– Знаешь, а мне он даже вроде нравится. Он придает тебе вид человека, с которым не стоит связываться. Типа Чарльза Бронсона.
– У Чарльза Бронсона тоже шрам?
– Нет. Но лицо у него такое, будто он там есть. Естественно, для того чтобы вся картина выглядела законченной, не хватает нескольких мазков. Знаешь каких? Вот ты лежишь в своей детской кроватке, над тобой горит ночник-гномик, на книжных полках комиксы про Арчи и Веронику, а рядом аккордеон, на котором ты забавлялся целый месяц. Мамочка уже принесла тебе кружку теплого молока? Да, такая картинка запросто посылает к чертям мужественный образ Чарльза Бронсона, мужчины-со-шрамом-на-лице. Правда, ты можешь компенсировать потерю, начав хромать, и это вполне вероятно, после того как снимут гипс. В таком виде, со шрамом и хромой ногой, тебе гарантирована победа в любом процессе. Люди просто побоятся идти против тебя. Они решат, что если не ты лично переломаешь им колени, то, значит, поручишь это кому-нибудь из своих сотрудников… – Сара на мгновение смолкла, посмотрев на брата. – В чем дело? Меня раздражает твоя манера смотреть.
– Вот как? А меня раздражают твои упражнения в красноречии. Могла бы сразу приступать к делу, из-за которого пришла. Я уже давно понял: когда ты заводишь свою шарманку, за этим всегда что-то кроется, и мне нужно только запастись терпением, чтобы ты начала подходить к сути.
Сара смотрела на Марка, и лицо брата расплывалось в ее глазах, наполнявшихся слезами.
– В последние дни я что-то плачу не просыхая, – негромко пожаловалась она. – А если и не плачу, то едва-едва сдерживаюсь.
Вытянув руку, Марк нежно положил ладонь на ее шею.
– Вот еще новости. А почему бы тебе и не поплакать? Хватит сдерживаться. Ты борешься с собой всю жизнь. Неужели еще не устала?
– Прошлой ночью я ходила в гей-бар, Марк. Познакомилась там с девушкой, похожей на Белинду, вышла с ней вместе на улицу и позволила ей делать все, что она хочет.
– Так?
– Черт возьми, неужели тебя даже этим нельзя пронять? Я занималась любовью с женщиной прямо на улице, сама не знаю почему!
– Не знаешь? Ты в этом уверена? – Он погладил Сару по руке.
– Это что, допрос? – спросила она, отталкивая руку брата. – Я откровенна с тобой, как ни с кем, а ты…
– Похоже, что Снежная королева наконец начинает таять, – мягко сказал Марк.
– Что?
– Сара, ты долгое время правила своим замерзшим, ледяным царством. Фактически ты превратила в него весь мир, в котором живешь. Теперь, когда эта замороженная пустыня начинает таять, ты не знаешь, что тебе делать, куда идти, кого впустить к себе. Значит, приходится экспериментировать. Так и должно быть, разве ты сама не видишь? Пока мы учились различать, кому стоит открыть свое сердце, а кому нет, ты была занята написанием пособий о том, как лучше построить новую ледяную стену вокруг себя. Но теперь-то тебе нужно что-то делать, вот и все. И ты что-то делаешь. Но это вовсе не значит, что то, что ты делаешь, ошибочно и неверно, я и раньше пытался тебе это объяснить. Смотри на это как на приключение, авантюру, если хочешь. Ты сейчас как бы вышла на охоту, как Артемида в греческом мифе, а дичь, за которой ты гонишься, это попытка понять, какие ощущения будит в тебе прикосновение другого человека, присутствие постороннего в твоем царстве. Ты учишься воспринимать людей – пол здесь не имеет никакого значения.
– А если меня это смущает?
– О каком смущении ты говоришь? Лучше бы назвать это открытостью. Или гибкостью? То есть словом, которое не выводило бы тебя из равновесия.
Сара обвела взглядом комнату. По стенам висели спортивные награды и вымпелы, фотография Марка в футбольной форме. На снимке у него было то же выражение, что и сейчас, – казалось, глаза его говорили: «Расслабься. Подобные вещи объясняются совсем просто».
– Послушай, – сказал Марк, – я хочу тебя кое о чем попросить.
– Ну?
– Возьми этот сандвич и спусти в унитаз, иначе мама наверняка обидится. А потом попробуй найти мне что-нибудь из фруктов, только постарайся, чтобы она ничего не заметила.
Сара вернулась через десять минут с тарелкой винограда и картонкой шоколадного мороженого.
– Давай посмотрим, есть ли что приличное по телевизору, – предложила она. – Помнишь, чем мы с тобой занимались по субботам после обеда? Разыскивали на одном из каналов дурацкие старые фильмы ужасов – с монстрами, которых тебе всегда было жалко, и наивными красотками, до того занудливыми, что тебе не терпелось побыстрее отправить их на тот свет?
– А мама кричала, чтобы мы лучше пошли на улицу, пока солнце еще не село.
Сара рассмеялась.
– Помнишь, ты тогда вытащил маленький телевизор и поставил его на подъездную дорожку, а шнур протянул в гараж?
– Мама чуть было не рехнулась.
– А что – ведь мы и вправду были на улице, и солнце еще светило. Только мы все равно смотрели телевизор.
Понажимав кнопки на пульте управления, они отыскали ежедневную «мыльную» оперу и развлекались ею целых пятнадцать минут, а потом по другой программе посмотрели кусок «Медового месяца». Заглянувшая в комнату Клэр остановилась у порога, с улыбкой глядя на своих детей, вновь оказавшихся под родительским кровом, – ее прежние дети. Наконец-то этой ночью она заснет счастливой, наконец невероятные мечты начинают осуществляться.
Вечером того же дня, уже покидая родительский дом, Сара замерла на мгновение у нижней ступеньки лестницы, вслушиваясь в тишину. Царившие здесь в былые времена звуки – гомон детей, включенные на полную мощность магнитофоны и стереопроигрыватели, телефонные звонки (отец вечно жаловался, что их слишком много) – все уже давно смолкли. Сара знала это, но когда бы они с Марком ни возвращались сюда, всякий раз им хотелось хотя бы памятью своей услышать их вновь. На ковровую дорожку упал поздний солнечный луч, в воздухе была разлита такая неподвижность, что Сара боялась выдохнуть. Мать задремала, отец тоже клевал носом, сидя у телевизора. Вот что бывает, когда на плечи начинает давить груз прожитых лет, – в доме воцаряется тишина, как на кладбище. Глаз начинают резать досадные мелочи: кое-где перекосившиеся оконные рамы второго этажа, сама по себе включающаяся вдруг электрическая сушилка для одежды, каждые два часа впадающий в сон хозяин дома, хозяйка, жалующаяся на артрит. Вот и с Марком сейчас тоже не все в порядке. И дело даже не в сломанной ноге, шраме на лице, главное – раны души, Саре известные, но не подлежащие упоминанию. Последняя девушка попросту обманула Марка и дала ходу; это случилось восемь месяцев назад, и все последнее время он оставался в одиночестве, пряча боль в глубине быстро постаревшего взгляда.
