Когда они выезжают на трассу и машина жадно жрет асфальт, он берется за ее коленко, как часто делает, если за рулем.
Они приближаются к посадке, если судить по снижению скорости и тощей линии деревьев, освещенной фарами. Затем сворачивают к оврагу, в пасти которой зырит мглой низина.
— Рома, зачем это нам тут быть, — запинается Кира, с опаской осматривая голые безлюдные окрестности.
Он усмехается, украдкой взглянув на нее, и даже смеется.
— Что, думаешь наконец-то решил прикопать тебя где-то в лесу? Кто ужин не ест, того сразу в овраг.
Она сопит дикобразом, и откидывается на спинку сиденья со скрещенными на груди руками.
Тачку останавливает недалеко от обрыва и фары не выключает. Кира даже вытягивает шею, чтобы рассмотреть неровные редкими кустами края возвышенности.
Рома что-то настраивает на сенсорной панеле управления.
— На выход. — Он хмурится. — И надо же мешки черные не забыть для твоего бренного тела.
Хлопанье дверью Кира позволяет себе остервенелое.
— Очень смешно. Не могу дождаться услышать, что мы тут делаем.
Он отводит ее от машины, поближе к зарослям посадки по противоположной сторону оврага.
— Лучше увидеть, чем услышать. Мне кажется, знаешь… все, что я говорю тебе, имеет обратный эффект.
Пульс у Киры сигает с внутреннего какого-то трамплина, сердце то рыпается, то замедляется. Карелин проводит большим пальцем по ее щеке. Она уже саму себя вспомнить не может до привыкания к этому прикосновению. Внутри что-то пошатывается, от опьянения и дурманящего прихода адреналина.
Рома вкладывает в ее ладонь ключ-брелок от тачки. Нажимает ее пальцем на одну из кнопок.
Кира глядит в него непонимающим взглядом.
— Смотри.
Машина самостоятельно движется, и движется она к обрыву. Кнопку он ей не позволяет отпустить.
— Что ты делаешь?! Ты… Рома!
Она смотрит на заваливающуюся в низину машину, а он смотрит на Киру.
— Что ты наделал, Рома? Кошмар! Она же разобьется сейчас внизу!
Попытки вырвать руку из кулака он пресекает, удерживая неумолимо крепко.
Он обезумел! Другого объяснения быть не может.
Кира с ужасом вслушивается в треск и скрежет погнувшегося и разломившегося металла автомобиля, который приземляется на дне оврага.
— Вот настолько мне все равно, какой там ебанный штраф и сколько он будет стоить и сколько придется еще расплатиться где-то. Наглядно? Мне тачку не жалко. Это вещь, Кира. Деньги — тоже.
У нее голос барахлит, а по крови несутся мины, оторванные от сердечного якоря-цепи.
— Ты… ты… ты джип угробил, чтобы мне доказать? — практически орет Кира.
— А тебе можно, а мне нельзя? — вскидывает голову Карелин. В темноте, без света фар, остается гадать, что у него там на дне глаз плещется. — Тебе гробить себя можно, чтобы что-то доказать, значит, можно?
Он припечатывает девушку к себе захватом шеи. И целует скулу, слегка сминая кожу щеки.
— Давай вызванивать пацанов, чтобы нас подхватили.
Когда овраг освещают фары тачки Кирилла, лыбящегося при выглядывании упавшей машины, она все еще смотрит в сторону обрыва. В котором Рома угробил три тонны металла ее руками.
Глава 25
Она выгуливает бриллиантовое кольцо на их свидании в известном городском стейкхаузе «Руна». Здесь шумно и людно, но они с Романом в хорошем настроении.
Радости порой тоже приходят не одни. После того, как Кира отправляет на банковский счет цеха сумму штрафа и увольняется по-английски, Морозов подкидывает ей подработку и обеспечивает контакт с еще одним редактором известной интернет-площадки.
Платят не намного больше, чем в цеху — потому что Кира потянет только переводную редактуру нескольких будних дней, а аналитика нужна изданию лишь три раза в месяц — но теперь она работает из дома и когда захочет.
Это начало, говорит Морозов, и советует работать над эксклюзивной аналитикой, качественной и актуальной, которую пока никто оплачивать не будет. Наработать себя имя.
