Я так и не сделала шаг через невидимую границу – его сделал сам Миша. Я же коснулась его волос, погладила, перебирая жёсткие прядки.
Миша поймал мою руку.
– Через несколько дней после того, как меня вернули, я дал обещание больше никогда ни к кому не привязываться. Никакой семьи, никаких детей и даже домашних животных. Ничего, что может предать, ничего, что может выбирать. А потом…
– А потом появилась я, – продолжила шёпотом.
– Да. Вначале ты. Это оказалось сильнее меня. Ещё и дети… Все запреты полетели к чёрту. Я пытался держаться от вас подальше, но куда там… – Он сдвинул брови. Мотнул головой. – Чем дальше, тем хуже. Надо было сразу от тебя избавиться. В первый же день, а я… дурак.
– Баран, – поправила я.
Азаров поднял взгляд.
– Это я так…
Видимо, он был слишком погружён в свои мысли, чтобы расспрашивать. Водил вокруг моих коленок пальцами, и это было так приятно, что хотелось сидеть и сидеть вот так. Чувствовать его руки, его запах и слышать голос.
– Я люблю вас, Есения, – сказал он после продлившейся с полминуты паузы. – Даже вот этого, – показал на котёнка. Больше коленки он не гладил – просто накрыл ладонями.
– А как же слово, которое ты себе дал? – спросила я дрожащим голосом. – Ты же всегда выполняешь обещания. Ты сам говорил, и не раз.
– Чёрт с ним, со словом. Как ты там говоришь? Ящер?
Движение рядом я заметила одновременно с тем, как в наш разговор вклинилась беззвучно подкравшаяся Дашка:
– Она говорит Ящер Горыныч.
Даша стояла в дверях кухни и смотрела на нас. Зевнула и потёрла глазки.
– Иди сюда, – подозвал её Миша.
Сел на пол, и хлопнул себя по ноге. Только Дашка подошла, посадил на колени и, перебирая, провёл по её волосам. На губах его была задумчивая улыбка. Несмотря на то, что эти двое были совсем друг на друга не похожи, я бы и не предположила, что они чужие друг другу, если бы сейчас увидела впервые.
– Как думаешь, Кнопка, Ящер Горыныч может нарушить слово, если он дал его самому себе?
С замиранием сердца я ждала ответ. Словно от этого зависела моя жизнь. Нет, не моя – жизнь всех нас. Но Даша молчала. Ковыряла пальчиками воротник Мишиной футболки и думала – о словах Миши или о чём-то своём, знала только она сама. Потом вздохнула и положила голову Мише на плечо.
– Папа Миша, я спать хочу, – пролепетала сонно, неразборчиво. – Отнеси меня в кроватк…
Окончание она произнесла так тихо, что я не услышала. А сердце так и трепетало затаившимся комочком. Миша поглаживал Дашу по голове, по плечам, всё так же перебирая её волосы. На ней была подаренная мной пижама, глаза закрыты – только длинные ресницы трепетали.
– Молчание – знак согласия, – сказал он тихо.
– Я отвечу за неё.
Сползла на пол и села рядом. Близко, но потом придвинулась ещё ближе, чтобы чувствовать Мишу.
– Ящер Горыныч – настоящий мужчина, поэтому не имеет он права нарушить своё слово. – Приподнялась и дотянулась до его губ. Коснулась едва ощутимо. – Но он имеет право любить. – Я прикусила губу, чтобы не показать слёзы, но они всё равно выступили на глазах. – А ещё он имеет право на любовь. Знаешь… Знаешь, это как само собой – право на труд, на отдых и… и на любовь. Даже если нет права на отдых и труд, на любовь есть. У всех есть. И у Ящера Горыныча оно есть. И… и у тебя оно есть, Миш. – Я обхватила его за шею и прижалась к губам.
Поцелуй получился сбивчивый и солёный. Между нами зашевелилась Даша, о мою ногу потёрся Туман, с другой стороны на коленку встала лапками Дымка.
Я ещё раз поцеловала своего Ящера.
– Я тебя люблю, – прошептала ему в губы. – И только попробуй стать нам ненужным. Ненужным… – всхлипнула сквозь поцелуй. – Ненужным ты можешь стать нам, только если предашь. Не предавай нас. Не бросай нас. Просто люби. Что у тебя в голове, Азаров? Я так тебя люблю… Я…
– И я, – вдруг подала голос Даша. – И я тебя люблю, папа. Ты такой хороший и большой.
