В самолете Карамелька заискивая передо мной пытается увести разговор в сторону пополнения в Никитиной семье. Я конечно рад за парня, но блядь увидеть дочь для меня сейчас важнее.
И только оказавшись на пороге той самой кухни, где однажды отхватил по морде от молодого смазливого парня и сейчас получив от него удивленный но прямой, уверенный взгляд я облегченно выдыхаю.
Мое сердце выравнивает ритм.
Я готов молча выслушать версию каждого, готов к разговору. Не к простому, конечно. Эмоции пока никуда не делись...
- Вы не думайте, у нас с Яной все серьезно – плюется дерзко парень, когда я пересекаю кухню и падаю на стул, расположенный напротив
Наглый взгляд не блуждает по моему лицу, а смотрит прямо в глаза.
Уважаю!
На часах девять, а он уже за компами что-то печатает. Проги пишет?
То, что парень работящий знаю не по наслышке. С Кирюхой они что-то там мутят.
Молча кивнув прожигаю татуированного пацана взглядом.
Ну и что мне с тобой делать?
То, что Янка этого красавчика сожрет с потрохами и не подавится я почти уверен.
Тут, наверное больше за парня надо переживать.
Все мы видели, как херово ему было, когда погибла его девушка.
Но вот именно этот случай и заставляет задуматься и искать минусы в их отношениях.
А не убегает ли он так от прошлого?
Моя дочь, конечно редкостная стерва и я уверен, что разбивает сердца на право и на лево, но… Ей такой участи не желаю.
Пусть, он блядь только попробует так сделать!
Скрип лестничных ступеней заставляет сбросить мысли и повернуть голову в сторону дверного проема, где вскоре вырисовывается моя заспанная дочь.
Внимательно осматриваю ее с ног до головы.
То, что они перед сном не сказки читают кричит ее внешний вид!
Зацелованные губы, покрасневшая шея…
Садины на коленях вообще заставляют сжать челюсть и кулаки.
Даже представлять не хочу, как они у нее появились.
Пару минут прихожу в себя от увиденного, а моя шилопопая Карамелина пытается заполнить неловкую тишину своим совершенно неуместным кудахтаньем.
Она тоже переживает, знаю.
- Ничего объяснить не хочешь? – наконец-то прерываю этот затянувшийся концерт, когда надоедает смотреть, как дочь с воодушевлением принимается натирать чашки.
Наткнувшись на мой взгляд Янка бледнеет и хрипло произносит четыре коротких слова
- Я люблю его, пап…
Слова летят куда-то в черную пропасть и давят. Давят так, что хочется вдохнуть. Не могу объяснить это чувство. Девочка стала взрослой, что сказать?
Морду набить хочется парню и этой сопле по заднице дать, за то что слишком взрослой и самостоятельной себя возомнила.
Но это так... Чертовы эмоции.
По тому, как выступают слезы на испуганных глазах и как расходятся ее ноздри при каждом вздохе вижу- не врет.
Влюбилась…
Перевожу взгляд с Янки на ее парня и
протяжно выдохнув, давлю пальцами на глазные яблоки.
И что мне теперь с вами делать?
Отведя руку от лица возвращаю взгляд на парочку и хочу немного накрошить пиздюлей, так, чисто для профилактики за то что из под тишка, за спиной начали отношения, но ее следующие слова меня, сука, прибивают холодной плитой.
- Я уже все решила, пап… Я хочу остаться…И я останусь! Слышишь! - дрогнув голосом пару раз шумно дышит.- Мама с Ником меня поддержали…
Ее слова оглушающим напором бьют по вискам.
Поднимаю глаза в неверии.
Дрожит, но взгляд не уводит.
На долгие секунды все вокруг погружается в глубокую кому, и я опустив глаза выдыхаю какое-то месиво из эмоций.
Кто? Кто тебя там поддержал?
Хмыкнув качаю головой и вновь на дочь смотрю.
Разъебать бы его... Ника этого...
Ничего не слышу, только вижу перед собой два зеркальных от слез голубых глаза.
Янка не моргая смотрит на меня и тянет подбородок вверх, словно она только что сообщила мне, что Никита выписал ей вольную грамоту. Ну да, до этого ведь она у меня, бедняжка такая, жила в жесточайшем заключении.
Перевожу взгляд в окно за которым палит южное солнце.
