— Добрый день, Карина Владимировна, — доброжелательно здоровается Юленька. — Вы к Олегу Константиновичу?
— А к кому же еще? — усмехаюсь я, коротко кивнув ей в знак приветствия.
— У него сейчас небольшая летучка с топ-менеджерами, но, думаю, скоро закончит, — информирует секретарша. — Могу я предложить вам кофе?
М-да, какой облом. Олег занят. Ну что ж, если Юля права и он действительно быстро освободится, то можно и кофе выпить. От десяти минут ожидания не переломлюсь.
— Давай, — соглашаюсь я, опускаясь в большой кожаный диван, и поправляю шубу так, чтобы моя нагота под ней осталась незамеченной.
Юля выходит из-за своего массивного дубового стола и направляется к кофемашине, а я с удивлением подмечаю, что фигура девушки изменилась: грудь налилась, изгибы тела сделались плавными и даже острые плечи приобрели более мягкую форму. Интересно, что с ней случилась? Просто прибавила в весе? Если так, то ей очень идет. Наконец-то она стала напоминать молодую женщину, а не угловатого подростка.
Немного наклонившись, Ефимова ставит на небольшой журнальный столик передо мной чашку кофе на блюдце, а я продолжаю с любопытством рассматривать ее округлившиеся формы. Девушка по обыкновению кутается в безразмерный кардиган, но даже сквозь его плотную ткань изменения ее тела бросаются в глаза. У меня паранойя, или Юля действительно беременна?
Едва я успеваю открыть рот, что озвучить свой пускай не совсем тактичный, но довольно сильно заинтриговавший меня вопрос, дверь кабинета напротив распахивается и оттуда, шумно общаясь на торопливом английском, выплывает делегация мужчин в белых рубашках.
— Кажется, Олег Константинович освободился, — мотнув головой в их сторону, улыбается Юленька.
Отложив свое любопытство на потом, я поднимаюсь на ноги, поправляю шубу и твердой походкой направляюсь в кабинет мужа. Настало время ошеломлять именинника!
— С днем рождения, дорогой, — закрыв за собой дверь, я приваливаюсь спиной к стене и кокетливо оголяю бедро. — Решила не затягивать с сюрпризом до вечера.
Честно? Роль легкомысленной шалуньи дается мне с большим трудом. Особенно в свете того, что в лице Олега читается не столько восторг, сколько тревожное недоумение.
— Спасибо. Ты решила показать мне стриптиз? — муж несколько напугано обхватывает подлокотники кресла, а из его рта вырывается нервный смешок.
Кажется, не я одна испытываю смутную неловкость от происходящего. Но пути назад нет. Надо доводить начатое до логического завершения. В противном случае мой смелый порыв превратится в жалкий фарс.
Эх, по-хорошему перед столь непростой миссией мне следовало бы пропустить один-другой бокальчик вина, чтобы хоть немного настроить себя на романтический лад. Дело в том, что по натуре я больше интеллектуалка, чем развратная кошечка, но на ближайшие полчаса мне нужно постараться об этом забыть.
— А ты этого хочешь? — понижая голос до откровенного флирта, интересуюсь я.
Отлипаю от стены и медленно, словно выслеживающая жертву львица, устремляюсь к столу Олега.
— Эм… Послушай, дорогая, — муж продолжает затравленно вжиматься в спинку кресла, — я ценю твою инициативу, но… Через пять минут у меня совещание с Москвой по зуму и…
Прикусив нижнюю губу, Олег замолкает с явной надеждой на то, что я сама все пойму и таким образом избавлю его от мучительной необходимости объясняться.
Неприятно — это недостаточно окрашенное эмоциями слово, чтобы описать то, что прямо сейчас творится у меня в душе. Досадно? Тоже не то. Может быть, гадко? Да, пожалуй, это оно. То самое слово, которое идеально впишется в контекст моих дискомфортных ощущений.
Мне гадко, тошно, противно от самой себя. Вырядившись как проститутка, пришла соблазнять мужа, а в итоге напоролась не просто на равнодушие, нет… На явное нежелание соблазняться! Думала, он обалдеет, обрадуется, оценит… А у него, кроме растерянности, во взгляде ничего нет. Даже кружевной корсет не сработал.