Миша опустил взгляд на неё.
– Правда? – спросил серьёзно.
Она кивнула, сонно, но тоже очень серьёзно, вдумчиво.
Сперва Миша окаменел, но вдруг на щеке его появилась ямочка.
– Я тоже тебя люблю, Кнопка. И твою тётю Есю. И Костю.
– Она мне мама Еся.
– Значит, маму Есю.
– Ты больше не против, что ты мой папа? – Она зевнула, потёрла глазки и пролепетала уже тише, опять проваливаясь в сон: – А если против, ты всё равно будешь моим папой. И Костиным. Потому что мы так решили.
– Понял? – тихо засмеялась я сквозь слёзы. – Ты теперь не отвертишься.
Миша поднял голову и уверенным прикосновением стёр мои слёзы.
– Кажется, наконец понял. Да знаешь… Что-то и вертеться не хочется. – Долгий взгляд в глаза. – Хватит, навертелся. Чуть всё не испоганил. Правильно ты сказала – баран.
Я хотела возразить, но Миша приложил пальцы к моим губам.
– Я люблю тебя, Есения. И постараюсь быть вам хорошим мужем и отцом. Если захочешь, ещё раз отпразднуем свадьбу. Сделаем всё, как нужно.
– Никак не нужно. Не нужна мне свадьба – всё, что нужно, у меня и так есть. А ты… Ты просто будь собой, Миш. Нам этого достаточно. Просто будь собой и с нами.
Он прижал меня к себе свободной рукой. Коснулся губами макушки и втянул носом воздух. Снова поцеловал.
– Договорились.
Отпустил и взглядом показал на посапывающую Дашу. Я поняла без слов. Подхватив её, Миша поднялся.
Вместе мы дошли до детской и уложили её в постель. Даша не проснулась, даже когда я коснулась её волос, провела по ручке.
Как хорошо, что она у меня есть, что дети не оказались в машине с сестрой.
– Что? – спросил Миша, когда вслед за этим я дотронулась до его лица.
– Ничего. – Я прильнула к нему. – Ничего. Просто… – Качнула головой и прильнула сильнее. Сквозь окно увидела падающую звезду и мысленно загадала самое заветное желание, какое только могла – пусть мы всегда будем вместе. Все мы – наша банда.
– Миш, – позвала я. – Звезда упала, – показала на окно. – Загадай желание.
– Так она уже упала.
– Ну и что. Всё равно загадай.
Он посмотрел в окно. Потом на меня.
– У меня только одно желание.
– Хотела бы узнать, какое, но желания нельзя говорить вслух, – улыбнулась я.
Он сжал пальцы моей правой руки. Большим провёл по ладони, по кольцу.
– Это предрассудки, Сеня. Запреты, которыми мы усложняем себе жизнь.
– Ну… – Я смутилась от откровенности его взгляда и простого касания. – Тогда скажи.
В уголках его жёстких губ появилась улыбка.
– Пусть всегда будет любовь, – сказал он. – Люби меня, Сеня. Всё остальное у меня есть, но без твоей любви мне это не сдалось на хрен. – Он продолжал поглаживать мои пальцы. – Сбудется?
– Сбудется, – отозвалась я и потянулась за поцелуем. И за миг до того, как коснуться его губ, добавила шёпотом: – Обещаю.
Эпилог
Есения
Прокат закончился, и я подорвалась с места. Оценки ещё не выставили, но всем, кто видел выступления мальчиков, и так было ясно: Костя лучший. Только сам он сидел в ожидании вердикта судей и хмурился.
– Всё, вечеру хана, – заключил муж.
Я незаметно для всех толкнула его локтем в бок.
– Костюм получился дурацкий, – заявила Даша.
Выглядела она ничуть не лучше брата – такая же хмурая.
– Говорила же, тёть Сонь, эти рюши будут болтаться. Костя выглядит, как недоумок. Надо убрать рюши и сделать другой воротник. Я сразу говорила.
До меня донёсся Сонин вздох. Признаться, рюши мне и самой не нравились, но Соня настаивала, что так костюм лучше соответствует атмосфере программы, и рюши дополняют образ. Кажется, сейчас она предпочла бы взять свои слова обратно, только было поздно.
Наконец судьи объявили оценки. Я улыбнулась – первый. И что с того, что это всего лишь маленькие соревнования. Все с чего-то начинали.