Очень стараюсь держать лицо, но кадык нервно дергается.
Ник ее, блядь поддержал!
То есть так, да?
Дыхание перестает слушаться, потому, что внутри что-то неприятно копошится.
Неловкие взгляды в мою сторону больно жгут.
Все же все поняли... Что уж тут!
Ее поддержал отец! А на мое мнение она хер хотела класть!
И чем больше секунд проходит, тем херовее я себя ощущаю.
Курить сейчас хочется больше, чем думать, поэтому встав изо стола молча иду к двери.
Не слышу ни единого звука, потому что в ушах стучит кровь. Вот значит к чему мы с тобой, доченька, приехали?
Просто, мать вашу!
Выскочив на улицу тяну ноздрями горячий воздух.
Машинально поджигаю сигарету и затянувшись горьким дымом, растираю лицо, что бы прогнать чертову горечь, но она въедается в меня намертво.
Заебись ты меня бортанула, конечно!
Из дома слышутся шлепки босых ног.
- Пап… Постой – пищит в догонку догадавшись, что словами только что расхерачила мне все сердце.
- Он значит разрешил, да! – плююсь фразой, затягивая сигарету.
Я по сравнению с Янкой гора! Но сейчас я как чертов хлебный мякиш. Раскис...
Усаживаюсь на ступеньку, стараясь не смотреть в ее сторону.
Засранка такая!
Мается рядом, переминаясь с ноги на ногу.
Я молчу.
Мне не чего сказать.
Наконец-то решается и, хрустнув коленкой присаживается рядом, осторожно тянет ко мне руку и обняв начинает гладить по волосам.
Отодвигаю в сторону сигарету, что бы ее волосы не пропитались дымом.
Не надо ей этих запахов. Девочка же.
- Ну ты чего, пап… Знаешь же, что люблю тебя!
Молчала бы, коза!
Словно ведь петлю на шее затянула.
Ее всхлипы разъедают слух, душу из меня вынимают!
Как же больно-то, сука! Давно такого не было. Очень давно.
Какого хера, Янка? Никогда бы не подумал, что буду делить ребенка… А сейчас…
Ревную!
Кулаки сжав поворачиваюсь и невидящим от слез взглядом шарю по ее лицу.
- С ним значит остаться хочешь, да? Может ОН для тебя теперь папа?
Сказав это хочется откусить себе язык, потому что она сейчас сплошная боль.
Я почти чувствую, как у нее все ноет, потому что у самого сейчас в груди такое месиво, что хоть ори.
Я не могу от нее отвернуться, но и смотреть на ее боль невыносимо.
- Я люблю Тимура просто… Он…Пап…
- Да причем тут твой Тимур…- качаю головой и стараюсь дышать.
Не выходит.
Хуже всего, что ты отца своего приняла. Когда отправлял сюда даже представить не мог, что со мной будет, когда это случится.
Сука! Сука! Сука!
Слов тупо нет! Только тупая, ноющая боль! Одна на двоих.
-Поддержал он ее, видите ли- плююсь желчью.
Янка скулит, и всхлипывая бросается мне на шею.
Дальше мы сидим в тишине. Холодные пальцы на моей шее. Она замерла малюсенькой личинкой, обнимая меня. Не смеет пошевелиться. Боится, что оттолкну.
А как я ее могу оттолкнуть? Она же дочь.
- Папа…- шепчет на ухо. – Я тебя очень при очень люблю. Ты же мой Дед Мороз, помнишь ведь? - последнее ее слово обрывает громкий всхлип и она прижимается ко мне так сильно…
Конечно помню. Все я помню. Все до мелочей.
Как сказки тебе читал, помню, как сандалии со скандалам натягивал, как напилась впервые... Все! Все помню, от этого и болит сильнее.
Пальцы ее дергаются на моей шее, когда я обхватываю ее спину своей ладонью и прижимаю к себе.
- Не де-делите ме-ня пожалуйста…- рыдает мне в футболку.
Блядь!
Тяну ее аромат и замираю. Она пахнет мужчиной.
Моя девочка выросла.
Моя Янка стала взрослой.
В груди по-прежнему лед, но смотреть, как моя мелкая рыдает уже нет сил.
- Попробуй только разлюбить меня! По жопе получишь, поняла – шепчу на ухо и слышу в ответ тихий стон.
- Не разлюблю-у-у-у… Никогда! Никогда! Никогда!
