Немой, глядя на меня не злобно, а как-то… понимающе, что ли… — когда человеку плохо, он иногда хочет, чтоб вокруг всем так же плохо стало. Принимать это к сердцу, значит, множить боль…
Я хлопаю ресницами, охеревая от нового ракурса Немого-философа, и не могу ничего сказать. И даже прощения попросить не могу.
— Сейчас пойдешь, разъебешь ему тачку… И присядешь уже на полгода, — продолжает Немой, — а выйдешь, она замужем уже будет. Или беременная… Оно тебе надо?
— Ка-ка-какой замуж? — удавленником хриплю я, ощущая, как глаза заливает краснотой и мгновенно забывая о своей боли, и обиде, и неловкости… Обо всем, короче, забывая, кроме нее… Радужки, мозги мне затмившей, похоже, намертво. Потому что думать могу только о ней. И о словах Немого. Замуж? Беременная? Это он о чем, блять? Алька! С ней дружит Алька! Рассказывала? Уже? Уже?
Осознание ситуации накрывает так оглушающе, что не могу удержаться на ногах, колени подрагивают, и я тупо оседаю на корточки у стены.
Тру лицо, пытаясь опять научиться дышать, но не выходит. Она — замуж? И беременная? Но… Как? Так быстро? Так быстро, блять?
Поднимаю взгляд на невозмутимо дымящего сигаретой Немого:
— Откуда знаешь? Алька?
Спрашиваю, а сам надеюсь на чудо. На то, что Немой скажет сейчас, что херню сморозил…
— Немного… — добивает он меня, — про замуж. Насчет беременности… Не знаю. Но какого хера так спешить?
— Да… Незачем… — бормочу я, ощущая себя не просто раздавленным, мертвым. Меня словно вынесло из моей Вселенной в какую-то другую, по пути протащив через безвоздушное пространство. И в этой Вселенной моя Радужка выходит замуж. Потому что беременная.
Остановите эту блядскую землю! Я не хочу на ней! Не хочу!
— Потому не городи хуйню, — советует мне Немой, — надо спокойно поговорить, понимаешь? Без нервов… Этот парнишка — какой-то знакомый ее отца, Игореха говорил, что, типа, подчиненный. Молодой и перспективный чиновник, блять…
— Ага… — эхом повторяю я, — молодой и перспективный… Ага… На ниссане…
— Не у всех предки — владельцы заводов, — флегматично отвечает Немой, — а парнишка, видно, при деле. Все будет у него.
— И длинный, я смотрю, не против? — хриплю я, вспомнив главного цербера Радужки.
— Игореха не рад, — отвечает Немой, — но отец одобрил, так что тут все нормально.
— Да когда он успел нарисоваться-то, блять? — ору я, уже порядком выходя из себя, — когда???
— Очевидно, когда ты проебывал время в пьянках, блядстве и кпз, — пожимает плечами Немой, — сам виноват…
— И че делать теперь, а? Немой? Че мне делать? — смотрю я на него, не ожидая, впрочем, ответа. Но все же получаю его:
— Надо говорить. Спокойно. Выяснять… Она обижается, конечно, но она девочка. Ее надо просто вовремя поймать…
Ну, вот тут я, кстати, советам Немому могу доверять, потому что он у нас — тот еще ловец, специалист по загонной охоте. Совсем недавно Альку свою загнал, да так, что теперь точно не выберется.
Вот бы мне так… Но не получается, у меня вечно терпения не хватает. Вот и сейчас, только стоит подумать, вспомнить сцену на стоянке, сразу дышать тяжело. И руки дрожат, от желания приложить их к одной отвратной роже.
— И как это сделать? — спрашиваю я, — она меня не подпускает…
— Есть вариант, — лениво отвечает Немой, — мы сегодня идем в клубешник один… Я с Алькой, Игореха с девочкой новой своей и его сестренка с этим женихом. Подваливай, лови ее и разговаривай… Жениха я, если что, на себя возьму. Отвлеку. Но только, Сом, — предупрежадюще сдвигает он брови, — без зверства. И без твоих обычных… косяков. Понятно? А то мне Алька потом…
— Каблук… — усмехаюсь я, ощущая, как настроение чуть-чуть приподнимается.
Шанс есть поговорить, я его не упущу больше. Никакого, блять, жениха!
И про беременность…
И вот тут меня, уже поднявшегося на ноги, прошибает так, что снова скольжу по стене вниз, одна простая мысль: если Радужка беременная… То чей это ребенок?
А если мой?
Новый клубешник вообще не отличается от кучи других, в которых любят тусить мои приятели и совсем недавно любил развлекаться я. Ярко, громко, типа, пафосно.
Сейчас вообще ничего не замечаю, ни обстановки, ни музыки, плевать, подо что тут народ долбится. У меня свой ритм в башке. Военный марш, блять.
Прохожу мерез толпу, сверяясь в описанием локации, которую мне выдал Немой.
Они в випе где-то отвисают, мажоры, блин.
Усмехаюсь, поправляя очки, которые спецом напялил, чтоб меньше бликов словить в свои красные, как у вампирюги, глаза.
А почему красные?
А потому что до сих пор не могу прийти в себя от мысли, что у Радужки может быть ребенок от меня. Успокаивался все то время, что дико тянулось от момента разговора с Немым и до сейчас. В своем стиле успокаивался, конечно, но уж как умею. Главное же что? Правильно, результат. Не свихнуться и не накозлить с Радужкой на нервяке.
А потому я принял меры.
Приперся домой с универа, повалялся пару часов на диване, куря нервно одну за одной и ощущая, как нихера не снимается напряг. Не выдержал, вскочил и выгнал из гаража дукатика, о котором эти полгода и не вспоминал.
И он сегодня прям в тему пришелся. Вот только гонять без шлема прикольно лишь в кино, а в реале, да по нашим дорогам… Ну, короче, идиот я, чего уж там.
Мне сегодня разговор серьезный разговаривать… Может, даже прощения просить… Блять… А у меня рожа, словно у обдолбавшегося редкой группой крови вампира.
Очень не вовремя все.
На полпути сворачиваю к туалетам, нашаривая в кармане пузырек с каким-то лекарством, который порекомендовала фармацевт, когда я туда при полном параде зарулил после того, как по городу прогнал на ста пятидесяти. Она клялась, что поможет. Уже полпузырька влил, ругая себя, идиота, но пока что нихера не вижу результата.
Возле туалета вижу парня, со спины напоминающего того придурка, которого сегодня не удалось повалять по асфальту.
Торможу на автомате, чтоб не спугнуть. А то мало ли, увидит, рванет прочь от своего счастья…
Но парнишка заходит в туалет, и я, не умея сдержать радостного, предвкушающего оскала, топаю за ним.
Хорошо ситуация складывается!
Сейчас с ним… поговорю, а потом можно и Радужку одинокую утешить…
И Немому, опять же, не придется ее “жениха” занимать разговором, а то что-то я не особо доверяю его разговорным способностям…
Перед дверью торможу, вспоминая об очках, снимаю, убираю в карман джинсов, и неожиданно слышу голос “жениха” Радужки:
— Да все нормально!
