Он широко улыбается, и с этим я понимаю, что прощена. Он идет ко мне, расстегивая рубашку, и я на самом деле немного взвизгиваю, когда он хватает меня за талию.
— Ты должна будешь потом объяснить своему брату, почему я опаздываю.
* * *
Я ушла из офиса около шести, а сейчас уже одиннадцатый час. Матео все еще нет дома. Я виню себя за то, что заставила его очень опоздать сегодня утром. Я также виню Гейджа. Он держит Матео в заложниках с помощью работы. Я должна попросить Лейлу позвонить Гейджу и сказать, что он ей нужен. Тогда Гейдж вылетел бы из офиса. Вместо этого я звоню ей и Поппи. Поскольку Поппи нет в офисе, а Лейла занята ребенком, нам давно пора поговорить о нас, девочках.
— Как раз вовремя, — говорит Лейла. — Это последнее кормление Грир за ночь. Я надеюсь, что она проспит по крайней мере три часа подряд.
— Черт, — говорит Поппи. — Это ужасно.
— Думаю, это ее имя, — усмехается Лейла. — Когда мы выбирали имена для детей, Гейдж влюбился в имя Грир. Похоже на его имя, я полагаю. Но Грир означает «бдительная», «чуткая» и «не дремлющая». Я должна была догадаться, что она будет ужасно плохо спать.
— Держу пари, Эмерсон тоже не высыпается, — поддразнивает Поппи. — Выкладывай! Как секс с Матео?
— Поппи, некоторые вещи священны, — говорю я.
— Так он бог?
— Полностью, — говорю я, когда мы все начинаем смеяться.
— О Боже! — восклицает Поппи, прерывая наше хихиканье. — Я только что искала значение имени Матео.
— И?
— Ты не поверишь в это.
— Что?
— Матео означает «Божий дар»! — визжит она.
— Нет, этого не может быть, — говорю я, немедленно вызывая поисковую систему на своем телефоне. Святое дерьмо, она не лгала.
— Ты счастливая сучка, — смеется Поппи.
Слава Богу, Грир медленно ест. Следующие двадцать минут мы проводим, смеясь и наверстывая упущенное. Поппи рассказывает нам о Дэше, который выздоровел и просто ждет разрешения, чтобы снова подняться в воздух. Она звучит счастливее и довольнее, чем когда-либо за долгое время, и Лейла освоилась со своей ролью мамочки. У нас троих, похоже, есть эта крутая женская штука. Когда мы вешаем трубку, я мысленно благословляю своих прекрасных подруг, а также мужчину, входящего в дверь.
Я поворачиваюсь и вижу, как Матео втаскивается внутрь. Он выглядит измученным. Его глаза встречаются с моими, и он улыбается.
— Мой отец — умный человек.
Подойдя к нему, я обвиваю руками его шею.
— Ты собираешься, наконец, рассказать мне, что он тогда сказал?
— Он спросил меня, была ли ты той женщиной, которая могла заставить меня улыбнуться, пока мой член все еще был в штанах.
— Правда? — спрашиваю я, смеясь.
Он кивает.
— Он сказал, что так ты узнаешь, что ты с правильной женщиной.
Его отец дал ему мудрый совет. Я говорю, что это работает в обоих направлениях. Матео заставляет меня улыбаться и голой, и одетой.
— Я знаю, что уже довольно поздно, — говорит он. — Но какие у тебя были планы на вечер? Я бы хотел пригласить тебя куда-нибудь. Может быть, поздний ужин?
— Смотреть телевизор — звучит тоже неплохо.
Он хихикает, хватая меня за задницу.
— Думаю, у нас действительно есть фильм, который нам нужно посмотреть.
Глава 21
ПРЕРВАННЫЙ СЕКС
Третье утро, и меня снова будит мелодия звонка Авы. Затуманенными глазами я тянусь к своему телефону. Я не могу справиться с очередным витком проблем с лаком для ногтей или чем-то еще. Я собираюсь сказать ей, чтобы она не звонила мне раньше восьми, если только это не срочно.
— Ава, милая, еще немного рано…
— Мэм, это офицер... Вы мать Авы Бейкер?
Услышав на другом конце провода слова, которых боится каждый родитель, я вскакиваю с кровати, уже полностью проснувшись и чертовски волнуясь. Это телефонный звонок, которого не хочет ни один родитель. Именно по этой причине я запрограммирована в ее телефоне как контакт на случай чрезвычайной ситуации. Офицер не стал бы звонить, если бы с ней все было в порядке.
