперхнулась собственной злостью. Что он о себе возомнил?! На мгновение внутри воцарился штиль, а в следующую секунду ярость вырвалась настоящей бурей.
– С какого лешего моя жизнь принадлежит тебе?! Ты сам говоришь, что у нас фиктивный брак! Что я никто и звать меня никак, что…
Живот потянуло резко и сильно, тошнота подступила так внезапно, что рот наполнился слюной.
– Как бы там ни было, ты – моя жена. Какой у нас брак, знаем только…
Его голос стал далёким. Я перестала разбирать слова, сосредоточилась на себе, но слышала голос. Жёсткий, похожий на металлические прутья. Вдох-выдох, вдох-выдох. Но это не помогало.
Прикрыв рот рукой, я бросилась прочь из кабинета. Голова кружилась, от слабости выступила испарина. Упала на колени перед унитазом, и меня сразу же вывернуло. Потом снова. Живот не отпускало, а из глаз катились слёзы. Сердце стучало в висках, руки тряслись. Приказала себе успокоиться, дышать размеренно, но это не помогло.
– Сеня…
Я замотала головой, борясь с новым приступом. На спину опустилась тяжёлая ладонь. Миша собрал мои волосы в руку, убрал с лица. Желудок скрутило, вслед за спазмом я закашлялась и закрыла глаза. Надо просто дышать, вот и всё. Вдох-выдох, вдох-выдох…
– Кажется, всё, – выдавила я и попыталась подняться, но сил не осталось.
Молча Миша подал мне салфетки и, когда я вытерла рот, сам поставил на ноги, будто я ничего не весила. Глаза его были тёмными, а взгляд мрачным. Я положила ладонь на живот. Сердце успокаивалось, стоящий в ушах гул стихал. Снова сверху вниз, но другой взгляд и другие глаза. И то самое ощущение, что я – маленькая и неразумная, а он – сильный, надёжный, способный защитить.
– Когда ты собиралась мне сказать? – спросил муж глухо.
Я облизнула пересохшие губы. Соображала плохо, но вопрос был проще простого.
– О чём?
– Сама знаешь. Ты вообще собиралась мне говорить, Есения?
Я опять прошлась по губам языком. То ли слова кончились, то ли язык распух. А Миша так и смотрел. Слабость отступала – возвращалась злость. Как всё просто! Не сказали ему, обидели!
– Тебе же не нужна ответственность. Ты не хочешь детей, семью не хочешь. Ты вообще ничего не хочешь, Азаров! Ты швыряешься людьми, как хламом!
– Когда ты узнала, что беременна?
– Да какая разница, когда?! – процедила я, высвободилась и, толкнув его, вышла из ванной.
В коридоре голова снова закружилась, накатила слабость. Я привалилась к стене. Миша встал напротив, на расстоянии метра.
– Какой срок? – спросил сдержанно, с холодом.
– Что тебе срок? Аборт я делать не буду, не мечтай!
– Какой у тебя срок?! – прорычал он, надвигаясь.
– Не твоё дело!
– Не моё?! – гаркнул он. – Может, и ребёнок не мой?!
– Может, и не твой, – прошипела я. – У нас фиктивный брак. Раз тебе можно делать, что ты хочешь, мне…
Кулак Азарова врезался в стену возле моей головы с такой силой, что подпрыгнула декоративная маска. Секунда, и она вообще слетела на пол. Муж буравил меня взглядом, по его напряжённым скулам ходили желваки.
– Ты не ответила. – Его вкрадчивый тихий голос пробирал до костей. – Какой у тебя срок, Есения? Ты собиралась говорить мне, что беременна? Отец ребёнка я?
– Слишком много вопросов. – Я упрямо вскинула голову и ответила ему прямым взглядом. – Но на один я отвечу – да, отец ребёнка ты. У меня нет привычки прыгать из койки в койку. И знаешь, что? Я бы никогда не спала с тобой, если бы мне было всё равно. Для меня кольцо на пальце – не украшение.
Желваки выступили ещё сильнее, вены на шее и широких запястьях мужа надулись. Живот ныл, и я опять накрыла его ладонью. Словно могла хоть так защитить своего ребёнка.
– Я ответила. А теперь ответь ты. Помнишь, в домике я спрашивала тебя, чего ты боишься? – спросила тихо. – Почему не хочешь брать на себя ответственность за чью-то жизнь? Почему это тебя так пугает? Ты что, боишься, что придётся ограничить свободу? Или что детьми не пошвыряешься, как ты это любишь делать? В чём проблема, Азаров?
Местечко под моей ладонью стало тёплым, а боль отступала. Никому не дам в обиду свою… нашу кроху. Сейчас мысль об аборте, еще с утра казавшаяся разумной, стала дикой. Я не знала причин, заставивших мать Миши отказаться от него, но если бы она избавилась от своей крохи, моей бы не было. И Миши бы не было.
И нас бы не было.
– Я не сказал тебе, что боюсь ответственности, – наконец нарушил молчание Миша. – Ответственность меня не пугает.
– А что тогда? – спросила едва слышно.
Миша погладил меня по бедру, медленно поднял ладонь и положил поверх моей. Второй дотронулся до моего плеча и долго смотрел в глаза. Его взгляд пробирал до мурашек, как и сама близость. И ещё запах – он проникал в меня, исцелял, и в то же время было страшно от силы собственных чувств. Нельзя до такой степени любить, но иначе я не могла.
– Я боюсь, что не смогу быть достойным того, кто меня любит, Есения. Не смогу быть достойным вас – тебя, Даши, Кости. Боюсь, что что-то пойдёт не так, и я стану вам не нужен.
– Ты нам? – Я так и застыла, приоткрыв губы. Смотрела на Мишу и словно в первый раз видела.
Азаров едва уловимо скривил губы и погладил меня по щеке. Всё то же прикосновение, но совсем другое. И чувства другие – не желание отстраниться, как с бывшим мужем, а напротив, прильнуть к ладони.
– Да, Есения. Я вам.
– Но… почему? Почему ты должен нам надоесть?! Это же… бред какой-то!
Он невесело усмехнулся – как-то мрачно, презрительно, но это относилось не ко мне.
Миша увёл меня в кухню. Налил стакан воды и поставил на стол. Присел передо мной и, положив руки мне на колени, посмотрел снизу, как мог бы смотреть верный пёс. Нет, как мог бы смотреть сильный мужчина на… свою женщину. Грудь сдавило, стоило мне осмыслить это.
Стены больше не было. Она просто исчезла. Только я всё ещё стояла за запретной линией, боясь переступить её.
Муж погладил меня по ногам – по икрам, по лодыжкам. Опять положил руки на колени.
– Когда мне было восемь, меня взяли в семью, – сказал он. – А через несколько месяцев вернули. Воспитывать мальчишку из детского дома оказалось сложнее, чем думали мои приёмные родители. К тому же если в нём отпала необходимость. – Он замолчал ненадолго. Сдавил колени и посмотрел в сторону, на выползшего из домика, сонно потягивающегося Тумана. – Моя приёмная мать пыталась забеременеть, но у неё не получалось. Тогда они с мужем решили взять приёмного ребёнка. Но тут прилетел аист… – Очередная усмешка.
