Ее выход всегда сопровождался бурей аплодисментов. Вероятно, зрителям первых рядов она действительно казалась красивой и романтичной. Сама же она в эти мгновения лишь ощущала запах грима, боль в пальцах, которые колола проволока, торчавшая из цветов, и панический страх забыть роль.
Ее ни разу не охватил сценический восторг. Она не переживала так, как переживает опытный или хорошо выученный актер, который, наподобие породистой лошади на скачках, стремится выложиться до конца, который чутко воспринимает настроение зала. Кристина же всегда только робела и смущалась. Ей казалось, что у нее слишком большие ступни, что она двигается неуклюже, ей всегда некуда было девать руки. От дикого страха у нее слабел голос, и ее могли слышать только первые ряды.
Она наблюдала, как рабочие сцены, обливаясь потом, передвигают декорацию по затемненной сцене, слушала, как вполголоса чертыхается помощник режиссера, видела, как в кулисах скептически переглядываются актеры, ожидающие своего выхода.
Нет, во всем этом не было ни капли романтики; театр и свет рампы значили для нее только одно: возможность быть с Гарри, играть вместе с ним, разделять его интересы – его жизнь.
Кристина заиграла другую мелодию, очень простую, название которой она забыла, но которая напомнила ей весну и детей, резвящихся на зеленой лужайке. Она обладала способностью создавать мысленные картины для любой мелодии. Неожиданно она стала играть одно за другим те произведения, которые рисовали в ее сознании картины юности, счастья и веселья.
«Вот чего не хватает Дональду, – подумала Кристина, – умения смеяться, радости быть юным. Он слишком стар для своего возраста, он преждевременно стал мрачным». А разве это не своего рода несчастье, спросила она себя.
Элизабет тоже несчастна, но несчастье придало ей куража. Она обрела своего рода светскую храбрость, которая в будущем поможет ей пройти через худшие испытания. Вскоре ей будет трудно понять, где заканчиваются усилия и где начинается обычная жизнь, в которой счастье приходит спонтанно и без всяких оговорок.
На Дональда же несчастье повлияло совсем по-другому. Он не сломался и не почувствовал себя униженным, он замкнулся и стал раздражительным. Оно высветило все тайные и скрытые черты его характера, и в конечном итоге им завладело чувство обиды.
«Ему все кажется уродливым, – продолжала размышлять Кристина. – Мы должны вернуть ему красоту, которая и принесет ему радость».
Она играла минут двадцать, прежде чем поднялась наверх. Из комнаты Дональда не доносилось ни звука. Она на цыпочках подошла к кровати, думая, что он спит, однако его глаза были открыты.
– Как ты? – спросила она.
– Спасибо, нормально. – Он не попросил ее поиграть еще.
Кристина выждала секунду и вернулась на свой пост в коридоре.
Сиделка прибыла на такси из Мелчестера около шести вечера. Это была женщина средних лет с огромным опытом ухода за больными. Она быстро освоилась в комнате Дональда и взяла дело в свои руки, причем так рьяно, что Кристина сразу почувствовала себя лишней.
– Если вам что-либо понадобится, – как можно любезнее проговорила она, – надеюсь, вы ко мне обратитесь.
– Обращусь, мисс Диллон, – тоном школьной директрисы, отчитывающей нашкодившего ученика, заявила сиделка.
«Боюсь, Дональду она не понравится», – подумала Кристина, спускаясь вниз. И все же она радовалась обретенной свободе.
Питера она нашла в гостиной. Он читал книжку.
– Тетя Кристина, сегодня без вас был ужасно длинный день, – сказал мальчик.
Кристина обняла его и поцеловала.
– Мне приятно, что ты скучал по мне, дорогой. Я тоже по тебе скучала, но бедному Дональду плохо.
– Мне нечего делать, – пожаловался Питер, стремясь привлечь к себе ее внимание. – На улице дождь, Элизабет и Тони куда-то уехали после чая. Они не захотели брать меня с собой.
– Не расстраивайся, – попыталась успокоить его Кристина. – Поиграем в карты?
Питер счел это хорошей идеей и вскоре увлекся игрой в снап. Когда он уже обыграл Кристину и забрал все ее карты, зазвонил телефон.
– Ну, вот! – недовольно воскликнул он. – Возвращайтесь побыстрее.
– Постараюсь, – пообещала ему Кристина.
Она взяла трубку. Звонил Майкл Фарли.
– Как наш больной? – поинтересовался он. – Я звонил утром. Ваша племянница сказала, что ему совсем плохо.
– Вовсе нет, – возразила Кристина, – но доктор Бейкуэлл прислал для него сиделку, так что сейчас я свободна.
– Можно мне заехать? Я хотел бы завезти ему персиков – надеюсь, он не решит, что я сыплю горящие угли ему на голову?
– Я уверена, что вы так никогда не поступили бы, – сказала Кристина. – Что до Дональда, мне кажется, он им обрадуется.
– Ладно, скоро буду. – Он повесил трубку, не попрощавшись.
– Кто это? – с любопытством спросил Питер, когда Кристина вернулась к игре.
– Мистер Фарли, – ответила она. – Он привезет персики для Дональда.
– Ну и дела, правда? – подмигнул ей Питер. – Обычно Дональд сам рвет их.
Кристину удивило, что Питер осведомлен о вылазках Дональда. Сама она прилагала все силы к тому, чтобы никто ничего не узнал.
– Откуда ты знаешь?
Питер устремил на нее многозначительный взгляд.
– Слышал, как об этом говорила миссис Поттон.
Кристина горько усмехнулась.
– В деревне невозможно что-либо утаить, да?
– Миссис Поттон знает все, – сказал Питер. – Кроме того, ее сын работает в Маноре.
– О, вот как?
– Да, и знаете, что он говорит?
– И что же? – Кристину охватило любопытство, хотя она подозревала, что правильнее было бы не поощрять пересказ местных сплетен.
– Он говорит, – ответил мальчик, – что мистер Фарли влюблен в вас.
Кристина в сердцах отшвырнула карты.
– Питер! – возмущенно воскликнула она. – Я запрещаю тебе говорить такие вещи.
– А я их и не говорю, – тут же ощетинился Питер. – Их говорит Джим Поттон. Он сказал своей матери, а я услышал, как она сегодня утром сказала миссис Бейкуэлл, которая принесла бульон для Дональда.
– Это ужасно! – продолжала негодовать Кристина. – У них нет права обсуждать меня.
– А это так? – спросил Питер.
– Что так? – не поняла Кристина.
– Он влюблен в вас?
– Нет, естественно, нет. Все это пустые, грубые сплетни, и ты не должен их слушать.
Питер тасовал карты, словно обдумывая что-то, а потом вдруг заявил:
– Если бы вы вышли за мистера Фарли, мы бы все переехали в Манор – это было бы здорово.
Кристина уставилась на него, от возмущения утратив дар речи. Впервые с приезда в «Четыре ивы» у нее появилось настоятельное желание отлупить Питера. Неожиданно она рассмеялась.
