Рита подумала: до чего же он еще юный, и почему он выбрал себе такую ужасную профессию? Все время сталкиваться с убийствами… Риту передернуло невольно. Последние дни дались ей так нелегко! Она не смогла бы выдержать дольше…
— Дело в том, что этот подлец звонил вам, — сказал мальчик-следователь. — Так что опознать его голос сможете только вы…
— Вы хотите сказать, что поймали его?
— Да, — кивнул мальчик. — Ваша подружка не первая его жертва… Он у нас тип высокоинтеллектуальный… Его вообще интересуют телефонные знакомства, так сказать. Сначала-то он выбрал девушку из «Услуг по телефону». Сами понимаете, какого характера были услуги… Вторая жертва оказалась психологом с телефона доверия… А потом ему понравились вы, Маргарита Александровна. Только вот не видел он вас, потому немного напутал… Так как, послушаете кассету?
Она кивнула.
«А что ты сделаешь, если услышишь голос Сережи?» — вкрадчиво спросил внутренний голос.
Рита была сейчас готова ко всему — или ей казалось?
Она долго слушала шипение, а потом появился голос.
Она сразу узнала его — как это ни странно, но иногда это случается. Память сама напоминает, где и когда ты уже слышала это придыхание, и интонацию, и — смех…
— «Привет, цыпочка… Сегодняшнюю ночь проведем вместе… вместе… вместе…»
Нет, на этот раз голос рассказывал о другом.
Но Рита все равно слышала именно эту фразу.
— Это он звонил, — сказала она.
— Спасибо, — обрадовался следователь. — Значит, теперь он у нас в кармане, подонок…
Рита поднялась.
— Простите, а я не могу его увидеть? — тихо попросила она.
Следователь немного помолчал, обдумывая ее слова.
— Зачем вам это нужно? — спросил он. — Мало ли как это потом отразится на вашей психике… Тип достаточно неприятный.
— Ничего, — упрямо покачала она головой. — Мне это важно… Пожалуйста.
Он достал папку, извлек оттуда фотографию.
— Пожалуйста…
Она смотрела в эти рыбьи, холодные, пустые глаза. Смотрела долго, пытаясь понять, как же этот человек смог так обмануть ее.
Как она могла обмануться, совместив два лица в одно…
Сейчас она испытывала самые разные чувства — боль, страх, ненависть и — радость.
— Спасибо, — протянула она фотографию.
— Маргарита Александровна, вам совершенно нечего бояться теперь, — проговорил следователь, поднимаясь. — Самое страшное уже позади…
Она кивнула.
«Да, все уже позади, — подумала она. — Не только страшное. Светлое — тоже…»
Она шла по улице, и мысли в голове путались, сбивались, были свинцовыми.
«Почему это со мной случилось?.. Наваждение. Образ убийцы смешался с Сережиным. Я поверила этой женщине. Моя обида оказалась сильнее разума. Но ведь и в самом деле она это сказала. И Сережа… Он вышел вслед за Машкой. Он же вышел за ней! А потом отказался идти на кладбище. Как преступник. Как…»
Она пыталась убедить себя в том, что ее подозрения были обоснованными, хотя внутри себя уже понимала — она была не права. Нет.
«Я с ним должна была поговорить. Я должна с ним поговорить! Я с ним поговорю…»
Она остановилась. Щеки были горячими, мысли туманными и свинцовыми.
Горе затопило сознание, вот она и попалась в ловушку…
— Как же мне выбраться теперь? — произнесла Рита вслух, поднимая глаза.
Прямо перед ней высился высокий шпиль церкви.
* * *
Церковь была старая. Сколько Рита жила на свете, эта церковь стояла. Однажды она зашла сюда — вместе с одноклассницей Галкой, было уже поздно. Пока они ходили и таращились на иконы, церковь закрыли. Рита до сих пор помнила собственный страх. Полумрак, старческие лица нищих, оставшихся тут на ночь, и Галкино беспечное «и что же, переночуем тут…». Правда, их оттуда все-таки выпустил церковный сторож, но детский ужас остался надолго. С тех пор Рита катастрофически боялась церковного полумрака. И каждый раз, когда ей хотелось туда зайти, она вспоминала то, давнее, происшествие. Но на этот раз она зашла.
Пересилила себя.
Служба давно закончилась. Рита была почти одна — только она да женщина у свечного ящика.
Купив у нее свечу, Рита подошла к образу Богоматери и поставила свечу. Сначала свеча накренилась, попытавшись упасть. Рита увидела в этом дурное предзнаменование. «Господь даже моей свечи не хочет принять», — подумала она, глотая слезы.
— Вы неправильно ставите, — услышала она за своей спиной тихий голос. — Позвольте, я вам помогу…
Она обернулась. Молодой священник с мягким взглядом осторожно забрал из ее рук свечку и поставил ее.
— Как вас зовут-то? — поинтересовался он.
— Рита… Маргарита.
— Господи, помилуй рабу Божию Маргариту и помоги ей перенести боль…
Она подняла на него удивленные глаза.
— Откуда вы знаете? — прошептала она.
— Немудрено понять, что вас сюда привело, — улыбнулся он ей. — Вы, надо думать, пережили утрату. И наделали ошибок… Так ведь?
Она кивнула:
— Так…
Она попыталась улыбнуться — а вместо этого глаза наполнились слезами.
— Вы не стесняйтесь, поплачьте, — сказал ее невольный собеседник. — Здесь можно. Даже нужно. Матушка Пресвятая Богородица лучше других слезы осушить умеет… Сама такое огромное горе пережила…
Рита посмотрела на тонкое юное лицо — глаза, опущенные вниз, детский овал лица… «Ма-туш-ка», — повторила она про себя. Да ведь это почти ребенок…
— Это «Умиление», — пояснил священник. — В этот момент явился ей Ангел и предсказал судьбу… Помните? «Да будет по слову Твоему…» Вам тоже надо поучиться смирению. Иногда кажется — Господь несправедлив, Он карает меня… А Он просто пытается исправить жизненный путь. Научить нас мужеству и доброте. Посылает страдание, чтобы мы могли оглянуться на самих себя и найти себя, притаившихся в самой глубине. Чистых, хороших, добрых… Спрятавшихся, потому что мир сей нас, чистых и добрых, не приемлет. А жить изгоями не каждому хватает сил… Хотите поговорить о своей беде?
Она была застигнута врасплох неожиданным вопросом. Раньше, чем успела сообразить, Рита кивнула:
— Да… Наверное, да.
Она испугалась своего ответа — ей захотелось отказаться от предложенного разговора, уйти, оставить боль самой себе и ни с кем не делиться. Она боялась еще и того, что все происшедшее с ней так отвратительно и сама она тоже отвратительна. Как об этом расскажешь? И еще почему-то было страшно говорить о Сереже — как будто она его теперь собиралась предать…
Но она собралась с силами и начала — сначала с трудом, подыскивая нужные для самооправдания слова, и слова эти были тяжелыми и свинцовыми, как у писателя Андрейчука. Но потом, поняв, что ее слушают и не судят, она освободилась.
