а не ребенка.
Опа, вот это уже по-нашему, чувствую оттепель в ее голосе.
— Это ты как врач говоришь или как ясновидящая?
На секунду воцаряется молчание, и в следующий миг я слышу звонкий смех. Как, оказывается, красиво она смеется. Понимаю, что впервые слышу, как Оля радуется, и сам не замечаю, что широко улыбаюсь в ответ.
— Макар, ты просто невозможный.
— Сочту за комплимент.
Оля лишь, закатив глаза, машет головой. Она, как мне кажется, немного расслабилась и теперь с интересом смотрит в окно. Дальнейшая наша поездка проходит в уютном молчании, под тихую джазовую музыку, доносящуюся из колонок.
Сворачиваю во внутренний двор офиса салона и паркуюсь на привычном месте. Замечаю, что сотрудники, вышедшие на перекур, быстро прошмыгивают в дверь заднего входа. Нарушают дисциплину, у меня нельзя курить во время рабочей смены. Не потому, что я слишком занудный начальник. Просто мы находимся на верхушке айсберга, к нам захаживают люди такого уровня, что некоторым даже не снилось приблизиться и за сотню метров. Поэтому всё должно быть идеально, в том числе и внешний вид, и даже запах от сотрудников.
Выхожу из машины и хмуро провожаю их взглядом. Заходим с Олей в полутемный длинный коридор, направляемся прямиком в зал. На входе уже дожидается старший менеджер, одетый в темно-синий, идеально выглаженный костюм. Завидев нас, заискивающе улыбается и теребит папку у себя в руках.
Окидываю зал беглым взглядом и подмечаю тех, кто был на улице.
— Скоро приедет клиент, нужно обслужить по высшему разряду.
— У нас по-другому и не бывает, Макар Сергеевич.
Довольно киваю и пропускаю Олю вперед, указывая рукой на лестницу, ведущую на второй этаж. Поднявшись, сразу сворачиваю и толкаю дверь кабинета, захожу внутрь. За моей спиной тихо прикрывается дверь.
— Как ты не устаешь всё время командовать? — слышу приглушенный голос позади себя.
Подойдя к столу, усаживаюсь в кресло и смотрю на Олю, та с интересом изучает пространство кабинета. Подходит к полностью застекленной стене и, отодвинув жалюзи, смотрит вниз, в зал.
— Нравится?
Оля неопределенно пожимает плечами, подходит к кожаному дивану и присаживается на самый край.
— Машины как машины, красивые, конечно, но я, как ты понял, не «гурман»
Странная женщина, внизу стоят малышки стоимостью целое состояние, а ей всё равно. Никак не могу привыкнуть к этой непосредственности.
— У тебя есть мечта, Оля?
Замирает на мгновение, как-то отрешенно смотря сквозь меня.
— Есть, — отвечает с улыбкой.
Наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в стол.
— И о чем же ты мечтаешь, помимо того, чтобы я тебя скорее отпустил?
— Не скажу, — на губах мелькает улыбка, но без капли кокетства.
— Почему?
— Потому что она сокровенная. Да и к тому же я уже немного тебя изучила, ты можешь попытаться ее исполнить, а мне это не нужно.
— Почему?
— Не люблю быть обязанной.
— Или не хочешь, чтобы нас что-либо связывало по истечении договора?
Неопределенно пожимает плечами, отводя взгляд.
— Ты же понимаешь, что можешь попросить у меня что угодно и я дам тебе это. Почему не воспользоваться возможностью?
— В моих мечтах не было и нет тебя. После того как договор закончится, я вернусь к своей прежней жизни и постараюсь забыть всё.
— Зная, что ты мне не безразлична, немного жестоко. Не находишь?
— Зато я говорю правду.
— А если я не смогу забыть тебя?
Внимательно вглядывается в мое лицо и вновь пожимает плечами.
— К сожалению, не всё в нашей жизни складывается, как мы хотим.
— Не обобщай. У меня до встречи с тобой осечек не было.
— Значит, всё бывает в первый раз.
Очень в этот момент она напоминает мне лису.
Мягкую, хитрую, изворотливую. Оля не дразнит, лишь мягко дает понять, что упорхнет из дома — делай, Макар, всё что хочешь, но уже без меня.
— И всё же я хочу для тебя сделать что-то значимое. Это не моральная компенсация. Можешь считать, что это своего рода благодарностью… за брата.
В комнате воцаряется молчание, наши взгляды не отпускают друг друга. Вижу, как Оля лихорадочно обдумывает либо формулирует просьбу. Значит, всё-таки что-то ей нужно.
— Ты можешь кое-что сделать. Что-то очень ценное для меня.
Сцепляю на столе руки, немного напрягаюсь, ожидая ответа.
Чутье подсказывает, что я должен правильно растолковать ее просьбу. Что если сейчас и не решается наше будущее, то мой ответ очень сильно повлияет на его возможный исход.
— Чего ты хочешь? — неожиданно для себя спрашиваю охрипшим голосом.
— Я хочу право. Право выбора, когда придет время.
Откидываюсь на спинку кресла, с интересом рассматривая малышку. В который раз удивляюсь ее смышлености. Выучила уже меня. Знает, на что давить.
Оля твердо и спокойно смотрит на меня, ожидая ответа.
Серьезная просьба, и мы оба это понимаем, учитывая мой характер и желание, смешанное с ненормальной одержимостью полностью обладать ею. Я медлю с ответом, потому что, честно признаться, не готов подарить Оле это право. Но и отказать не могу, потому что тогда точно потеряю ее. Это будет означать, что я в любой момент могу пойти против ее желаний. На тонком интуитивном уровне понимаю, что меня загнали в угол.
И так, и так я в проигрыше. Шах и мат.
Усмехаюсь с явной горечью. Хочется плюнуть на всё и разнести к чертовой матери весь кабинет. Вот сейчас я понимаю, насколько сильно боюсь, потерять эту женщину.
Это не похоть и не прихоть. Это сковывающий мою жалкую душонку удушливый страх. Я могу ее заставить, но понимаю, что не буду счастлив от насилия.
Мы оба не будем.
Всем своим нутром я хочу взаимности. Впервые в жизни мне как воздух необходимо ощущать ее аромат, видеть ее улыбку, слышать счастливый смех.
Дышать ею. Стать ее тенью. Раствориться в ней.
За грудиной болезненно саднит, взгляд затуманивает пелена.
— Хорошо, — роняю глухо. — Обещаю, что у тебя будет это право.
Оля, кажется, не дышит всё это время, лишь тяжело сглатывает и, проведя языком по губам, шепчет:
— Спасибо.
По глазам вижу, что поняла и прочувствовала, насколько тяжело мне было дать согласие. Потому что сейчас я не скрываю того, что творится у меня внутри. Впервые в жизни приоткрывая завесу женщине, позволяя проникнуть под скорлупу.
Встаю и обхожу стол; подойдя к притихшей Оле, присаживаюсь перед ней на корточки и беру подрагивающие ладони в свои руки.
— Я ведь не просто так Оль… Для меня всё это впервые и охренеть как серьезно малышка…
В голубых, словно водная бездна, глазах застыли слезы. Веду пальцем по щеке, стирая влагу. Ее губы мелко дрожат,
