Эйприл оглянулась, словно пытаясь понять, отчего Блэкторн выбрал для подобного разговора именно Централ-парк.
— Ну так начинайте. У вас есть пять минут.
— Благодарю вас, но думаю, что пяти минут для такого разговора будет явно недостаточно. Давайте найдем какое-нибудь местечко и выпьем по чашечке кофе.
Он что, ждет ее предложения приятно провести вечерок? И лучше всего прямо у нее дома?
— Извините, но сегодня Централ-парк располагает меня к беседам, как ни одно место в мире.
— Ну что ж, как вам будет угодно. — Блэкторн пожал плечами.
Эйприл облегченно вздохнула: перспектива остаться один на один с Блэкторном немного ее пугала. Ей постоянно казалось, что, глядя на нее, он думает о чем-то своем, не относящемся к делу. Его взгляд был слишком откровенным, слишком мужским…
— Судя по всему, вы находите свою работу интересной. Или меня ввели в заблуждение? — поинтересовался Блэкторн.
— Ничуть. Мне нравится моя работа. Она интересна и требует много сил. Больше, чем я ожидала.
— Говорят, вы очень хорошо держались первую неделю. Люди приятно удивлены.
Эйприл сразу же решила не обращать внимания на заведомые издевки Блэкторна.
— Я сама приятно удивлена.
— Боюсь, это ненадолго, до первых настоящих проблем. В административной деятельности вам удалось пока преуспеть. Но что будет, когда придет время издавать новые книги, записи, проводить семинары по вдохновлению клиентуры? Вы такая же гуру, какой была ваша мать, Эйприл? Вы можете очиститься и выйти к ним, дабы увеличить число новообращенных и повести толпы страждущих в землю обетованную?
— С трудом представляю себя в этой роли, — пожала плечами Эйприл.
— Я, честно говоря, тоже.
Блэкторн подошел к Эйприл почти вплотную. На нем были черные джинсы и белая футболка. Для мужчины его лет выглядел он неплохо — сорок, от силы сорок два. Эйприл еще раз про себя отметила, что Блэкторн довольно хорош собою. Ей нравилась его спортивная фигура, нравились его голубые-голубые глаза.
— Получается замечательная иллюстрация примера, как слепой ведет слепого. — Блэкторн иронично, даже несколько нахально хмыкнул. — Или, вернее сказать, как слепой ведет немого.
— В самом деле? — Эйприл слегка смутилась — Блэкторн стоял слишком близко. Она поспешно отступила в сторону. — И в каком же смысле я слепа?
— Ну естественно, в переносном. Я говорю о вашей душе. Впрочем, мои предостережения вряд ли вас остановят. К тому же большинство гуру в наше время великие мастера интриг и обмана. Но, судя по всему, вам нетрудно будет перевоплотиться.
— О чем, черт возьми, вы говорите? Выкладывайте начистоту, Блэкторн. Для словесных игр сейчас не слишком подходящее время.
— Вы ведь прямой человек, не так ли? Мне нравится это качество в женщинах.
Эйприл нахмурилась и с вызовом посмотрела на Блэкторна.
— Честная, прямая и целеустремленная, — продолжал он. — За исключением случаев, когда приходится лгать. Вы не замечали, что наибольших успехов во вранье достигает тот, кто кажется нам прямым и честным? И неудивительно, ведь никто не ожидает от него лжи.
— И в чем же солгала я? — тихо спросила Эйприл.
Блэкторн наклонился к ней.
— Вы не солгали. Вы просто не рассказали мне, и никому не рассказали, о своем криминальном прошлом.
Эйприл вздрогнула, словно ее ударили, и отвела глаза. «Вот этого-то я и боялась», — мелькнуло у нее в голове, но она тут же взяла себя в руки.
— У меня нет криминального прошлого, — медленно, чеканя каждое слово, произнесла Эйприл.
— Послушайте, Эйприл, — Блэкторн заговорил тихим, доверительным тоном. — Я не блефую, и я не на рыбалке. У меня имеется копия вашего дела. Хотите на него взглянуть?
— Да.
Блэкторн достал из заднего кармана штанов несколько стандартных листов, сложенных вчетверо. Эйприл, быстро просмотрев их, густо покраснела.
— Так что? — Блэкторн выжидательно поднял брови. — Нечего сказать?
— Я была подростком. Протоколы обещали закрыть для доступа.
— Да, но на дворе девяностые годы. Информационных секретов не существует. Никуда не убежишь, нигде не спрячешься. — Блэкторн взял листы и сунул их обратно в карман. — Вы проходили по подростковой системе в штате Вашингтон, в 1969 году, за убийство без отягчающих обстоятельств. Кажется, вы зарезали какого-то парня.
«Рано или поздно это должно было всплыть», — обреченно подумала Эйприл.
— Мне сказали, что, поскольку нет доказательств, я невиновна, мистер Блэкторн.
— Да, знаю. Вас отпустили. Вы поэтому и не беспокоились о проверке вашего досье? Вы полагали, что оправданные исчезают так просто, без следов?
Словно обессилев, Эйприл опустилась на небольшой холмик, покрытый травой, в нескольких шагах от дуба. Блэкторн последовал ее примеру.
— Не будем впадать в шоковое состояние, договорились? Ведь можно было бы предположить, что я весь выложусь, но докопаюсь до вашего дела. Хотя мне и самому не верится, что полиция Анахейма и федералы не сделали этого до меня, в самом начале расследования. Должен признаться, что копать пришлось довольно глубоко. Но мой компьютерщик большой дока в своем деле. — Блэкторн помолчал. — Не хотите рассказать?
— А у меня есть выбор? — подняла голову Эйприл.
— Нет.
Услышав это короткое и четкое «нет», Эйприл вдруг поняла, что ей уже не страшно рассказывать о случившемся много лет назад. Стало легче не надо было больше бояться.
Эйприл твердо взглянула в глаза Блэкторна:
— Да, я заколола его ножом для разрезания бумаги. Знаете почему?
— Кажется, знаю, — медленно произнес Блэкторн.
— Нет, не знаете. — Эйприл крепко сцепила руки. — Мой адвокат, очень хороший адвокат, построил свою защиту на том, что этот человек, его звали Мигель, пытался меня изнасиловать. Это была не моя интерпретация — адвоката. Я же говорила о том, что Мигель пытался меня убить. Так я думала тогда, так я думаю и сейчас.
— Рассказывайте.
Эйприл живо вспомнила комнатушку на чердаке многоэтажного дома с видом на монумент Вашингтону. Она любила сидеть у раскрытого окна, подставляя прохладному утреннему ветерку свои распущенные волосы и представляя себя на самой верхушке монумента, взирающей на всех и вся с высоты птичьего полета. Эйприл не раз бывала на верхней смотровой площадке монумента и потому знала, насколько далеко оттуда виден мир. Тот мир, в котором она может стать кем захочет. В ее мечтах не было ничего невозможного.
— В шестнадцать лет я убежала из монашеского пансиона в Коннектикуте, куда меня определила мать. Наша настоятельница была суровой женщиной, считавшей, что Господь послал ее в этот мир с миссией избивать всех своенравных девочек до полусмерти. Я ее ненавидела.
