— Подальше, — повторяет она с резкостью в голосе.
Она убирает сливки, а затем пересекает кухню, чтобы встать на противоположной стороне острова. Ноутбук захлопывается у меня в руках, и Джордан предстает передо мной с улыбкой на лице, но при этом не выглядит счастливой.
Женщина держит свою кружку двумя руками и наклоняет голову.
— Две минуты твоего времени.
Я свирепо смотрю на нее.
— Где ты был?
— Ты задаешь слишком много гребаных вопросов, — рычу я.
— Ты избегаешь многих гребаных вопросов.
— Я ходил в спортзал.
Ее брови сходятся вместе.
— Куда?
Я подбородком указываю на дверь.
— С другой стороны от лифта.
— И что потом?
— Принял там душ, вернулся домой и немного поработал. — Предугадывая ее следующий вопрос, я отвечаю на него прежде, чем она успевает задать: — Я проспал несколько часов на диване в своем кабинете.
Она издает жужжащий звук.
— Почему не лег в постель?
— Потому что.
— Это не ответ.
— Это тебя не касается…
— В самом деле? — Она с такой силой хлопает кружкой по столешнице, что жидкость выплескивается через край. — Я беспокоилась, поэтому это, безусловно, касается меня. Что, черт возьми, произошло прошлым вечером?
Поворачиваю голову, смотрю в окно и чертовски хочу оказаться где угодно, только не здесь. Почему она настаивает на том, чтобы задавать так много проклятых вопросов? Почему не может просто довольствоваться тем, что я ей даю?
Джордан тяжело вздыхает.
— Когда мне было тринадцать, моя мать однажды вышла из нашего трейлера. — Она завладела моим вниманием. — Уехала со своим дилером и отсутствовала целый месяц. Я была одна в том дерьмовом трейлере, выпрашивая еду у соседей и подбирая любую случайную работу в трейлерном парке, чтобы заработать достаточно денег для торгового автомата. Когда она вернулась, знаешь, какими были ее первые слова?
Я не отвечаю, в основном потому, что застрял, представляя ее девочкой, испуганной, голодной и одинокой, и мне это не нравится.
— Она посмотрела на меня и сказала: «Господи, ты все еще здесь?». — Джордан ставит локти на стол и опирается на скрещенные руки. — Я говорю тебе это, потому что понимаю, каково это — иметь испорченного родителя.
— Что ты сделала? — Обычно я не очень люблю слушать жалостливые истории людей. Мне никогда не нравились люди, которые играют роль жертвы. Но она говорит о своем прошлом не так, будто жалеет себя или ищет сочувствия. Она говорит все это очень буднично.
— Я убралась оттуда так рано, как только смогла. Оставалась у друзей, пока не исчерпала их гостеприимство и, наконец, оказалась в величайшем городе мира.
Джордан выпрямляется во весь рост и потягивает кофе.
— Уход — для меня не вариант.
— Ты не ладишь с отцом?
— Ладил, когда он впервые взял меня к себе.
— Взял тебя к себе? — выдыхает она. — Откуда?
— В основном приемные семьи. Моя мать покончила с собой, когда мне было шесть лет.
Она скользит рукой по столешнице ко мне, как будто хочет прикоснуться, но мои руки сжаты на коленях.
— Мне так жаль. Почему приемная семья?
— Имени Августа не было в свидетельстве о рождении. Государство пыталось выследить моего биологического отца в течение многих лет, пока я переезжал из дома в дом и в конечном итоге в детскую психиатрическую больницу.
— Что? — шепчет она.
— Они проверяли меня, чтобы попытаться выяснить, что со мной не так, почему я не разговаривал и почему у меня были эти эмоциональные вспышки. В конце концов, они нашли Августа, и он вел себя так, будто никогда не слышал о моей матери. Затем пришли результаты тестов, и стало понятно, что я одарен, у меня IQ гениального уровня… Он взял меня к себе и относился ко мне как к своему единственному и любимому сыну, что бесило близнецов. Они безжалостно дразнили меня. Август сказал им, что обменяет меня на них, и они окажутся в дурдоме вместо меня.
— Ну и мудак.
Она не ошибается.
— С тех пор они стали ко мне добрее.
