больше не дёргаться.
Так хочу её увидеть. На руки взять. Покачать. К груди прижать. Вдохнуть её запах молочный…
Да и надоела уже вся эта нервотрёпка. Уже хочется определиться и жить нормально, а не как последние семь лет… разрываясь на части…от боли.
Маме, наконец, всё рассказать, обрадовать её…надеюсь.
А то я с ней так и не поговорил. Не знаю, что ей рассказывать. Про ребёнка, — понятно. А что с договором?
Как подумаю, что, возможно, придётся на Зое жениться, так вздрагиваю. Не хочу, — перегорел. И переболел. Сердце больше не откликается. Молчит сердце.
Но ребёнка не отдам никому, тут даже обсуждать нечего.
Нервы расшатавшиеся, в гараже успокаивал. Обломки старого на утилизацию отправил, не хочу больше тот период вспоминать. Забыть его хочу.
Нога больше не болит…
Ещё бы другие проблемы решить.
Мама грустить мне особо не давала, в одиночестве. То накормить ей меня надо, то напоить, то просто посмотреть на меня.
Откроет дверь, голову просунет и стоит, смотрит, а только отвернёшься, порядок начинает наводить. Запчасти, за столько лет, научилась не трогать. А вот чашку мою гаражную, с чайным налётом несколько раз пыталась утащить, еле отбил. Никак не поймёт, что в гараже она такой и должна быть…
Светится вся, как девочка. Похорошела. Стесняется правда, суетится.
В первый день моего приезда, так вообще жениха своего прогнала. Ходила вокруг меня, хороводы водила, никак не могла решиться, рассказать мне о нём. Даже кольцо сняла, которое он её подарил, чтобы я ничего не заподозрил.
Сам попросил её меня с ним познакомить.
Рассмеялась, поняла, что всё знаю.
Посидели мы неплохо с её Семёнычем. Выпили немного, поговорили по душам. Он у меня руки мамы моей попросил, я ему свою не очень весёлую историю поведал. Попросил маму поддержать, если что…
Не осудил. Нормально всё воспринял. Помощь предложил. И удивил, — Светлану Борисовну не понаслышке знает, лично с ней приходилось общаться, потому как сын его старший, много лет приятельствует, как раз, с её сыном.
Подтвердил, что женщина она, и правда, неприятная. Но встречался он с ней крайне редко, в основном с родителями её общался, которые и занимались воспитанием её единственного сына, и который с мамой своей никогда особо близок не был, да и сейчас почти не общается с ней.
Как тесен мир. Знаю вроде об этом, но не перестаю удивляться этому каждый раз.
От помощи его не отказался, мало ли… Тем более, что у него в органах друзей и родственников немало служит, как выяснилось.
Рад за маму. Заслужила она своё счастье.
Погода неожиданно испортилась. Дождь пошёл.
Не сбавляю оборотов, наоборот, выжимаю максимум…
Мокро, опасно, но классно…
Именно то, что мне надо сейчас…
На развилке останавливаюсь, чтобы решить в какую сторону лучше рвануть. Телефон достаю, на карту посмотреть — звонков немерено: от Валеры, Зубайды, даже Пётр отметился.
Набираю последнего позвонившего:
— Зу, что там у вас?
— Блядь, ты куда пропал? Мы обыскались тебя. Дуй давай к Макарову быстро.
— Зачем?
— Не беси меня идиотскими вопросами, — судя по тону, и правда, лучше сейчас лишних вопросов ей не задавать, по опыту знаю, — дуй, говорю, к Макарову, а я парням позвоню, пока Фомин не поднял всех на уши, в поисках тебя любимого.
Глава 43
Пульс грохочет, в ушах звенит, в голове бардак…
Что ему надо от меня? — ни одной идеи.
— Явился, блядь, не запылился, — ласково встречает меня на входе Валера, и я сразу успокаиваюсь. — Мы тут все загсы уже обзвонили…
— Что? — удивлённо на него смотрю, не понимая, шутит он сейчас или серьёзно.
— Как что? — делает удивлённое лицо и разводит руки по сторонам. — Я тут смокинг фильдеперсовый на прокат взял за бешеные деньги, мечтал на твоей свадьбе свидетелем быть, да вот видимо не судьба, — показательно тяжело вздыхает. — Снимай, давай свои говнодавы и иди руки мой, — показывает направление, — с грязными руками тебя до твоей принцессы не допустят. С этим тут строго.
«Придурок» — бурчу себе под нос.
А у самого руки трясутся от волнения, как у алконавта. Никак берцы расстегнуть не получается, вспотевшие пальцы соскальзывают. Хорошо, что Валера отвернулся, по телефону поговорить, не видит моего позора.
Надраиваю руки, ругаю себя, на чём свет стоит: под ногтями бензиновая грязь, линии на ладонях не отмоются ещё долго, — вот чем я думал?
Иду за Валерой. Дышу. Стараюсь успокоиться.
Дверь в детскую открывается, а я как дурак, улыбаться начинаю.
Макаров стоит около детской кроватки с молодой женщиной о чём-то беседует: в спортивных штанах, футболке, босиком, и с пелёнкой на плече. Я его таким никогда и не видел. И если бы не Валера, то мог бы даже и не признать.
Улыбнулся нам, — надо же!
— Любаш, можешь идти пока, мы тут сами справимся, — тепло так обращается к ней.
— Можно я пока в магазин быстренько сгоняю? — спрашивает она.
— Конечно, я сейчас водителю позвоню, — говорит Макаров, а я уже никак не дождусь, когда они от кроватки отойдут.
— Да что вы, тут ехать одну остановку, я быстро. Она даже проснуться не успеет, — бросает ему, и выбегает из комнаты, махнув нам всем рукой.
Иду к кроватке, под чутким руководством Валеры, который меня в спину шпыняет легонечко. Сам думаю, как бы в обморок не грохнуться, засмеют ведь потом. Состояние прям предобморочное: слабость, головокружение, в глазах темно, ноги ватные, — полный набор.
Но вижу её, и всё проходит моментально.
Никогда не видел таких красивых детей. Никогда. Врут все безбожно, когда говорят, что дети рождаются страшненькими, — они прекрасны.
— Можно взять её на руки? — тихо спрашиваю у Макара, поигрывая пальцами от волнения.
— Любаша говорит, что нельзя, когда она спит, — не сразу втыкаюсь, кто такая Любаша, но послушно киваю и прячу руки за спину.
— Документы на тумбочке, — шепчет, показывая головой направление.
— Какие? — не понимаю его.
— Свидетельство о рождении и остальное. Она твоя…
— В смысле, моя? — туплю.
— Свою, я бы назвал по-другому, — усмехается. — и, я слишком сильно люблю эту малышку, чтобы так шутить. Надеюсь, ты разрешишь мне с ней встречаться…
— Ну как ощущения, папаша? — вклинивается в наш разговор Валера, а Нер заворочалась в своём коконе из пелёнок, недовольно покряхтывая.
— Т-ш-ш, — шипим с Макаром на него.
— Да я читал, что дети в таком возрасте не обращают внимания на шум, им можно тяжёлый рок ставить на полную мощь…
— Своим будешь ставить тяжёлый рок, — обрубает его Макар…
— Зоя, где? — спрашиваю, не находя вокруг следов её присутствия…
И тут малышка заплакала…
Интуитивно хватаю её из кроватки, и прижимаю к себе. Ощущения непередаваемые.
