интереснее.
Думал об этом целый день, о том, сколько труда она вложила, а я, как последний мудак, чуть было не отобрал все это из-за упрямства и прихоти. Хорош же я был. И если по трезвости еще сдерживался, то немного выпив с приятелем и его женой, размяк окончательно, решив перед ней извиниться за свое паскудное поведение.
А потом она открыла дверь. И я ее увидел. В шелковом халате, с мокрыми волосами, на пороге её дома. Такую красивую и такую желанную. Я одурел от нее, вспомнив, как трогал, ласкал, как сладко трахал. Татьяна не поддалась, даже не впустила. Все, что мне оставалось — бесконечно прокручивать этот образ в своей голове. Утром, как последний ишак, написал сообщение и получил матерную картинку в ответ. Долго смеялся. Но умный говорит, что знает, а сумасшедший не знает, что творит. Поэтому я просто приехал к ней, решив не обращать внимания на ее отказ. А там… Эта вонючая терракотовая тачка. Снова. И все. В меня будто шайтан вселился.
Ее нежная кожа, аппетитно округлые формы, губы — кисло-сладкая освежающая мушмула с абрикосовой ноткой, все это достанется уроду Заболоцкому.
Внутри клокотала обида, а сердце наполнилось жгучей ревностью. Я чуть было не сдох от дичайшей чёрной зависти. Никогда ничего подобного по отношению к женщине не испытывал. Дальше я просто ничего не помню, все будто в тумане. Очнулся, когда Таня барабанила по стеклу моей машины, требуя прекратить таранить машину ишака — маркетолога.
Сегодня я приехал уже без предупреждения. Когда первая волна ревности схлынула, осознал, что Татьяна Сергеевна нагнала мужиков к шести часам вечера специально, чтобы позлить меня, и я, как абориген из дикого племени, на это повелся.
Больше не дам ей шанса обдурить себя. Обхватив рукой колючие стебли алых роз, выхожу из машины, направляясь к пекарне. Для чувственной и страстной бывшей жены — только красные розы. Время полшестого, она наверняка еще в своем кабинете.
— Да, Махмуд, — по дороге отвечаю на телефонный звонок. — Нет, гуляйте сегодня без меня. Не хочу. Доброго вечера тебе, Махмуд, — отключаюсь.
Быстро прохожу через зал, чтобы не дать возможности ее подчинённым сообщить хозяйке о моем приближении. Полуоткрытая дверь в кабинет меня настораживает. Тянусь к ручке.
— Опять ты без настроения, подруга? — произносит женский голос, слегка визгливый и раздражающий.
— Все нормально. Отчеты давай.
Не захожу, стою и слушаю.
— Я для твоего Айвазова когда-нибудь киллера найму. Освобожу тебя от мучений раз и навсегда.
— Причем тут Айвазов?
Слышится звук колесиков по паркету, как будто кто-то отодвигает стул.
— Я тебя не понимаю, Тань. Макар Заболоцкий — он же просто огонь! Очень сексуальный, высокий, широкоплечий маркетолог с деньгами.
Таня смеется.
— А эти яркие синие глаза? — продолжает её подружка. — Вдобавок ко всему, как он на тебя смотрит! Ты бы хоть трахнула его, что ли? А вдруг он покруче твоего Айвазова в постели? Вон, посмотри на нас с Игнатом. Пока не попробуешь, не узнаешь. Восемь лет прошло! Восемь! А ты мужиков все на расстоянии вытянутой руки держишь. Плюнь на бывшего и трахни Макара! Совет дня!
Дальше они переходят к обсуждению рабочих вопросов. А я все еще стою у кабинета, до боли сжимая колючие стебли роз, и вновь чувствую себя идиотом. Если Таня и была шлюхой, то только в моей больной голове.
Они не любовники… Пока не любовники.
Тимур
— Назар Тимурович?! — столкнувшись со мной в дверях, трусливо лепечет куда-то в область моей переполненной злостью грудной клетки Танина подружка.
— Тимур Назарович, — поправляю сквозь зубы.
Хочется прибить ее за проводимую пять минут назад пропаганду: «Трахни Макара!» Эта фраза все ещё звенит у меня в ушах. Агитаторша хренова. Я б сейчас об стенку чем-нибудь из мебели трахнул, но Тане это не понравится, поэтому из последних сил сдерживаюсь.
— Таня, я в банк поеду. — Оробев обходит меня подруженция по длинной дуге.
— Давай, Ириш, я пока поработаю, — Татьяна равнодушно склоняет голову над документами, берет в руки ручку, начинает усердно писать.
Хотя, конечно, она слышала мое имя, знает, что я пришел, но игнорирует. Был бы здесь Заболоцкий, уже прыгала бы вокруг него. Ноздри расширяются, кровь по венам циркулирует быстрее. Спокойно, Айвазов, твой прошлый приступ ревности закончился захлопнутой дверью. Боль заставляет плакать, любовь — говорить. Ты же приехал наладить контакт, а не ругаться в одна тысяча семьсот тридцать пятый раз.
Выдохнув, вновь смотрю на бывшую. Татьяна невозмутимо занимается своими делами. Вот так, да? Никакой реакции. Ладно, допустим.
— Добрый день, Татьяна Сергеевна, — здороваюсь первым.
— Здравствуйте, Тимур Назарович, вы по какому вопросу в мой кабинет ввалились? — Продолжает она писать, глаз от бумаги не отрывая. — Если по личному, то рабочий день еще не закончился. Если по рабочему, то у нас есть отдел по работе с общественностью, — я слышу звук стержня, ползающего по бумаге. — Можете записаться ко мне на прием у Веры, она на кассе сидит, там, собственно, у нас отдел по работе с общественностью и расположен. Неделю я вашу заявку буду рассматривать и если сочту ее интересной, то мы вам позвоним, — она поднимает глаза, улыбается, — ой, какие красивые розы! Это для одной из ваших блондинистых спутниц? Отличный выбор, ей понравится.
Закончив свою речь, заслуженная артистка турецкого театра Хадживат возвращается к писанине. Спину держит ровно и даже бровью не ведет. Лучше бы орала и издевалась, а то такое паршивое ощущение, будто она все обдумала и решила, что я ей на хер не упал. Нехорошее предчувствие скребёт ногтями по позвоночнику. Прохожу через кабинет и сажусь возле ее стола на место для посетителей.
— Не паясничай, Татьяна, ты же знаешь, что они куплены специально для тебя.
— А что — сегодня 8 марта или день работника пекарни? — Деловито заглядывает она в перекидной календарь. — Так-так, посмотрим. — Шуршит листами. — Сегодня тринадцатое число. День батарейки, день кошки в Японии, день спонтанного проявления доброты, — она поднимает на меня глаза и морщит носик, качая головой. — Ой, нет, это не ваш случай, господин Айвазов.
— Таня, послушай. — Медленно, но верно меня покидает терпение.
Я пытаюсь все исправить, но Татьяна никак не помогает мне.
— Так я же слушаю, господин Айвазов, уже четыре минуты и сорок пять секунд, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять…
— Прекрати, Татьяна! Надо просто поговорить.
Она складывает руки на бумагах, словно ученица в школе.
— Прекратила, разговариваю.
— Цветы возьмешь? — Нелепо сую букет, понимая, что это полное фиаско.
— Зачем?
— Затем, что я
