кровь бушевала в каждой вене, как часто билось его сердце, но он не мог ничего изменить.
— Давай поговорим.
— Ты очень изменился. Ты больше не тот сильный, уверенный мужчина, которым был раньше. Ты потерял себя, стал совсем другим.
— Наверно… А ты все такая же, и я также сильно тебя люблю. Марина, я не могу без тебя, я жил все это время только тобой. Ты единственная в этом мире, ради кого я вообще живу.
— Это страшно. Ты почти уничтожил самого себя, растворился во мне. Ты убил в себе все то, что делало тебя тобой, все свои представления о мире, все цели, идеалы… — в ее глазах блеснула боль. — Ты разрушил весь свой мир, и сделал его центром меня. То, чего я так боялась, все-таки произошло: луна закрыла солнце, и в твоей жизни не осталось ничего, кроме беспросветной тьмы.
Роман смотрел на нее и понимал, к чему она ведет. Нет, этого Роман бы не пережил. Теперь каждая клетка в его организме взорвалась, и дышать стало почти невозможно. Он опустил глаза в столешницу из какого-то дорогого дерева.
— Я все испортил. Я так хотел, чтобы теперь все было хорошо. Только я опять все испортил. Прости меня, прости меня, пожалуйста.
— Ты ни в чем не виноват, — Марина дотронулась его руки, и Роман снова посмотрел на нее. — Это все я… Я думала, что так будет лучше. Что если я уеду, всем будет лучше, потому что это было правильно, только это было правильно. Я не могла сделать ничего другого… Я не знала, что так получится, мне очень жаль. Рома, я принесла в твою жизнь лишь все самое худшее, я испортила все, что только было можно, но я не хотела.
— Не говори так, — теперь он взял ее руку в свои. — Ты ничего не понимаешь. Не было у меня никакой жизни, пока ты не появилась. Ты показала мне, что значит жить… И я благодарен тебе, и всегда буду благодарен.
Марина отрицательно качала головой, и все больше страшного чувства становилось в ее глазах. Ничего уже нельзя было изменить.
— Прости, но я должна уехать. Я уже взяла билеты. У меня самолет через пять дней, это время мы можем провести вместе, если ты, конечно, хочешь.
— Надолго?
— Навсегда.
Они смотрели друг на друга и молчали. Роман уже почти решился на то, чтобы швырнуть чертовы бокалы в окно, но лишь вздохнул. Навсегда. Страшнее этого слова не существует.
— Так будет лучше, мы не можем быть вместе.
— Нет, не будет, — скорбно произнес Роман. — Я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя так сильно, что ты и представить не можешь. Мы можем быть вместе, я все еще больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой. Неужели ты ничего ко мне чувствуешь?
— Я не знаю, — ответила она. Больно, зато честно. — Если бы я ничего к тебе не чувствовала, то не была бы здесь, но я не стану твоей женой. Я не буду ни от кого зависеть, мне нужна свобода… Я не смогу так жить, да и ты не сможешь.
Роман знал, что не способен изменить своей судьбы, где ее рядом нет и надеется на другой поворот событий было настолько глупо, что сейчас он еле сдерживался, чтобы не залиться истерическим хохотом.
— Помнишь, когда-то, когда мы были незнакомы я говорила, что, на мой взгляд, главное остаться собой до конца? — сказала Марина. — Ты не сможешь быть самим собой со мной, я мешаю тебе, я разрушаю твою жизнь.
— А потом на набережной ты сказала другое. Про то, что я живу дорого, но дорогого в моей жизни нет. Теперь я понимаю, что в моей жизни и не было ничего стоящего, пока не появилась ты. Ты самое дорогое, что было в моей жизни, и я пытался сделать так, чтобы тебе было хорошо со мной. Скажи мне, я заслужил этого? Никогда больше не видеть тебя? Я никогда от тебя ничего не требовал, ничего не просил, принимал все твои решения…
Чем дольше говорил Роман, тем больше боли выплескивалось из ее глаз. Роман ненавидел себя за то, что ей сейчас было больно, но он не мог потерять Марину еще раз.
— Рома, и я благодарна тебе за это. Прими и это мое решение.
Насколько ему было больно в тот момент? Да такой шкалы и не существует. Роман бы безропотно пошел за ней в пекло ада, он бы собственными руками вырезал себе сердце, если бы Марина захотела этого. Она управляла его мыслями и поступками, он не мог сказать ей «нет», только потому что это расстроило бы ее. Роман принял и это ее решение, если ей будет легче навсегда уйти, то Роман будет куда более счастлив, если ей будет хорошо без него, чем Марина пожалеет о том, что осталась.
— Знаешь, — сказала Марина все так же печально, — хуже того, чтобы любить кого-то до одержимости, с полной самоотверженностью и самопожертвованием — это только быть так любимым.
Роман смотрел на нее, на девушку, которой он дарил свое сердце, возле ног которой он был готов валяться, только бы она погладила его по головке. Он хотел дарить ей свою любовь и себя самого до остатка, но ей это было не нужно. Марина осталась независимой, она осталась недоступной для него, и ничто не изменило бы это. Роман не задыхался от обиды, что она не любит его, он уже дышал вполне спокойно. Марина была его божеством, она была идеалом, на который Роман не стал бы обижаться, даже если бы она прямо сейчас проткнула ножом до мяса его ладонь, хотя и тогда бы было не так больно, как принять то, что она исчезнет навсегда.
— Ты так думаешь? — спросил Роман.
— Да.
«В любом случае, мне этого не узнать», — думал Роман. Ему уже не хотелось есть, пить вино и разговаривать. Он собственными руками заживо похоронил себя, а мертвецам все это ни к чему. Марина же быстро преобразилась: на ее щеках выступил румянец от крепкого вина, глаза засверкали неутолимой жаждой жизни, а губы сложились в скромную, но ослепительную улыбку.
— Поехали сегодня ко мне в гостиницу, мой номер, хоть и не дорогой, зато уютный.
Да, у нее было куда лучше, чем в прошлой гостинице. Номер был совсем не большой, зато светлый и с балконом. Если описать его одним словом, то лучше всего подойдет «мягкий». Песочные
