Сладким бальзамом кровь по жилам растекается, когда она замолкает.
Но через минуту начинает рыдать ещё громче…
— Дай её мне, — тянет руки Макар, — она просто тебя не знает ещё.
Мне не хочется выпускать её из рук, но он прав, и я аккуратно передаю ему сладкий комочек.
Но она не успокаивается. Захлёбывается просто плачем. Изгибается вся. Паника нереальная накрывает.
— Может голодная? — спрашиваю.
— Да нет, вот только покушала, — покачивает её на руках, — безрезультатно.
— Может я попробую? — предлагает Валера, а мы с Макаром только головой недовольно мотаем.
— Сейчас Любаше позвоню, узнаю что делать, — вытаскивает телефон, но позвонить не успевает.
Пётр в комнату заходит:
— Что, не справляетесь? — ухмыляется довольно. — Хреновые няньки из вас, — и спокойно так идёт мыть руки.
— Пе-еть, — орём в три голоса и следуем за ним.
— Иди-ка сюда моя красавица, — умело берёт её одной рукой под попку, второй придерживает головку.
Мы притихли.
Смотрит на нас, недовольно головой покачивает и нарочито ласково говорит: — придурки, у неё подгузник переполнен, вас бы в обкаканные штаны всех посадить, посмотрел бы я на вас… — начинает быстро её разворачивать.
Да так умело, что мы стоим все втроём и пялимся на них, как заворожённые. — Учитесь, пока я добрый, — подмывает её не спеша. Макар ему какие-то прибамбасы подаёт: мазики там, кремики разные, подгузники.
Мы с Валерой не лезем. Стоим молча в сторонке, только головы вытягивая. Подсматриваем.
Не мешаемся под ногами, когда Пётр её в кроватку укладывает, чуть на руках покачав.
И так уютно вдруг становится. Спокойно так.
Сидим, тихо переговариваемся. Посматриваем на неё иногда: как она сладко чмокает во сне и как улыбается…
— Где она? — повторяю вопрос.
— Я сделал ей предложение, от которого она не смогла отказаться, — Макар усмехается, и кажется, совсем не расстроен, — она уехала, у неё всё хорошо.
Я молчу, не понимая до конца, что он имеет в виду.
— Думаю, что она вообще пока не готова к детям, — говорит абсолютно спокойно, — не пришло её время.
А до меня, как до жирафа, начинает доходить….
— Она подписала отказ? — уточняю у него.
— Подписала, — подтверждает.
Не знаю, я, наверное, должен радоваться сейчас этой информации, но я не рад. Непонятные ощущения причастности к чему нехорошему, грязному, некрасивому, — оставляют неприятное послевкусие, которое, впрочем, вскоре проходит.
— А договор?
— Я отозвал развод, уничтожили мы договор. Так что ты свободен, Венер.
— Ух… — не знаю, что ему сказать на это. Не знаю, как благодарить…
— Оставишь мне её пока? — не ждёт благодарности, — пока комнату готовишь и вообще… Ты хоть школу молодых бойцов-то прошёл?
— Нет, а в какую лучше? — мне даже в голову такое не приходило.
— Пошли вместе, — предлагает Валера, — мне тоже надо.
Да ты что? — не успеваю удивиться, как в комнату вбегает раскрасневшаяся Любаша:
— Ой, как вас много! Не плакала? — окидывает нас всех внимательным взглядом.
«Нет» — все, как один, мотаем отрицательно головой.
— Молодцы какие, даже переодеть её смогли, — восхищённо смотрит на нас, а мы на Петра. — Всё мальчики, можете идти, мы тут сами справимся. И спасибо Станислав за машину, — добавляет, а я опять туплю, не понимая, к кому она это обращается сейчас, втихаря оглядывая присутствующих.
— Та-ак, — начинает Петя, как только мы выходим из детской, — в школу эту, куда он ходил, — показывает на Макара, — не ходить. Хуёвая школа, если вы ребёнку подгузник поменять не смогли.
— Да я растерялся просто, — оправдывается Макар, — разволновался. Ребёнок неделю у меня всего, не освоился ещё, — честно докладывает, как школяр, какой-то. — А ты в какую школу ходил? — серьёзно спрашивает у него, — тот только ржёт зараза.
— Да ни в какую я не ходил. Как-то само всё пришло….даже мысли не было в школу пойти. Но вы можете попробовать, — тычет в нас с Валерой пальцем, вдруг поможет…
— Пойдём Венер со мной, для тусы, — предлагает Валера, — а то я прям волнуюсь…
У меня сегодня день сюрпризов просто. Смотрю на него и не понимаю ничего…
— Я же тебе сказал, я стараюсь, — шепчет мне загадочно…
Ладно, потом уточню, решил для себя.
Я всё ещё не верю, в то, что сейчас происходит. Не верю, что после стольких лет борьбы и лютой ненависти, мы сидим с ним за одним столом и нормально общаемся.
Не верю, что он пошёл на это, — отказался от развода, от своей персональной, многолетней тюрьмы и долгожданной свободы.
Ради моей дочери.
Глава 44
Пока лечу в Москву, есть время подумать…
Волнуюсь, конечно. Не знаю, как она меня встретит, как воспримет всё. Я же ведь сейчас не один. Я — отец-одиночка.
Да и вообще, всё у нас с ней непросто складывалось, неоднозначно всё. Не понятно.
Но мне нужна она. Только она, и я сделаю всё возможное, чтобы она была со мной. Навсегда.
И моей дочери нужна мать.
Сразу вылететь не получилось, столько вопросов необходимо было решить, но она ещё там. Я подсматривал за ней. Помогал, как мог, хоть она об этом и не узнает. Не хочу, чтобы знала. Не хочу, чтобы из чувства благодарности со мной была. Хочу всё по-настоящему. Хочу по любви.
В тот день, мы долго у Макара сидели. Разговаривали. Обо всём разговаривали. О нашей непростой ситуации, о Зое, которая так и не изменилась, к сожалению, и, которую, он до сих пор любит.
В полной мере тогда осознал, как мне повезло, что я встретил Николь, у которой каким-то волшебным образом получилось выбить дурь из моей головы.
У меня, как будто, шоры с глаз упали и я увидел свет. И понял, что такое любовь.
Люблю её безумно…
Макар не падает духом, надеется, что со временем его отпустит, и он найдёт свою единственную.
Я тоже на это надеюсь. Он столько сделал для меня. Для нас.
Словами не передать, как я ему благодарен.
Желаю ему, чтобы он уже развёлся, наконец, и обрёл долгожданную свободу. Он отбыл свой срок сполна.
Верю, что получится у него всё, как он задумал. Что вариант с Андреем, — его пасынком, сработает. Что тот сможет подействовать на свою мать и образумить её. Ну а если не сможет, то, что ж, придётся применять к ней её же методы воздействия, — компромат и шантаж. Благо, компромата на неё и на её сына, нарыли предостаточно за этот период.
Очень сильно поменял я мнение о Макарове. Да все поменяли, даже Пётр.
Никогда раньше не думал, что он может быть вот таким благородным, и умеет так беззаветно любить. Он окружил мою дочь такой заботой, что не растрогаться было просто невозможно. Из него бы получился