Поплотнее запахиваю шубу, в которой уже порядком запарилась, и натягиваю на лицо понимающую улыбку. Внутри, конечно, скребут кошки, но закатывать истерику из-за того, что Олег не захотел со мной трахаться, значит окончательно извалять собственное достоинство в грязи. Нет, до скандала я не опущусь. По крайней мере, сейчас.
— Как скажешь, — мой голос звучит на удивление сухо. — Я тогда пойду. Не буду тебя отвлекать.
Надо же, как лихо из развязной совратительницы я превратилась в хладнокровную зануду. Видимо, возвращаться к естественному состоянию всегда легче.
— Карин, — Олег вскакивает с кресла и в несколько шагов оказывается рядом со мной. — Ты не обижайся, ладно? У меня правда очень важные переговоры. Помнишь, я тебе про слияние с Типикал Индастриал рассказывал? Вот это как раз…
— Помню-помню, — отмахиваюсь от его оправданий, потому что прямо сейчас мне как можно скорее хочется остаться одной, чтобы вдоволь погоревать над нескладывающейся супружеской жизнью.
Возможно, совещание мужа по зуму вовсе не выдумка, и он действительно занят, но мысль о том, что при очень сильном желании он бы мог перенести конференцию хотя бы на десять-пятнадцать минут, не дает мне покоя. В конце концов, Олег — начальник, и именно под него должны подстраиваться подчиненные.
— Я сегодня постараюсь пораньше освободиться, — бросает он мне вслед. — Вечером сходим куда-нибудь, хорошо?
Не оборачиваясь, несколько раз трясу головой в знак согласия, а затем пулей вылетаю из его кабинета.
— До свидания, Карина Владимировна, — доносится до меня приторный голосок Юленьки, и я чисто рефлекторно окидываю ее взглядом.
Однако то, что я совершенно случайно замечаю, заставляет меня напрячься и даже сбросить шаг. Ефимова выглядит до странного довольной, а на ее лице читается нечто, подозрительно напоминающее выражение скрытого триумфа.
Что бы это могло значить?
Глава 46
Карина
— Добрый день, Карина Владимировна, — на пороге моего пентхауса стоит Юленька и, прижимая к себе массивный клатч от Боттега Венета, переминается с ноги на ногу.
Невольно подмечаю, что сумка у нее из последней коллекции и стоит немало денег. Не меньше двадцати тысяч долларов. С каких это пор секретарши стали позволять себе такие роскошные вещи?
— Добрый, — с подозрение в голосе отзываюсь я. — Что-то случилось? Олега сейчас нет дома.
— Я знаю. Я пришла к вам, — хрипло выдает она.
Взгляд девушки путается где-то в подоле моего длинного халата, а пальцы, судорожно скручивающие ремешок сумочки, выдают волнение. Она жутко нервничает и боится. Будто на казнь явилась.
— Ко мне? — я изумленно изгибаю бровь.
В области левого подреберья со стремительной скоростью нарастает ощущение неприятной тяжести. Интуиция подсказывает, что внезапный визит Юленьки не сулит ничего хорошего. Совсем ничего.
— Да, — все так же глядя в пол, кивает девушка, и я за неимением альтернативных вариантов действий слегка отступаю назад, пропуская ее внутрь.
Шагнув через порог, по российской традиции Ефимова скидывает ботинки и вслед за мной направляется в гостиную, которую в прошлом году я обставляла с бурным энтузиазмом. Тогда мне казалась, что новая дизайнерская мебель поможет нам с Олегом обрести утерянное счастье. А сейчас вот понимаю, что зря. Ни одна вещь, даже самая дорогая, не восполнит нехватку душевного тепла в доме.
— Я тебя слушаю, — дождавшись, когда девушка робко опустится на край белого кожаного дивана, говорю я. — Что ты хотела?
Стараюсь сохранять спокойствие, но внутреннее напряжение дребезжащим камнепадом колотит по нервам, вынуждая их перетягиваться и дрожать. Черт бы побрал эту Юленьку с ее по-монашески смиренным выражением лица. Зачем строит из себя долбанную Деву Марию? Ведь сюда она явно не в порыве христианской добродетели явилась. Прямо нутром чую, что в грехах каяться будет.