В «Руне» они, можно сказать, отмечают ее удачный старт на новом поприще. Кира знает, что Рома не горит желанием видеть свою девушку в политической сфере, оттого его искренняя поддержка ощущается весомее.
Кира первой замечает его родителей — потому что сидит лицом ко входу в основной зал. И лицо она это удерживает, стараясь никак не выдать неприятный сюрприз.
Он же быстро обнаруживает их присутствие, небрежно оборачиваясь, когда официант, принесшей стейк, уже уходит.
Возможно, Кира не настолько невозмутимая, как она себе представляет, а, возможно, у Карелина-младшего превосходное чутье.
Градус напряжения нарастает. Мэр и его жена замечают сына со спутницей. Роман продолжает трапезу в ординарном режиме, но разок разделочный нож соскальзывает с розового мяса и проходится сталью по тарелке оглушительно звонко.
— Думаю, мы и дома найдем, чем заняться, — решительно говорит Кира, возвращая с колен салфетку на стол.
Карелин смотрит на нее недоуменно.
— С чего это? Мы никуда не уходим.
Она старается не смотреть в их сторону, но тяжело игнорировать, как они обсуждают их с Ромой. Разговор явно сконцентрирован вокруг девушки сына.
Даже десерты толком не удается рассмотреть, как официант с озадаченным видом приносит Кире этажерку с рукодельными шоколадными конфетами и … записку.
Кира из тех ужасных людей, что равнодушны к шоколаду. Впрочем, будь это алмазы, смотрела бы на подарки столь же пораженным взглядом.
Официант даже понятия не имеет, какой шторм намечается, когда наклоняется к девушке и объясняет, что записку и сладости просили передать… вон с того столика.
Она разворачивает записку механическими тугими движениями пальцев.
«Если вам нужна помощь, дайте знать. Мы вам поможем избавиться от него. Вы либо глупы, либо совершаете ошибку».
Да как… как они вообще смеют! Зашкаливающее высокомерие. Спасать они ее собрались.
Она пытается скомкать бумагу, панически разыскивая глазами куда же ее деть, но Рома выуживает записку из беспокойных рук, разрывая ту в процессе надвое.
Он, видимо, читает содержимое несколько раз.
— Это бред, — вспыхивает она и без стеснения смотрит на седовласого мэра и элегантную ученую с возмущением и злостью. — Я же говорю, поехали домой. Бред полнейший.
— Хм, — произносит он, изображая задумчивость. Отпивает еще бренди. — Ты не глупая, но действительно совершаешь ошибку.
Он тоже возвращает салфетку на стол. Откидывается на спинку стула.
Кира нервно сглатывает.
— Правда, мне совсем не нравится этот снисходительный тон по отношению к тебе. Мне это сильно не нравится.
Она даже не успевает его окликнуть, как Роман бросается к отцу и вытаскивает того из-за стола за ворот.
Седовласый мужчина, на удивление, молниеносно реагирует и заряжает сыну прямо в лицо. Оклемавшись, молодой мужчина отбрасывает пожилого в сторону вешалки, где столиков и нет.
Драка принимает серьезный оборот, когда Карелин-старший запускает бутылкой в противника. Роман пятится несколько мгновений, дыша запутанно и вязко.
Будто берет тайм аут. Будто он еще раздумывает.
Его мать бросается к поднимающемуся мужу, у выхода уже маячит охранник, и Кира поднимается тоже.
— Как тебя вообще сюда пускают, — орет мэр. — Среди нормальных людей!
Рома отправляет отца в гущу столиков слева, гневной мощью кулаков по спине. В одно мгновение кажется, что он способен сломать отцу хребет. Никто не успевает ничего поделать. Гости разбегаются по сторонам, а мэр силится подняться из лужи собственной крови.
Она пытается — всеми возможными и невозможными усилиями, — но Кире не удается скрыть испуганный и потрясенный взгляд на Романа. Тот стоит посреди ресторана, взлохмаченный и потрепанный в превосходном костюме, и захватывает кислород всей мощью своего массивного тела. Поднимает на нее воспаленные глаза и вздрагивает.
— Мы уходим, — она выговаривает охраннику слишком резко, когда тот неуверенным шагом направляется к Карелину-младшему.