— Боюсь, ваша дочь попала в аварию.
— О Боже, скажите мне, что с ней все в порядке! — я умоляю.
Руки Матео обнимают меня. Я дрожу так сильно, что трясется кровать. Я слушаю несколько минут, затем передаю ему телефон.
— Пожалуйста, запиши адрес.
Я вскакиваю с кровати и ищу свою одежду.
Несколько секунд спустя я все еще голая в его комнате, расхаживаю взад и вперед, неспособная даже найти свою одежду, не говоря уже о том, чтобы одеться. Он видит, что я потерялась, и хватает меня за руки. Каким-то образом он уже одет, ключи у него в руке.
— Я дал им номер Райана, — говорит он мне. — Ты должна позвонить ему.
— Верно, да. Почему он не был с ней? Она снова улизнула?
— Я не знаю, — говорит Матео, натягивая рубашку через мою голову. — Я позвоню в авиакомпанию, чтобы нас посадили на рейс. Хилтон-Хед находится всего в часе или около того полета.
Дрожь усиливается.
— Если бы я была в Саванне, я могла бы быстро доехать туда. О Боже, меня там не было. Я здесь. Мы были...
— Эмерсон, — говорит он, держа мое лицо в своих руках. — Я быстро доставлю тебя туда. Я обещаю.
Мой телефон звонит, и я знаю, что это Райан. Матео тащит меня и мой чемодан за дверь. Пока я слушаю Райана, Матео выводит меня из здания, сажает в свою машину и везет в аэропорт. Матео разговаривает по телефону с Гейджем, готовит корпоративный самолет. Это полное злоупотребление властью и активами компании — использовать самолет прямо сейчас, но мне плевать. И Гейджу, по-видимому, тоже.
— Я уже еду, Райан. Я буду примерно через час.
— Где ты? — спрашивает он.
— Я скоро буду там. Что случилось?
Райан рассказал мне, что мальчики хотели пончиков на завтрак, и Ава поехала за ними. Он клянется, что это было всего в миле отсюда. Кроме того факта, что ее лоб в лоб сбила другая машина, мы ничего не знаем. Он на пути в больницу и позвонит, когда узнает больше, хотя я, вероятно, буду в воздухе, когда он это сделает.
Я целый час не буду знать, как там моя дочь.
* * *
— Эмерсон, — зовет Матео, когда наш самолет начинает спуск, — как насчет сока или закуски?
Я даже не могу сказать простое — нет.
— Совсем чуть-чуть? — спрашивает он.
Я достаю свой телефон и надеваю очки.
— Может быть, связь уже появилась. Мне нужно попробовать.
— Детка, мы все еще слишком высоко.
Я пытаюсь, но сигнала нет.
— Я уверен, что Райан оставил тебе сообщение.
— Она ранена, — всхлипываю я. — А меня там нет. Когда тебе больно, ты хочешь, чтобы твоя мать была рядом.
Он обнимает меня, и я кладу голову ему на плечо.
— Мы скоро будем там. Ты отличная мама.
Я отстраняюсь.
— Отличная мама, которая трахалась со своим парнем, пока ее дочь была в больнице.
Рассуждая рационально, я знаю, что все произошло не так. Рассуждая рационально, я знаю, что не сделала ничего небрежного, но сердце — не рациональный орган. Я снова пытаюсь дозвониться — по-прежнему ничего. Если с моей дочерью случилось что-то действительно плохое, я никогда не прощу себя за то, что была так далеко, за то, что была эгоисткой.
— Эй, — говорит он, — ты не сделала ничего плохого.
Официально это самый долгий час в моей жизни, дольше, чем роды моих детей, дольше, чем все те ночи после ухода Райана, дольше, чем похороны моего отца. Почему это происходит? Почему минуты, когда мы боимся, кажутся длиннее, чем любые другие? Страх — такое маленькое слово, но, кажется, оно длится дольше, чем любое другое. И прямо сейчас это кажется бесконечным. Время стоит на месте. Такое ощущение, что самолет не движется. Я знаю, что он движется со скоростью несколько сотен миль в час, но мне так не кажется.
Я смотрю на свой телефон, желая, чтобы он ожил, пока мы летим все ниже и ниже. Наконец-то звякнуло. Появляется голосовое сообщение от Райана. Оно пришло тридцать минут назад. Я слушаю, прикрыв рот рукой и закрыв глаза. Я чувствую, как самолет приземляется, толчок, когда мы замедляемся, но единственное, что я снова и снова слышу в своей голове, — это три слова, сказанные Райаном.
