дочь воркует со взрослым мужчиной, на отношения с которым изначально стоял запрет, было невыносимо.
– Послушай. Я обещаю тебе, что в течение недели мы все решим. А пока просто поезжай с мамой, если ей так будет спокойнее. Я помогу тебе собрать вещи и провожу до машины. – У него горели сроки встречи с застройщиком, но личные отношения сейчас вышли на первый план. Владимир достал айфон и, к еще большему возмущению Юлии Хованской, прошел на кухню, как к себе домой.
Вика сжала кулаки и с ненавистью уставилась на мать и отчима.
– Я сделаю это только потому, что Вова меня попросил! – сквозь зубы процедила она и бросилась в комнату.
Пока складывала вещи, не проронила ни слезинки. Но внутри все натянулось от напряжения. Желудок скрутился в тугой узел, а голова, казалось, вот-вот разорвется. Никто не имеет права распоряжаться ее жизнью!
Мать тоже молчала. Стояла в прихожей, воинственно скрестив руки на груди, и прикидывала, в какую сумму ей выльется бурная личная жизнь дочери. Хотя, можно ли подкупить Ирину Викторовну после того, что произошло? Очень маловероятно.
Владимир договорился о переносе деловой встречи на час и пришел в комнату. Он один помогал Вике собирать вещи.
– Сейчас поезжай с родителями, – тихо попросил он уже у двери. – А к выходным что-нибудь придумаем.
– Что ты придумаешь?! – Вика начинала осознавать, что ее жизнь рушится на глазах. Мать не позволит ей встречаться с Владимиром.
– Просто верь мне, – он легко коснулся пальцами ее подбородка. – Все будет хорошо.
Вика разочарованно покачала головой. Не станет он терпеть выходки ее матери. Уйдет. И прошлая ночь у него в квартире, скорее всего, была их последней ночью. Стало так плохо, что казалось, сердце разорвется на мелкие части.
– Не уходи, – прошептала она и вцепилась ему в руку.
– Я позвоню тебе вечером. – Он нежно поцеловал ее в губы и нажал на кнопку вызова лифта. – Как только освобожусь, сразу же позвоню.
Эти минуты в лифте, рядом с презрительно смотрящей в пол мамой и отчимом, казались вечностью. Напряжение, повисшее в воздухе, зашкаливало. Вика так крепко держала Владимира за руку, что у него на ладони остались отпечатки ее ногтей.
Сумки с ее вещами погрузили в багажник маминой машины. Вика села на заднее сидение и дверца закрылась. Ей хотелось плакать, но она не могла. Хотелось выпрыгнуть из машины и броситься к Вове, стоящему рядом, но она понимала, что вешаться на шею мужчине будет верхом безумия в ее ситуации. Она просто сидела, выпрямившись и сжав руки, готовая сражаться со всем миром за свои неосторожные чувства, вспыхнувшие ранней весной и переросшие в любовь.
Он стоял у дороги, засунув руки в карманы брюк, и неотрывно следил за машиной, ровно до тех пор, пока она не скрылась в плотном потоке транспорта на улице Жданова, и только потом двинулся в сторону своего авто.
Что не говори, а Ира нанесла свой сокрушительный удар. Не в ее правилах оставлять противнику шанс на победу. Теперь она задействует все имеющиеся в наличии связи, чтобы насолить Вике. А то, что на самом деле вины юной Хованской нет и в помине в том, что Ира выбрала себе в сожители мужчину сомнительного поведения – так разве Ира способна смотреть правде в глаза?
Владимир нахмурился и сел в машину.
«Только на этот раз я не позволю тебе все разрушить, Ира. Ты даже представить себе не можешь, что своими действиями только ускорила то, что могло произойти намного позже», – прищурившись, включил зажигание он, и его машина тоже погрузилась в плотный поток транспорта на улице Жданова.
Вот и Таганрог. Вика вышла из машины, забрала свои вещи, и, не проронив ни слова, захлопнула дверь своей комнаты на втором этаже. Мать закрылась в спальне. Егор вместе с Люси тихо просеменили на просторную кухню. Некогда любимый Викой загородный дом в Таганроге отныне превратился в поле боя.
Вика очень переживала. Еще никогда в жизни ей не приходилось отстаивать свою правоту перед мамой. Мама, ее идеал женщины, к которому она стремилась всю сознательную жизнь, вдруг стала врагом. Сможет ли мама принять дочь после всего, что внезапно открылось и повисло между ними некрасивой истиной?
Егор, пытаясь хоть как-то сгладить острые углы, позвал всех ужинать. Но Вике и кусок не лез в горло. Даже сухое вино не смогло растопить лед между участниками трапезы. Ужин прошел в полном молчании, после чего все снова удалились в свои комнаты.
Вика и Владимир переписывались в телефоне почти до самого утра. Он пытался ее утешить, присылал красивые картинки с сердечками, признавался в любви. Она, наконец, дала волю чувствам и плакала.
«Ты не выдержишь и уйдешь. Я знаю. Чувствую сердцем».
«Не говори глупостей. Если твоя мама расстроена, это еще не значит, что у нас с тобой нет будущего»
«Как ты себе представляешь это будущее? Снова лгать? Прятаться? Она права, я зависима от нее материально. И живу в ее доме. У меня нет никакой самостоятельности. Стоит ей отказаться оплачивать мои потребности, и я стану никем»
«Перестань нагнетать обстановку. Я люблю тебя. Завтра суббота, твоя мама успокоится. Поужинаем вместе? Я знаю одно отличное местечко».
«Конечно».
«Я заеду за тобой в пять. Надень что-нибудь красивое».
«Хорошо».
…Она надела самое красивое платье на это свидание – нежное, кремовое, длиною в пол. Рукава из мягкой ткани едва прикрывали локоть, а глубокий вырез в области груди притягивал, как магнит. Второго сентября погода порадовала теплом, и можно было позволить себе этот красивый наряд с терпкими нотками уходящего лета. Волосы распустила, именно так, как любил Вова – в легком беспорядке они рассыпались по плечам. На шее поблескивали голубые кристаллы из подаренного им колье. Надела туфли на шпильке с открытым носом, не забыла взять с собой пиджак на случай, если ближе к ночи станет прохладно. Брызнула на волосы духи с ароматом цветов.
– Куда ты собралась? – вскинулась в беседке у пруда мать.
– Гулять, – застегивая персиковую сумочку, безразлично пожала плечами Вика. – Или ты мне теперь и выходить на улицу запретишь?
– Это украшение на шее смотрится вульгарно! Где ты его купила?
Вика не ответила.
– Чтобы в десять была дома!
– Приду, как получится, – она передернула плечами и зашагала в сторону ворот.
Психоаналитик сжала в руках бокал красного вина с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Я не смогу ее удержать от ошибок, – наблюдая за тем, как дочь садится в