— Уверена, что так оно и есть. У меня возникло чувство, что они обижены на тебя. Теперь я понимаю, почему. Август использовал тебя как инструмент дисциплины. — Она щурится. — Но это не объясняет, почему ты не можешь уйти. Ты больше не ребенок, которому нужен дом.
— Когда отец взял меня к себе, он занимался коммерческой недвижимостью. В тринадцать лет я начал проектировать здания и инфраструктуру для развлечения. Я не мог контролировать свой нрав, поэтому не ходил в традиционную школу. У меня были частные репетиторы, но я был умнее большинства из них. В пятнадцать лет я проектировал здания, и Август вложил в меня деньги и основал «Норт Индастриз».
— Значит, ты чувствуешь себя в долгу перед ним?
— Не только перед ним. У нас работает более тридцати пяти тысяч человек по всему миру.
— Срань господня, — шепчет она.
Я киваю.
— Теперь ты понимаешь.
— Да.
— Хорошо. Мы закончили? Мне нужно в офис. — Я встаю и беру свой ноутбук.
— В офис? Сегодня же воскресенье.
— Я работаю каждый день недели.
— Почему?
Что за странный вопрос.
— А почему нет?
Она вздыхает.
— О, ну, не знаю, может взять день, чтобы подзарядиться? Отдохнуть? Повеселиться немного?
Я чувствую, что хмурюсь.
— Мне ничего этого не нужно.
— Всем требуется отдых! — Ее серые глаза искрятся чем-то озорным. — Дай мне сегодня показать тебе.
Я уже качаю головой.
— Я не могу.
— Во второй половине дня?
— Нет.
Она задумчиво жует нижнюю губу, и ее лицо снова загорается.
— Тогда сегодня вечером. — Что бы она ни увидела в моем лице, это заставляет ее нахмуриться. — Да ладно, ты не можешь взять отгул на один вечер?
— Я могу быть дома в шесть.
— Четыре.
— В пять тридцать.
Она протягивает руку.
— Сойдемся на пяти?
Черт, она такая милая. Я никогда не видел, чтобы человек был так взволнован из-за такой малости. И, черт возьми, если это не заставляет меня почувствовать себя немного легче. Я пожимаю ей руку.
— Договорились.
— Ура! — Она огибает остров и бросается на меня. Крепко обнимает меня за талию, прижавшись щекой к моей груди. — Ты не пожалеешь об этом.
Я обнимаю ее в ответ и прижимаюсь носом к ее волосам. Она всегда так хорошо пахнет.
— Уверен в этом.
Джордан откидывает голову назад и прижимается губами к моим губам. Это ощущение посылает волну тепла вниз по моей спине, собираясь между ног.
— Мне нужно идти, — говорю я, а затем наклоняю голову для глубокого поцелуя.
На вкус она как кофе и зубная паста, сочетание, которое я бы не счел заманчивым, но на губах Джордан ощущается как рай.
Ее руки скользят по моей спине и вниз, хватая меня за задницу.
— Могу я соблазнить тебя остаться?
Прижимаю ее спиной к острову и снова целую. Посасываю ее язык, сжимаю ее губу зубами и рычу, когда женщина тает рядом со мной. Еще один долгий, глубокий поцелуй, и я хватаю ее за волосы, чтобы разомкнуть наши губы.
— Но мы договорились на пять часов.
Она разочарованно фыркает.
— Отлично. В пять. А теперь иди, пока я не сорвала с тебя одежду и не набросилась.
Я отступаю и поправляю брюки.
— Прибереги это на вечер.
— Нет. — Подпрыгивая, она обходит остров к своему кофе. — У меня другие планы на сегодняшний вечер.
Не могу поверить в то, что чувствую, но мне трудно уйти. Так вот какими должны быть воскресенья? Секс на кухне, за которым следует день… чего? Даже когда я нахожусь в хижине, у меня есть список вещей, которые нужно сделать — вода, дрова, еда. А когда у меня заканчиваются дела, я делаю приманки, охочусь, делаю ловушки для рыбы. Редко бывает период простоя.
Не знаю, что задумала Джордан, но она меня заинтриговала.
Я вхожу в свою парадную дверь ровно в пять часов. Первое, что замечаю — все огни выключены. Второе — запах чего-то вкусного, готовящегося на кухне.
